Чертов дом в Останкино - Добров Андрей Станиславович

Крылов кивнул.

– Хорошо. Вы сказали, что должны писать донесения на имя некоего «Аргуса» и отсылать их в кофейню «Павлин» возле дворца. И я поначалу подумал, что Аргус – это Шешковский, начальник Тайной экспедиции. Но Шешковский весной умер. Дальше мне стоило связать Аргуса и Павлина, но я не сделал это. А это важно.

– Почему?

– Мы все привыкли называть императрицу Минервой. Или, как говорили греки, – Афиной. Да, Афина – покровительница ремесел, домашнего очага, мудрая и честная воительница. И неудивительно, что придворные льстецы хором славят матушку Афиной-Минервой. Но сами ли они придумали этот эпитет?

– А кто?

– Я уверен, что сама императрица и выдумала такое сравнение. Она ведь умнейшая женщина империи. А про ее увлечение литературой я и не говорю. Вот смотрите, римские кесари, недолго думая, обожествили себя. А как покушаться на власть того, кто равен богам? Ведь и власть у них – божественная. Восстав против императора, ты восстаешь против всего Олимпа. Не так ли?

Агата Карловна кивнула и внимательно посмотрела на Ивана Андреевича.

– Но такова ли власть у матушки Екатерины Алексеевны? – спросил Крылов.

– Осторожно, – прошептала Агата. – Вы пошли по очень опасной тропе.

Крылов покосился на девушку:

– Донесете на меня?

– Может быть.

– Черт вас возьми!

Они проехали еще несколько минут в молчании, постоянно хватаясь за борт повозки, когда она подпрыгивала на ухабах. Наконец Агата Карловна сдалась.

– Быть по-вашему. Будем считать, что этот разговор я вела во сне. Задремала по дороге, и он мне привиделся. Прошу вас, продолжайте. Уж больно интересно послушать, какой вывод вы сделали.

– Ага! – воскликнул Крылов. – Вы намного умнее, чем кажетесь. Итак. Матушка пришла к трону на плечах гвардейцев. Эка невидаль! Но хуже то, что она – не прямой потомок Петра, а представляет небольшую Ангальт-Цербетскую династию. Это сейчас власть ее кажется незыблемой, все привыкли видеть в ней Екатерину Алексеевну, а не Софию Августу Фредерику. Но разве не было заговора Мировича, который пытался освободить заточенного Иоанна Антоновича?

– Откуда вы знаете об этом? – спросила Агата.

– О чем?

– О Мировиче?

– Слухи! Сорока на хвосте принесла. И я считаю, что столь бурный культ Афины-Минервы по отношению к Екатерине должен был показать святость императорской власти в России, невзирая на происхождение властительницы. Так мы все привыкли к Матушке – Минерве. А ведь она – далеко не Минерва. И сама это обязана понимать. Во-первых, Минерва, извините, девственница…

– Но-но! – резко оборвала его Агата Карловна. – Довольно об этом. Мысль ваша понятна, и не стоит ее развивать. Продолжайте без намеков.

– Воля ваша. Во-вторых, Матушка царствует. То есть она не Минерва. Она все-таки Юнона, супруга Юпитера. Юпитера у нас, по понятным причинам, нет. Так что она – Юнона Вседержительница.

– Ах, – вздохнула Агата, – я все еще плутаю в вашем древнегреческом лабиринте.

– Не говорите ерунды, – резко произнес Крылов. – Все вы понимаете очень хорошо. Тысячеглазый Аргус повиновался Юноне. И когда Гермес отрубил ему голову, Юнона взяла неусыпные глаза Аргуса и поместила их… куда?

– Да, – кивнула Агата, – на хвост своего павлина. Оттого павлиньи перья имеют на себе рисунок глаза Аргуса.

– Вы шпионка самой императрицы, – твердо сказал Крылов. – Матушка в античной мифологии понимает куда лучше многих самых образованных подданных. Она любит литературную игру. Я потому и не удивлен, что письма вы посылаете в кофейню «Павлин» на имя Аргуса. Там, вероятно, есть тайный кабинет, откуда доверенные люди императрицы, сменившие Шешковского, осуществляют тайный надзор за государственными делами, пресекая заговоры и преступления. И вы – уж не знаю, какими судьбами – одна из доверенных шпионок Екатерины! Прав я?

– Да, правы вы, правы, – скучающим голосом ответила Агата. – Хотя лучше бы вам не доходить до таких опасных выводов.

– И Афанасий, – Крылов указал на спину кучера, – тоже ваш человек, не правда ли?

Агата пожала плечами:

– Я бы сказала, он сейчас ваш человек. Афанасию поручено оберегать вас. И хочу заметить, он делает это, как правило, очень хорошо. Правда, Афоня? – крикнула она кучеру.

Тот кивнул.

– А мой неожиданный камердинер – человек братьев Зубовых.

– Увы, – вздохнула Агата. – Это неизбежное зло. Но не думайте, что Матушка безрассудна во всем, что касается Платона Зубова. Во всяком случае, Гришку я окорочу. Он будет посылать в Петербург только те депеши, которые я продиктую.

– И Крюгер, – поморщился Иван Андреевич. – Его назойливость указывает на то, что он также шпион. Только чей?

– А это – человек Безбородко, – ответила Агата. – Вы принимали за шпиона Безбородко меня, но на самом деле это Крюгер. Личность темная и опасная. Он был изгнан из полка за воровство, отделался легким наказанием, потому что убил на дуэли своего разоблачителя, а других свидетелей либо не осталось, либо они побоялись выступить. Люди Безбородко вышли на него и предложили работу. Но я бы не взяла его даже полы мести – ненадежен.

– Его вы тоже сможете окоротить?

– Я? Нет. Афанасий может.

Крылов крякнул и откинулся на спинку скамьи. Итак, он был окружен шпионами и не мог сделать ни шагу, чтобы об этом не было написано сразу в нескольких донесениях. Так что же за работу он выполняет?

Петербург. 1844 г.

– В тот миг я впервые подумал – а суждено ли мне вернуться в Петербург живым? Не прикоснулся ли я к таким тайнам, за которые человека проще убить, чем позволить ему жить, – сказал Иван Андреевич значительно. – И поэтому твердо решил – надо во что бы то ни стало отвертеться от дальнейшего расследования. Бежать я не мог, но у меня был формальный повод закончить все дела: я узнал судьбу денег из казны, отправляемых в Сухаревскую башню. Теперь осталось только найти таинственный дом в Останкино, взглянуть на него – и все. Повеление императрицы выполнено. А уж потом пускай она посылает своих агентов – да хоть саму Агату Карловну – внутрь, собирать архивные бумаги Нептунова общества, если они ей вдруг понадобятся.

Москва. 1794 г.

– Ну уж нет! – твердо сказала Агата Карловна, когда Крылов изложил ей эту мысль. – Вы и так уже увязли в секретном деле, так что возвращения нет. Лучше расскажите мне подробно все, что узнали. И что привело вас в Лефортово. Особенно интересно, отчего это старик так взволновался, увидев меня. И почему он решил, что мы с вами женаты?

– Этого я еще не знаю точно, – ответил Крылов. – Старик принял меня за своего сына и решил передать мне какую-то тайну его рождения. Вероятно, эта тайна предполагает, что сын не должен быть женат. Или должен жениться только с ведома и соизволения родителей. Правда, он сознался, что не является настоящим отцом, а только отчимом…

– Все равно я ничего пока не понимаю, – сказала Агата. – Итак, я жду рассказа.

И Крылов подробно начал излагать ей все, что происходило с момента, когда они проникли в Сухаревскую башню. Закончил он, когда бричка уже миновала заставу и въехала в Москву. Агата Карловна молчала.

– Итак, – сказала она наконец. – Давайте сведем все воедино. И начнем с самого начала. Петр Алексеевич дает указание построить некую обитель в Останкино. Зачем? Непонятно. Но мы знаем, что в этой обители есть статуи и механизмы. Останкино… Значит, в деле замешаны Шереметевы, ведь это их земли.

– Не надо забывать про Нептуново общество, – напомнил Крылов. – Эта самая обитель напрямую связана с ним. Шкатулка – доказательство.

– Да, – кивнула Агата Карловна. – Нептуново общество назначает Ельгина хранителем обители…

– Нет, – возразил Крылов. – Такого не может быть.

– Почему?

– Судя по рассказу императрицы, обитель построили в семнадцатом или восемнадцатом годах. И если Ельгина назначили хранителем, то ему должно быть более ста лет. Ведь не стал же он хранителем еще до своего рождения!