Грёзы о закате - Владимир Васильев

       - Есть ли вести у вас с заката? - спросил Алесь.

       Старейшина помрачнел лицом.

       - Саксы на тех землях, что захватили, обращают наших в христиан, да посадили бестерменов дань собирать. Дают наши отпор, но грядут страшные времена. На закате наши князья вошли не только во власть, но и в раздор, и только чудо спасёт всех наших словен. То не мои слова. Сиё наш волхв поведал. Молвил он, что многие беды от князей наших. Не слушают они голос руянских волхвов. Не слушают они и местных волхвов. В Моравии народы, хоть и не наших корней, но разумеют по-словенски. Их злонравный князь-предатель отрёкся от нас, переметнулся на вражью сторону, принял христианство, привечает немцев да посланцев Попа римского. Не только проклятый Святополк Моравский, но и Борживой, князь чехов, принял христианство. Нетерпимо сие для народов!..

       Когда вышли на морской простор, князь Алесь глянул на следующие за ним ладьи. Ныне его ладья шла первой. Для Страшилы, Кнута и Ярослава, кормщика Алеся, назначенного старшим на трофейный боевой корабль, он нарисовал по памяти карты Волынского моря и карты свейской земли Даларна. Стоя рядом с новым кормщиком Бориславом, он вспоминал минувший день и размышлял о том, что народ на той далёкой некоролевской земле свеев ещё столетие-другое будет жить в вольности, не зная ни власти, ни произвола королей. Ещё в граде Лютиче он объявил, что придётся задержаться в свейской земле на зиму. Не дело возить руду! Там в земле свеев надобно построить печи и выплавлять металл.

       Задул боковой ветер, парус наполнился, и ладья ускорила свой ход. Алесь помочил палец слюной, пытаясь определить направление ветра.

       - Что за ветер? Откуда дует? - спросил он Борислава.

       - Меж лета шалоник, - ответил Борислав.

       Сия информация была мало понятна, и князь решил, когда сменится Борислав, попытать его на предмет морской терминологии. Алесь до отбытия переговорил со всеми капитанами и кормщиками; все они ознакомились с картами и его планами; и лишние его указания Бориславу ныне не требовались. Возможно, от свежего ветра и бортовой качки, а возможно, по иной причине, Алесю стало не по себе, и кормщик заметил это.

       - Никак впервые в море, княже? - осклабился он.

       "Эх, Борислав! Не понимешь, и никто не поймёт страдания молодого Алеся" - так подумал капитан и, решив "отфутболить" кормщика, выдал ему ожидаемый ответ:

       - Да нет, но морская болезнь опять начала донимать.

       - Встань, княже, возле мачты. Там меньше качает, - посоветовал кормщик.

       На палубе, кроме него и кормщика, на носу сидел смотровой да два помощника управлялись с парусом, время от времени исполняя команды кормщика. Все прочие из "экипажа" отдыхали под палубой на подтоварье - верхнем настиле для людей и груза. У мачты, в самом деле, бортовая качка показалась совсем не тяжкой для его организма, но ветер задувал с той же силой, и Алесь натянул капюшон на голову в попытке защититься от ветра.

       - Ладно ходим! - крикнул кормщик, а Алесь, сжав кулак, поднял вверх большой палец в знак одобрения.

       Порыв ветра проник в расстёгнутый на груди комбинезон, и Алесь ощутил холодок внутри комби. Дёрнув за скользящий бегунок, он застегнул то, что называл "молнией". Почти до шеи. Ощущение дискомфорта не покинуло его. Прислонившись спиной к мачте, он двумя руками схватился за пряжку, встроенную в комби на уровне пояса, в надежде затянуть пояс потуже.

       Причину очередного злоключения Алесь объяснил позже самому себе своим легкомыслием: "На хрена таскал этот чёртов комби?"

       Началось злоключение с невинного вопроса, заданного себе Алесем: "С какой же стороны дует ветер, который 'меж лета шалоник'?" Ответ последовал незамедлительно: "С юго-юго-запада." -- "Это я такой сообразительный, или не я?" - изумился Алесь. - "Я же считал себя всегда туповатым."

       Раздвоенное сознание мгновенно выдало сентенцию:

       "Пожалуй, в каждом присутствует 'я' и 'не-я', добро и зло, свой и чужой, но не каждый осознаёт глубину и мудрость этой оппозиции. Твоё 'я' не осознавало и до сих пор не осознаёт свою вину. Твоё 'я' есть зло." -- "Так с кем моё 'я' общается?" -- "Ты общаешься сам с собой, но твоё 'не-я' лучше и умнее, чем твоё 'я'." -- "Значит, моё 'я' убило капитана непонятного мне корабля, а где же было моё 'не-я' в тот момент?" -- "Твоё 'не-я' и осознание вины рождается в эти мгновения. Твоё 'я' установило кьюбит, и настройки твоего 'не-я' скоро завершатся."

       - Что за ахинея?! - воскликнул вслух Алесь и твёрдо прошагал по палубе к своей 'каюте' с дверным косяком и отсутствующей дверью.

       "Удивительно, более не страдаю от морской болезни" - не успел он так подумать, как получил ответ от своего 'не-я': - "Твоя лучшая часть способна на многое. Со временем поймёшь и оценишь!"

       Выкрикнув слова нецензурного посыла, известного всем русским людям, Алесь снял с себя комби - и на князя, после поворота ладьи, через дверной проём упал благословенный луч солнца. На душе отлегло. Внутренний диалог, сводящий его с ума, прекратился, и он, уже с радостью в голосе, ещё раз послал по самому верному адресу своё 'не-я' и всех сволочей, иже с ним.

       - Ты чего, княже? - спросил недоумённо Борислав, заглянувший в кабину князя.

       - Жизни радуюсь. И свободе! Ты сменился? - получив утвердительный ответ, сказал: - Иди отдыхать, Борислав. Всё, как говорят за морем-океаном, окей!

       Натягивая старый и привычный камуфляж, князь подумал: "Ишь, мерзавцы, придумали дуэт для двух роялей! Дуэт отменяется!"

       К удовольствию Алеся, никто не стал ему возражать.

САГА О КНУТЕ АНГЛИЙСКОМ

       Не радовали Кнута, сильного и великого воина, унылые равнины русских земель, и возрадовалось его сердце при виде шхер, красноватых гранитных скал на фоне зелени по берегам реки Далелвен. И тогда он решил: нет прекраснее места, чем земли Даларны. Труден и долог был путь вверх по самой длинной реке в краю свеев, но Кнут со своей ватажкой преодолел пороги и побил некоего конунга из местных, имени которого он так и не узнал. Олег Дукович на тризне воздал хвалу павшим лютичам, а Кнуту вручил новую кольчугу как свой личный дар.

       Кнут, сильный и великий воин, очаровал Фрейю, дочь Бьорна. Не блеск его доспехов, а внимательный и насмешливый взгляд ранил сердце бедной девушки с хутора Фалун. Заворожено смотрела она на великана, когда тот вписывал в листы пергамента условия купли-продажи участка, принадлежавшего Бьорну, её отцу. Тот участок - склон Большой медной горы, именуемой свеями Стура коппарбергет, - её отец согласился продать за тридцать полновесных золотых монет, что было немыслимым богатством в землях вокруг озера Рюнн.

       Переглядывание Кнута и Фрейи заметил темноволосый русич в странном пятнистом одеянии. Явно зубоскал. Он высказал что-то непонятное, но наверняка колючее Кнуту, от чего Кнут покраснел и ещё раз посмотрел на Фрейю.

       Кнут покраснел, но тому причиной было замечание князя Алеся. Просматривая текст договора, составленный на латыни Кнутом, князь, не знавший сего древнего языка, всё ж углядел очевидную ошибку и пожурил нормана за искажение продиктованной ему преамбулы.

       - Учил латынь два года. Даже меньше. Не знаю, как по латыни сказать 'а также', - ответил Кнут, проживший два года в монастыре в Англии.

       О своей судьбе Кнут поведал князю ещё в Ригове, на тризне по погибшему брату.

       Отец Кнута во время набега на аббатство нарвался на отважных англов, и те порубили отца Кнута и его викингов. Кнута с младшим братом, - в то время ещё малолеток, - англы обнаружили в часовне; они убили бы обоих, не вмешайся местный аббат, который и забрал юных норманов в монастырь; но не прошло и двух лет, как монастырь подвёргся новому нападению. Даны из воинства берсерка Ивара Рагнаррсона убили аббата и монахов и вызволили, как они полагали, из плена двух молодых норманов. У данов он прошёл выучку и стал кормчим на драккаре. Из-за какого-то пустяка пьяные даны избили его брата, и, отомстив обидчикам, братья покинули данов. Сбежав от них, молодые люди пришли в земли русов. Кнут, принятый в воинство Страшилы, бился и не раз с саксами, а позже он со Страшилой ушёл служить купцу Лютобору. О брате, примкнувшим к варгам, он более не слышал и не встречался с ним вплоть до битвы при Ригове. Крещёный в монастыре, Кнут, тем не менее, не забывал своих богов, причислив Христа и ангелов к сонму божеств покойного отца.

       В преамбуле купчей писарь, не знавший или забывший латинское слово, означающее 'а также', написал по-латыни, что покупателями являются "конунги и дюки Олег Алесь Кнут Инглинг и Ярослав", присоединив себя и Ярослава к славной знати. Алесь комментировал, не скрывая иронической ухмылки: