Жемчужинка для Мажора (СИ) - Мур Лия

— Отвези меня, домой, пожалуйста. — Устало проговаривает она. — У меня нет настроения играть в твои игры, Глеб.

— Ага, бегу и падаю. — Привычно ворчу. — Мы едем готовиться к докладу. Следующая неделя — край. Мы должны отвязаться от Разумова. Долги у препода, подобного ему, мне нахрен не упали. Ещё отчислит и всё. Здравствуй, армия.

Девчонка хитро прищуривается и коварно лыбится.

— А-а-а. так вот в чём дело!

Осознав, что ляпнул лишнего, сжимаю зубы.

Идиотина! Кто меня за язык тянул?!

— Сути дела это не меняет. Не забывай, что меня отец отмазать может, а у тебя таких возможностей нет, и не предвидится. Хочешь получить стипендию — придётся потерпеть недельку в моём обществе.

Не говорить же ей, что отец отчитал меня вчера за успеваемость и пригрозил армией, если я облажаюсь в первом же семестре.

И снова привёл в пример прилежную ученицу — Скворцову. Ненавижу гадину за её идеальность!

— Откуда ты знаешь про стипендию? — Ошарашено выдаёт Арина. Не похоже, что она собиралась открывать передо мной все карты, но, видимо, язык её бежит впереди паровоза. И совсем не слушает хозяйку, потому что она тут же прикрывает рот ладонью, будто выдала государственную тайну, не меньше.

Фыркаю в ответ на её реакцию. Закатываю глаза.

— Мы столько лет знаем друг друга. Логично, что я в курсе твоего бедственного положения.

Скворцову уязвляют мои слова. Настолько, что она резко теряет весь свой пыл. Поникает. Даже плечи её понуро опускаются вниз. А мне внезапно становится стыдно. Но я давлю в себе этот приступ, который обычно мне не свойственен.

И откуда только совесть выползла, зараза?

— Так что хватит тянуть время. Залезай в машину, и поехали готовиться.

Бросив на меня обжигающий взгляд исподлобья, блондинка обходит Порше и нагло усаживается на переднее сиденье. Демонстративно пристёгивается, когда я тоже сажусь внутрь. И смотрит так, будто придушить хочет.

— Семью не выбирают, — зачем-то говорю я и выруливаю обратно на трассу, ведущую к загородному дому моей семьи.

Отца не будет до завтрашнего вечера, так что особняк в нашем полном распоряжении. В квартиру к себе не везу, боюсь, что туда может нагрянуть одна из особо приставучих девиц.

Истерики будет…

Ни одна из моих пассий не знает о существовании другой. Хочу, чтобы так и оставалось впредь.

Вот только… Ни об одной из них я так и не вспомнил с самого начала учебного семестра.

***

Особняк Соколовских представляет собой шикарное зрелище. Складывается впечатление, словно его построили ещё в прошлом веке, но реставрируют каждые пять лет, как минимум. Воистину — достойное зрелище, которое может встать в один ряд с царской архитектурой начала двадцатого века.

Я неловко мнусь на пороге, рассматривая это великолепие. Глеб, явно привыкший к старинной лепнине, которой отделан особняк, и необычному фасаду, даже не обращает внимания на окружающую его красоту.

Зато я глаз оторвать не могу. Словно в замок из мультфильма «Анастасия» попала.

— Проходи, — басит мажор, открывая передо мной широкую дверь.

Я захожу внутрь за неимением иного выбора. Бежать некуда. Мы точно километрах в пятидесяти от города. Да и телефон мне так никто и не вернул. Все мои требования наглым образом игнорировались.

Холл по истине огромен. Я даже слышу эхо шагов Соколовского, который скрывается в недрах особняка, оставляя меня топтаться у входа. Но ненадолго. Буквально через минуту парень возвращается с белыми тапочками и кидает их рядом со мной.

— Новые, не переживай. Гостевые. Чтобы ноги не мёрзли. — Кратко поясняет он. На мгновение меня посещает мысль, будто ему неловко, но я отмахиваюсь от неё, как от назойливой мухи.

— Спасибо, — благодарю его и надеваю предложенную обувь.

Свет заливает просторную комнату и, несмотря на минимум мебели, она кажется уютной.

— Что с тобой, Скворцова? — Интересуется Глеб, заметив, как я обхватываю себя руками в попытке хоть немного почувствовать себя в своей тарелке. — Неужели ты в кой-то веки притихла от страха?

— Нет, — выпаливаю смущённо. — Просто… Замёрзла. — Тихо бурчу в ответ. — И устала. Час почти ехали сюда. Зачем только — непонятно. Неужели нельзя было остаться в городе? Или ты каждый день в универ отсюда ездишь? — Округляю глаза.

Соколовский попёрхивается воздухом. Прочищает горло и уж слишком грубо басит:

— Есть квартира рядом с универом, ещё бы я таскался каждый день в такую даль. — Морщит нос парень. — Тараканов травят сегодня, от соседей перекочевали. Вот и пришлось ехать за город.

Почему-то звучит неубедительно. Я подозрительно хмурюсь, но ничего не говорю. По сути, какая мне разница, где отбывать незаслуженное наказание? Личный мучитель всё равно никуда не денется.

Да и, возможно, Соколовский привёз меня сюда, чтобы лишний раз уязвить и напомнить, что моё место среди бедноты. Это в его стиле — делать больно не только на словах. Так что уже ничему не удивлюсь.

— И что дальше? — Развожу руками, не понимая, зачем я вообще тут нахожусь.

— Доклад пошли делать! Что дальше… — Говорит брюнет и кивает в сторону широкой лестницы, ведущей на второй этаж. — В моей комнате есть несколько книг по вышмату, там и будем готовиться.

Послушно следую за Глебом — в этом особняке немудрено и заблудиться. Внутри прохладно и я зябко ёжусь, обхватывая себя руками. На втором этаже становится немного теплее, потому что солнце пробивается сквозь широкие окна, но всё равно недостаточно. Дом впитал ночную прохладу, остывая после жаркого лета и готовясь к наступлению полноценной осени.

— Ты действительно настолько бесстрашная? — Внезапно глухо басит Соколовский, прожигая во мне дыры янтарным взглядом.

Он стоит возле одной из пяти комнат на втором этаже. Но внутрь заходить не спешит. Ждёт, пока я отвечу.

— Чего я должна бояться? — Хмурюсь.

— Нет, ты точно тупая… — Рычит недовольно и дёргает дверную ручку, скрываясь в одной из комнат.

Я остаюсь стоять посреди коридора и непонимающе хлопаю ресницами. Ибо на ровном месте просто… Обозвал и даже не мучается угрызениями совести! Меня ведь это задевает, ещё и как!

— Чего застыла? Идём! — Из комнаты высовывается чёрная макушка и тут же снова скрывается в её недрах.

Комната Глеба (а это точно она!) удивляет. Оказывается совсем не такой, какой я себе её представляла. Я всегда думала, что комната мажора будет заставлена кучей разных вещей, буквально под завязку ими забита. Но на деле Соколовский оказался аскетом — минимум мебели и два высоких книжных шкафа вдоль северной стены. А из личных вещей только гитара, стоящая в углу рядом с единственным зелёным растением в горшке.

— Ты умеешь играть? — Не сдерживаю любопытство. Подхожу к музыкальному инструменту и провожу пальцами по струнам. Спальню оглашает расстроенное звучание, намекающее, что гитару давно не брали в руки.

— Увлекался когда-то. — Бросает сухое, копаясь на полках книжного шкафа. Он даже не отвлекается от своего занятия.

Разве Глеба не волнует то, что я трогаю его личные вещи?

— Почему забросил? — Не отстаю я.

— Надоело.

— Сам учился или музыкальную школу посещал?

— Сам.

— Можешь сыграть что-нибудь? — Беру в руки гитару и сажусь на кровать Соколовского, надеясь, что он не против. Потому что иной мебели, куда можно присесть, тут нет.

— Слушай, седовласая, если не помогаешь, то хотя бы не мешай, а?

Между бровями парня пролегает глубокая морщинка. Губы сжаты в суровую линию. У него подмышкой две книги, на обложках которых написано что-то связанное с нужными нам темами. Свободной рукой брюнет отбирает у меня инструмент, который я так и не успеваю пристроить у себя на ногах, и возвращает его на место.

— И вообще, прежде чем трогать что-то, нужно спросить, или вас, деревенских, совсем не воспитывают?

— Уж кто бы говорил о воспитании! — Выдыхаю я и возмущённо подскакиваю с кровати. — Сам притащил меня к себе, и что мне теперь по углам жаться да помалкивать?