Тверской баскак. Том Шестой - Дмитрий Анатолиевич Емельянов

Часть 1

Глава 8

Конец июня 1263 года

Ноздри забивает душный запах свечного воска и каких-то трав. Во всем теле парализующая вялость, а голова нестерпимо кружится при любой попытке ею пошевелить.

Совершенно не помню, что со мной было, где я, и почему мне так плохо! Сквозь головную боль пытаюсь напрячь память, и вдруг словно бы открылись неведомые шлюзы, и воспоминания хлынули рекой, одновременно наполняясь красками и деталями. Узкая речная низина, новгородцы, атака, страшная боль и сползающее набок небо.

— Меня убили⁈ — То ли утверждаю, то ли спрашиваю у неведомо-кого и через силу пытаюсь открыть глаза.

Веки тяжелые, будто каменные, подчиняются неохотно, но все-таки ползут вверх. Белесый свет и мутные очертания заполняют глаза. Я плохо понимаю где я, что меня окружает, да и вообще, жив ли я?

Время в такой прострации бежит по-другому, и я не отдаю себе отчета в том, сколько уже прошло с того момента, как я очнулся, минута, час, а может быть год! Наконец, размытые образы наполняются четкостью, и я вижу склоненное надо мной бородатое лицо.

«Это Калида!» Отвечает память на невысказанный запрос моего сознания.

— Хвала, Господу нашему, очнулся! — Как эхо доносится до меня его голос, и я все четче различаю контур его осунувшегося лица, глубокие морщины широкого лба, запавшие глаза.

Пытаюсь что-то сказать и с трудом выдавливаю из себя.

— Где я⁈

— Дак у ведьмы твоей! — Калида тяжело вздохнул, но в глазах его засветилась мягкая ирония. — Никогда не думал, что скажу такое, но кланяюсь ей до земли, кабы не она, то…

Он тяжело замолчал о том, что и так объяснять не надо.

Пытаюсь выдавить из себя «где она», но язык не слушается, а голос Калиды вновь заполняет слух.

— Ты как упал с кобылы, так я к тебе. Вижу, кровища рекой, и не остановить ее никак. Обломок копья торчит из тела, кольчуга разодрана еще в трех местах и отовсюду кровь хлещет. От ужаса, что я тебя не сберег, аж похолодел весь. Стаскиваю с себя кольчугу, рву рубах и тут слышу: «Отойди, не мешай!» Оборачиваюсь, она стоит. Откуда тут, посреди кровавой мясорубки, взялась, не знаю, только смотрит так, что не послушать ее нельзя.

Я в сторону, а она села рядом, глаза закатила и начала бормотать. Что бормочет, не понимаю, только вижу, кровь у тебя остановилась и не бежит больше.

У меня тут надежда проснулась, смотрю на нее, а она вдруг обломок копья вытащила и рану пуком травы какой-то закрыла. Затем говорит, несите его ко мне!

Я голову поднял, вижу, новгородцы уже бегут везде, а наши тех, кого поймали, вяжут в полон. Кликнул тогда троих стрелков, и мы тебя на плащ перекатили и понесли. Шли долго, но, хвала Господу, донесли тебя живого!

Калида перевел дух и закончил:

— Тута ведьма твоя тебя раздела, раны промыла, заштопала тебя, словно рубаху драную. И вот здеся ты уже неделю без сознания лежишь, а она от тебя не отходит. Никого к тебе не пущает, и я уж, честно скажу, начал надежду терять! А седня глянул, а ты вона, очнулся!

Он радостно улыбнулся, а я, наконец, выдавил.

— Где она⁈

— Дак в лесу! Седня первый день вышла, сказала траву надо ей какую-то найти. — Успокаивающе затараторил Калида. — Ты не волнуйся, придет она скоро!

Прикрываю глаза, мол, ладно, не буду, и снова проваливаюсь в небытие.

Через мгновение вновь открываю глаза и вижу уже смотрящие мне прямо в душу зеленые глаза Иргиль. По тому, что чувствую себя намного лучше, понимаю — прошло далеко не мгновение, а куда больше.

В избе все также темно, душно и пахнет сушеной травой. Не говоря мне ни слова, Иргиль подает плошку с водой, и только тут я понимаю, как хочу пить.

Обливая себе подбородок, жадно глотаю живительную влагу и слышу над собой суровый голос Иргиль.

— Еще раз подобную глупость выкинешь, я тебя больше спасать не буду!

Поднимаю на нее глаза и пытаюсь изобразить улыбку.

— А ты не бросай меня, тогда и спасать не придется!

* * *

Пошел уже второй день, как я очнулся. Чувствую себя намного лучше, но Иргиль не позволяет мне вставать и не пускает ко мне никого, кроме Калиды. С точки зрения человека двадцать первого века, я ее понимаю и одобряю. Мой организм очень сильно подорван ранением, иммунитет ослаблен и любая инфекция — грипп там или орз — может стать фатальной.

Но это с отвлеченной точки зрения человека двадцать первого века, а я сегодняшний точно знаю, что не могу позволить себе бездействия, но и ссориться с Иргиль мне тоже не хочется. Она не позволяет Калиде говорить со мной о делах, передавать какие-либо письма и уж тем более давать мне перо и бумагу. Прямо цербер какой-то, и спорить с ней не решается даже Калида. После того, как она вытащила меня, буквально, с того света, авторитет у нее абсолютный.

Единственный момент, когда Иргиль не контролирует ситуацию в своей избушке, это когда в предрассветный час уходит в лес собирать травы. Оставляя Калиду смотреть за мной, она каждый раз сурово наставляет его, чтобы он не пускал в дом посторонних и никто не тревожил мой покой делами.

До сегодняшнего утра Калида все указы суровой «докторши» выполнял, да я ничего и не спрашивал. Сегодня же я чувствую себя уже достаточно окрепшим, чтобы начать разгребать то дерьмо, что я сам и заварил, получив удар копьем под ребра.

Поднимаю взгляд на друга и стараюсь, чтобы мой голос звучал уверенно и жестко.

— Ну, что там творится в мире, рассказывай?

Инстинктивно глянув на закрытую дверь, Калида замялся.

— Может не стоит, слаб ты еще⁈

Смотрю ему прямо в глаза и не позволяю увильнуть.

— Ты же сам знаешь, времени нет, дорога каждая минута!

— Твоя правда! — Калида озабоченно поморщился. — Со всех сторон проблемы полезли, а без тебя и не решить ничего.

Его ладонь лежит на краю моего ложа, и я уверенно накрываю ее своей.

— Давай, дружище, выкладывай! Я уже в порядке!

Калида тяжело вздохнул, бросил еще один опасливый взгляд на дверь, но все же решился.

— Самая большая проблема с Твери пришла. Острата гонца прислал, пишет, что Абатай-нойон