Похищение поющего автобуса - Антон Федорович Андросов

девица-красавица в короткой юбке беспомощно улыбнулась и поднесла микрофон Толиковой маме.

— Вы наверняка хотите сообщить своему сыну что-то очень важное! Что вы его любите! Что вы простите ему все, ибо нет ничего важнее на свете, чем святая материнская любовь, неподвластная времени и невзгодам, поскольку только на этой любви зиждется то, что во все века называлось человеческим счастьем, а счастье это ярко и так невозможно прекрасно в тот миг, когда вы видите свое дитя, плоть от плоти своей, в тот миг, когда...

— Толька! — Клюшкинская мама близоруко приблизила лицо к экрану. — Ты где, паршивец? Быстро вылазь, подлый, горе мое, убивец!

Клюшкин, не моргая, смотрел в телевизор на маму родную и что-то бормотал.

— Толик! Толик! — зашипел журналист Джон. — Быстрее сюда, к камере! Сейчас на нас переключат!

Клюшкин ничего не понял, но уже через секунду он был перед камерой — его приволокли Шура с Огурцовым.

— Толик! — шепнул журналист Джон и улыбнулся ободряюще. — Нас уже показывают! Давай, скажи маме что-нибудь!

Толян, не моргая, перевел взгляд на экран телевизора и увидел свое растерянное лицо. Киношник судорожно проглотил слюну.

— Давай, Толик! — шептал журналист Джон за камерой.

— Что? — громко переспросил Клюшкин.

— Давай, говори что-нибудь!

— Что говорить? — испугался Толян.

В этот миг в телевизоре появились родительский зал и клюшкинская мама, уже отобравшая у Аэлиты Баевой микрофон.

— Толька! — заорала мама, поднеся микрофон к носу. — Толька! Куда ты, мерзавец, отцовскую вставную челюсть дел?

Переключили на Толика. Он похлопал глазами и пробубнил:

— На сигарету поменял.

— На какую сигарету?! — Снова появившаяся в телевизоре мама выпучила глаза. — Да ты что, кровосос! Ой, паразит! Люди добрые, держите! Толька, отцу на глаза не попадайся! Слышишь, паразит?

— Мам, у меня тут собака. — Клюшкин неожиданно решил идти ва-банк. Я ее себе оставил.

— Что? Толька! Меняй отцовскую челюсть обратно, а то голову откручу! Нету никакого моего терпения, прости, господи.

Спустя десять минут все освоились в прямом эфире и даже пытались импровизировать. Так, Клюшкин в моменты «включения автобуса» стоял за говорящим и держал на виду собаку Пургу в надежде, что мать, сидя в зале, увидит и влюбится в животное с первого взгляда. Неистовый первоклассник время от времени пробегал мимо камеры с самодельным плакатом «Булкин против диктатуры!». А Маша и Огурцов то и дело нечаянно попадали в кадр, даря при этом зрителю свои лучшие улыбки. Кто знает, может, какой-нибудь режиссер увидит и предложит роль в кино... А Огурцов еще демонстрировал мускулатуру.

В целом встреча прошла нормально. Машина мама и бабушка Гоши Габаритзе рыдали, но были успокоены жаркими уверениями своих чад. Гоша торжественно обещал, что не заболеет. Перед разговором с бабушкой он напился горячего чаю и сделал все возможное, чтобы выглядеть здоровым. Надо полагать, бабушка не заметила, что внук еле стоит на ногах. Иначе бы с бедной старушкой случилось что-нибудь ужасное — на глазах у всей страны... А Маша торжественно поклялась, что не будет гулять вечерами одна и что не снимет теплые носки. По правде говоря, носки были натянуты за пять минут до разговора. Надо сказать, что раньше бы Маша не стала пытаться успокоить маму. Вот еще! Но теперь, после стольких переживаний... После разных страхов... Кого-то обижать... Словом, Маша неожиданно почувствовала, что за нее кто-то волнуется, и не захотела доставлять лишних неприятностей.

Олина мама была обеспокоена тем, что дочка плохо питается. И всем автобусом пришлось доказывать, что все здесь питаются хорошо. Даже демонстрировали мешок с припасами.

Огурцов-старший смущенно признался, что видел вчера по телевизору, как братан боролся с вертолетом. Словом, это было круто, и он, Огурцов-старший, прощает брата за все и даже подарит ему офицерские часы, как у Шварценеггера.

Родители Кати Подполковниковой тревожно просили дочку продемонстрировать горло — не красное ли. Расспрашивали Анну Ивановну — не холодно ли в салоне. Катя, уже пришедшая в себя, немного поревела. Но не очень уверенно и скоро успокоилась. Родители, привыкшие к тому, что если их чадо плачет, то часа четыре без перерыва, были озадачены. Но потом, когда дочка показала им игрушечного Бублика, испугались. Игрушки — это так непедагогично.

Мама Миши Мосько упрашивала террористов не обижать ее мальчика. Он такой слабый. Миша возмущенно кричал, что никакой он не слабый. А Оля стояла рядом и гладила его по руке, успокаивала.

— Вась, ты что ль? — растроганно спрашивала телевизор булкинская мама. — Я бате говорила, что ты поехал, а он заладил свое: «кто-то из старших» да «кто-то из старших», говорит. А это ты у нас поехал. Как ты, Васенька?

— Нормально! — степенно отвечал Булкин. — Боремся с преступностью.

— Тебе чего на Новый год подарить, сынок? — смущаясь, спрашивал батя, сидящий там же, в зале.

— Мне? Компьютер с играми! — Булкин оживлялся. А батя смущался еще больше, откашливался.

— Ну, это... А может, чего другое? А то компутер это того... накладно больно.

— Тогда не знаю, — вздыхал Булкин. Но не спорил и не капризничал. Потому что под рубашкой у него прятался милицейский микрофон. И совершенно не хотелось Булкину, чтобы седоусый «Голубь» слышал всякие сопливые упрашивания.

Лене Прыгуновой пришлось разговаривать со своим бывшим другом. Тем самым, чью фотографию она разорвала в начале поездки. Друг что-то говорил, просил прощения. Но Лена молчала, сжимала за спиной кулаки, и лицо ее светилось странным светом. Как у добрых серийных убийц в голливудских фильмах.

Еще звонил Люсин папка, просил прощения за то, что не смог приехать в зал и вместе со всеми родителями поучаствовать в телемосте — работа, сама понимаешь...

Потом вдруг позвонили из Петропавловска-Камчатского родители Шуры Самолетова и долго пытались что-то сказать сквозь хрип помех.

Затем позвонили с телефонной станции, где обслуживался многострадальный Люсин мобильник, признались, что следят за историей с заложниками. И что попытаются обеспечить наилучшую связь независимо от того, где будет находиться абонент.

А потом позвонил директор школы, передал привет от спонсоров, фирмы «Плюс-Минус». Попросил проследить за тем, чтобы во время съемок автобус находился в кадре именно рекламным боком — где написан телефон спонсора.

Были еще звонки. Бешеный в это время делал заявление для журналистов. И несмотря на его угрозы, настроение у всех было хорошее и даже где-то праздничное.

Неожиданно автобус занесло вправо. Хромой, сидевший за рулем, резко прибавил газу.