Кто взял фальшивую ноту? - Григорий Владимирович Абрамян

Бойкот объявлен и отменён

Не откладывая дела в долгий ящик, я отправился к дяде Стёпе. Может, думаю, денег накопилось достаточно и пришёл конец нашим мучениям? И вообще пора кончать всю эту канитель. Нужно возместить убытки, нанесённые школе, а потом пойти всем вместе к Геннадию Максимилиановичу, отдать письмо и рассказать всё, как есть. Это куда лучше, чем врать на каждом шагу и вечно дрожать от страха.

Прихожу к дяде Стёпе и не успеваю слова вымолвить, как он говорит:

— А этот ваш… толстый такой, он что, ангинку прихватил?

— Васька-то? — спрашиваю. — Не-ет, он у нас никогда не болеет.

— Он чегой-то деньги вторую неделю не бросает в окошко. Твои да Серёгины я часто подбираю, а этот словно в воду канул…

Я задумался.

Потом меня вдруг осенило:

— Ах ты, виолончель толстомордая! Ну, погоди!

Я мигом разыскал Серёжку и всё ему рассказал.

— То-то он от меня бегает, — сказал Серёжка. — Я ему: «Вася, Вася», а он: «Спешу, мне нужно на виолончели заниматься!»

В это время к нам подошёл Гриша. Узнав, в чём дело, он сказал:

— А мне Васька говорил, чтобы я никому не ябедничал, как он ест мороженое. Он и мне отламывал по кусочку. По ма-аленькому.

Сообщение Гриши вызвало у нас новый приступ негодования.

Обсудив всё как следует, мы решили выследить Ваську и поймать его на месте преступления.

Мы установили посты у ближайших лотков с мороженым и, танцуя от холода, посылали друг другу устные депеши.

Связным был Гриша. Он бегал от меня к Серёжке, а от Серёжки снова ко мне.

И вдруг, когда мы окончательно посинели от холода, Гриша сообщил на мой пост:

— Я видел Ваську! Он там, в парадном. Ест мороженое…

Уж не знаю, как Васька умудрился обвести нас вокруг пальца, только молодец Гриша. Если бы не он, мы бы потерями ещё немало времени. Всё-таки и от Гриши иногда бывает толк!

Через минуту Васька был пойман.

Он вытирал о пальто липкие пальцы. Серёжка схватил его за рукав:

— Попался, обжора, предатель!

— Чего пристал? — вскрикнул Васька.

Он сразу понял, какая опасность ему угрожает, поэтому вёл себя особенно нахально.. Но нас не проведёшь!

— А ну, покажи язык, — потребовал я.

— На, смотри!

Васька показал мне кукиш и, вырвавшись, бросился наутёк.

Мы его догнали в конце переулка и повалили в сугроб.

Я и Серёжка уселись на него верхом и чувствовали себя, как на вулкане.

— Покажи язык, тебе говорят! — вновь потребовал я.

— Чего пристали? — жалобно воскликнул Васька и плотно захлопнул рот.

Тогда я расстегнул ему пальто и принялся щекотать.

Сначала Васька терпел. А потом стал хохотать.

Серёжка заглянул ему в рот.

— Конечно, — сказал он. — Весь язык инеем покрылся.

— Шоколадным? — спросил я, глотая слюнки.

Мне вдруг до смерти захотелось мороженого.

— Нет, — ответил Серёжка. — Тринадцатикопеечным, сливочным.

— А ну его, — сказал я, — пойдёмте, ребята. Руки ещё об него марать…

Вконец расстроенные, мы в этот день не отдали дяде Стёпе очередного взноса, а купили себе по брикету пломбира и долго обсуждали подлое Васькино поведение.

Грише, за особые заслуги, каждый из нас отломил по кусочку. Он с удовольствием съел мороженое, потом погрустнел, повздыхал и сказал:

— А за что вы Ваську прогнали?

— Пойди, он тебе сам расскажет, — посоветовали мы Грише.

Ваське был объявлен бойкот.

На следующий день мы опять говорили о Ваське и ели мороженое, но, когда это должно было повториться ещё раз, я твёрдо сказал:

— Хватит. Так мы никогда не соберём денег. А Геннадий Максимилианович уже напал на Женькин след.

Мы разыскали дядю Стёпу, а он ошарашил нас новым сообщением:

— Ну, голу́бы, молодец этот ваш… тьфу! — всё забываю! Ну, толстый: сразу три рубля принёс. Ещё немножко поднатужьтесь, звери-кролики, и дело с концом!

Потрясённые, мы долго ходили по пятам за Васькой и пытались заговорить с ним. Но он гордо отмалчивался. Наконец не выдержал:

— Вы думаете что — у меня совести нет? Когда я ел мороженое, у меня, может, слёзы текли из глаз…

— Откуда ты деньги взял? — спросил я.

— У меня теперь нет кошки… — страдальческим голосом сказал Васька.

— Неужели продал? — воскликнул я, хорошо знавший Васькину кошку по имени Рельса. — Она же у вас мышей боялась и вся облезлая была.

Васька покачал головой:

— Не продавал я её. Отец мне в прошлом году аквариум купил и рыбок шесть штук — помните, это ещё было в старом доме? Ну вот… А рыбки были не простые, а дорогие. Я их выловил, положил в банку с водой и отнёс в зоомагазин. На Арбат ездил — вот куда! Там рыбки редко бывают в продаже. У меня их сразу купили и ещё спасибо сказали.

— А Рельса обиделась и сбежала из дому? — спросил Серёжка.

Васька не нашёл нужным отвечать на глупые шутки. Он продолжал:

— Пришёл с работы отец и говорит: «Куда, пакостник, рыбок подевал?» А я говорю: «Стал менять воду, а Рельса их съела». Отец рассердился и унёс Рельсу обратно в депо…

— На перевоспитание?

— Не знаю. Только с тех пор я её не видел.

— Жалко Рельсу?

— Жалко, — вздохнул Васька. — Бывало, так исцарапает руки, что я по три дня не мог к виолончели прикоснуться…

— Ничего, Васька, — сказали мы ему. — Зато теперь ещё немного — и Женька попадёт в музыкальную школу. Это тоже кое-что значит!

— А я тебе котёнка поймаю, — сказал Гриша, который всё время жался к Ваське. — Тебе какого: серенького или в полосочку?

— Знаете что, ребята! — воскликнул я. — Давайте всё расскажем Женьке. Чего он зря мучается?

— Нет, — ответил Васька. —Так неинтересно. Лучше подождём, пока он выучится на дирижёра, потом как-нибудь скажем: «А ну, Женька, верни должок, что-то мороженого захотелось!» Вот удивится!

«Орлёнок»

А Женька тоже зря времени не терял. Он раздобыл большой лист ватмана, разрезал его пополам, потом склеил две половинки в длину и разложил на подоконнике. Поставил рядом пузырёк с чернилами, взял в руки кисточку и принялся рисовать.

— Ба! — воскликнул