Сломанная (СИ) - Шнайдер Анна

И он решил воспользоваться рецептом Оксаны. Когда близнецы болели, она делала суп из курицы с вермишелью. Конечно, не только когда болели — этот суп вообще был частым гостем в доме Алмазова-старшего, — но когда болели, то обязательно. Юра удачно помнил рецепт, потому что несколько раз помогал Оксане готовить этот суп, да и ничего сложного там не было. Сварить бульон — не забыть снять пену! — кинуть туда картошку, морковь, лук целиком и вермишель, и всё! А, ещё собственно куриное мясо нужно не забыть накрошить, когда остынет, и добавить в суп. И зелень можно.

Юра не сомневался, что справится, хотя он ни разу в одиночку не готовил такой суп. И действительно — когда часа через полтора Юра пришёл к выводу, что всё готово, и налил себе тарелку, он чуть язык не проглотил, настолько вкусно оказалось. Хотел даже позвать Соню к столу, но посмотрел на часы и решил — пусть поспит ещё немного. Только недавно ведь вставала, бегала в туалет, и даже поинтересовалась, чем это так вкусно пахнет. Юра ещё пошутил, что, раз обоняние работает, значит, выздоровление не за горами.

Но до прихода врача Соня так и не проснулась — пришлось будить, когда через пару часов явилась терапевт из поликлиники. Юра проводил её в комнату к Соне, а сам ушёл в гостиную. О чём говорили врач и девушка, он не слышал, но женщина вышла из комнаты довольная и перед тем, как покинуть квартиру, сказала Юре:

— Вы молодец, всё правильно делали. Следите за тем, чтобы ваша жена больше пила, принимала лекарства и обязательно полоскала горло, не отлынивала.

Услышав это «ваша жена», Юра онемел. Он даже кивнуть не смог на прощание, настолько его поразила эта характеристика…

Жена…

Закрыв за врачом дверь, Юра прислонился к ней спиной и, запрокинув голову, закрыл глаза. В груди отчего-то пекло и ныло, как в детстве, когда хотелось заплакать, но Юра не мог — мальчишка же.

А ещё было приятно, словно ему только что сделали отличный комплимент.

.

Соня вышла из своей комнаты минуты через две — Юра только успел прийти в себя и наконец отлипнуть от двери. Выглядела она неважно, даже хуже чем утром, когда только проснулась, — потому что тогда у неё не было настолько красного, натёртого сморканиями в платок носа.

Но Соня явно переоделась — утром на ней был другой костюм.

— Очень хочу есть, — просипела она, глядя на Юру почти умоляюще. — Ты что-то готовил?..

— Да, — он кивнул. — Суп варил. Идём, я тебя покормлю. Что сказала врач?

— Ничего интересного. Простуда у меня, пить жаропонижающее, полоскать горло и принимать отхаркивающее.

— Схожу, куплю.

— Спасибо, — пробормотала Соня смущённо, а потом неожиданно призналась: — А когда я одна жила, сама ходила в аптеку. Надевала респиратор и ходила. Правда, потом всегда хуже становилось…

— Ещё бы, — возмутился Юра. — А попросить тебе разве некого? Родители, друзья… Неужели никого нет?

— Нет. Мои родители умерли. А друзья… были когда-то, но потом сплыли.

Соня сказала это спокойно, но Юра почему-то подумал, что ей больно вспоминать, и не стал переспрашивать. Вместо этого поинтересовался, помогая девушке сесть на табуретку:

— А ты всегда работала в клининге?

И чуть не упал, когда Соня ответила:

— Нет. Я закончила журфак, как ты, и долгое время писала сценарии для мультфильмов.

41

Юра

Если бы Соня сказала, что раньше, до клининга, летала в космос, Юра бы и то меньше удивился. Представить Соню в скафандре ему оказалось гораздо проще, чем попытаться осознать, что человек, который за неделю ни разу не улыбнулся, мог писать сценарии для мультфильмов.

— Для… детских? — глупо переспросил Юра, застыв посреди кухни с половником в руке. Он понимал, что выглядит нелепо — но Соня всё равно не улыбнётся, даже если он сейчас вытаращит глаза и откроет рот.

— Да. Может, знаешь мультсериал «Барабашки»? Там половина серий по моим сценариям.

Предположить, что Соня может шутить, Юра не мог — поэтому пришлось поверить ей на слово.

Он отвернулся к кастрюле, зачерпнул половником суп, налил его в тарелку, потом повторил это действие — и вернулся к столу с полной тарелкой.

— Уже не горячий, но ещё тёплый, — сказал Юра, поставив перед Соней суп. — Думаю, тебе будет в самый раз.

— Да, спасибо, — кивнула девушка и с энтузиазмом схватилась за ложку. Юра даже залюбовался — на его памяти Соня ни разу не была похожа на человека, который хочет есть. Сейчас впервые была.

— А хлеб будешь? Я, когда утром бегал в магазин, купил свежий.

Соня на мгновение замерла, будто задумавшись, а затем, вздохнув, ответила:

— Давай. Хотя мне, конечно, не следовало бы есть хлеб, и так толстею даже от воздуха, но уж очень есть хочется.

— А я наоборот, — хмыкнул Юра и подал Соне порезанный на толстые куски белый хлеб на тарелке. — Сколько ни ем, не поправляюсь. Был период, когда я почти каждый день питался фастфудом, но совсем не поправился. Желудок только забарахлил, таблетки потом пришлось попить.

Слушая Юру, Соня с аппетитом ела суп вприкуску с хлебом, а потом ещё и чай попросила. И поинтересовалась, когда Юра сделал ей большую кружку горячего напитка:

— А зачем ты питался фастфудом?

— Скорее, почему, — откликнулся парень, вспоминая тот период. — Это было, когда отец подал на развод и ушёл из дома. Мама на время почти перестала готовить, но давала нам с сестрой деньги на то, чтобы мы кормили себя сами. Мне было почти восемнадцать, Маше почти тринадцать — мама считала нас вполне взрослыми. Но готовить нам было лень, да и времени не имелось и умений. И мы ходили лопать гамбургеры и картошку фри. Маша тогда на пять килограммов за месяц поправилась, а она и так худой не была. Отец, когда увидел, за голову схватился, вправил нам мозги и заставил пообещать, что больше никакого фастфуда.

— Интересная у тебя мама, — пробормотала Соня, отодвигая пустую тарелку. — Моя была совсем другой…

— Была?

— Да, её уже давно нет на этом свете.

Соня придвинула к себе чашку с чаем и аккуратно сделала глоток, потянулась за вареньем, и тут Юра решился поинтересоваться:

— А как так получилось, что ты перестала писать сценарии и начала заниматься клинингом?

О своём вопросе он тут же пожалел, потому что Соня напряглась. Юра заметил это по поджатым губам и зависшей в пространстве руке, так и не дотянувшейся до банки с вареньем. Соня отдёрнула ладонь, и Юра, вздохнув, сам подвинул варенье ближе.

— Ладно, можешь не отвечать, я примерно представляю. Отец в детстве и молодости стихи писал активно, в том числе посвящённые маме — он в неё влюблён был со школы. А когда правду про неё узнал, перестал писать. Не мог больше, как отрезало.

Соня опустила глаза, уставившись куда-то внутрь чашки, и, надсадно кашлянув, прошептала:

— И… как? Сейчас как?

— Сейчас у него времени почти нет, — улыбнулся Юра, протянул руку и осторожно, легко дотронулся кончиками пальцев до Сониной ладони. — Но когда появляется — пишет. После рождения близнецов даже большое стихотворение написал… У меня оно было где-то. Хочешь прочитаю?

— Давай.

Порывшись в телефоне, Юра нашёл в переписке с отцом то самое стихотворение и начал читать его Соне. Оно было до ужаса милым и няшным, Оксана даже называла его «зефирно-розовым», и Юра каждый раз, когда читал те сочинённые пять лет назад отцом строки, не мог удержаться от умиления. И от улыбки.

— Маленькие пальчики, красненькие личики,

На щеках — мамино молоко,

В школе станете отличниками,

Но до этого ещё далеко…

Дочитав, Юра поднял глаза от телефона и едва не выронил его на пол — потому что Соня тоже улыбалась. Не широко, а совсем чуть-чуть, робко и нерешительно, но улыбалась.

И глаза её были полны слёз, отчего казались ещё более синими и глубокими — в них словно отражался кусочек неба, наполненного светом и дождём.

— Здорово, — шепнула Соня, сглотнула — и улыбка исчезла с её лица. — «В школе станете отличниками»… Да…