Похищение поющего автобуса - Антон Федорович Андросов

случаях? — Маша сердито начала выуживать из Гошиной сумки разные лекарства.

— Аспирин, — прохрипел Гоша. — И чай с малиной! И компресс. Но я сам. Справлюсь. Отойди. Заразишься.

— Ну уж нет! — Маша рассердилась еще сильнее. — Теперь я буду тебя лечить. Надеюсь, искусственное дыхание не понадобится.

— Не понадобится! Послушай! — Гоша с трудом открыл глаза. — Я очень тебе благодарен. Но не трать время. Я привык болеть. А у тебя есть хорошая возможность пообщаться с Огурцовым. Он — неплохой! И ты ему очень нравишься. Он страшно хочет с тобой дружить.

Маша расчувствовалась. Ее успокоило признание в огурцовской любви.

— Ничего, — твердо сказала она, — если нравлюсь — подождет. А ты мне нужен завтра живой. Кто еще скажет мне, какая я хорошая? А вот и аспирин.

Нет, Маша не стала внезапно доброй и милой. Просто здесь, в автобусе, все было по-другому. Не так, как в обычной жизни.

Анна Ивановна обняла маленькую Катю Подполковникову.

— Анна Ивановна! Расскажите сказку! — сонно пробормотала Катя.

Не до сказок было Анне Ивановне, не до сказок. Голова ее гудела от тяжелых мыслей — как будто мысли были маленькими мотогонщиками и катались без глушителей прямо внутри головы.

— Жила-была маленькая девочка, — «оригинально» начала Анна Ивановна. — Она была умной и красивой...

— И любила кататься в автобусе, — сонно продолжила Катя.

— И однажды вместе со своими друзьями она поехала в чудесную страну...

— ...Где было много шашлыков...

— ... И напали на них злые разбойники...

— ...А девочка как заревет!

— Что? — очнулась Анна Ивановна. — Почему заревет?

— Потому что разбойники напали!

— Нет, девочка не заревела. — Анна Ивановна задумалась. — Девочка сказала себе: «Очень страшно, конечно, но со мной есть мой Бублик. И вообще — я смелая!»

— А кто такой Бублик? — поинтересовалась Катя.

— Бублик? — Анна Ивановна улыбнулась. — Сейчас покажу!

И стала искать в сумочке. И никак не находила. Наконец Анна Ивановна просто высыпала все на колени и среди ручек, бумажек с телефонами, носовых платков и тюбиков губной помады отыскала маленькое мягкое чудовище с глазами и длинными лягушачьими лапами.

— Мне это один дядя подарил. Очень давно. С дядей я рассталась. А с Бубликом до сих пор не расстаюсь. Он меня всегда спасает.

— И от разбойников? — обрадовалась Катя.

А Анна Ивановна задумалась.

— Ну да. И от разбойников тоже, наверное.

А знаешь, что? Пусть он пока у тебя побудет, хорошо? Мне он уже помог, а сейчас тебя спасать будет.

Катя обрадовалась и стала дергать зверька за лапки и гладить по головке. И хотя Анне Ивановне пришлось немедленно придумывать двадцать восемь бубликовских историй и рассказывать их до полуночи, жить стало легче. Жить стало веселее.

А раньше всех уснул Миша. Во сне он стонал и звал маму. Оля гладила его по голове и тихонько успокаивала.

Спать ей не очень-то хотелось. Она аккуратно, стараясь не потревожить несчастного Мишу, достала дневник и записала:

«Сегодня случилось что-то ужасное. Нас захватили террористы. Они чуть не убили кучу народа. Все так странно. Но главное не это. Кажется, у меня есть друг. Мальчик. Миша Мосько. Он не такой уж и жалкий. Просто его никто не любит. А я буду любить».

Автобус затормозил, и Бешеный, изрыгая тихие проклятия, выпустил наружу Косого.

«А еще я сегодня совершила подвиг — накормила слабительным одного террориста. Правда, не того, которого надо было накормить. Надо было накормить Бешеного — самого злобного и опасного. А вместо него пострадал Косой — самый слабый и без того несчастный. Третий террорист, Хромой, все время молчит. Анна Ивановна переживает за нас, пытается заступаться. Но мне кажется — мы сами должны за себя заступаться».

Оля посмотрела на спящего на ее плече Мишу.

«А Миша даже красивый. Кажется, я ему нравлюсь. У меня никогда не было мальчика-друга. Кроме Гоши. Кстати, я решила похудеть. Я почти ничего не ела и, кажется, уже сбросила несколько килограмм. Стану всем назло красивой».

Ночь прошла без приключений. Общий покой нарушал только храп собаки Пурги, стоны Миши, шуршание Шуриного фломастера, бегание Маши к кофеварке за кипяточком для Гоши. Да Косой время от времени выбегал «подышать воздухом» в снежные поля. И сидел там, освещенный фарами милицейских машин. Бешеный в такие секунды особенно грозно шептал что-то в телефон. Предупреждал милиционеров, что если хоть кто-нибудь шевельнется, случится что-то ужасное.

А милиционеры и не думали вмешиваться. Они аккуратно соблюдали дистанцию и даже, кажется, сочувствовали Косому. Во всяком случае, дорогу от автобуса в поле они освещали очень добросовестно. Чтобы, значит, Косой не терял времени в темноте на поиск пути.

Глава IX

ОХ УЖ ЭТОТ БУЛКИН!

Уже под утро Бешеный ушел спать и усадил за руль Косого. Причем, уйдя спать, Бешеный взгромоздился именно на то сиденье, внутри которого были заложены кнопки. Бешеный не знал, что это — Обычный Булкинский Капкан. Иначе бы Василию Булкину основательно досталось. Бешеный поругался, почесал свой израненный кнопками тыл, и ушел спать в другое место. А Булкин, зевая, перебрался спать в кондукторское кресло. Поближе к Косому. Время от времени первоклассник вежливо просился стать у террористов сыном полка или юнгой. А пару раз даже подержал руками руль.

Первый луч зимнего солнышка Булкин встретил уже непосредственно за рулем. Косой, уставший бороться с судьбой, усадил Василия на колени, и тот вовсю «рулил». Хотя на самом деле, конечно, рулил Косой, а Булкин только счастливо заблуждался. Но по мере того как солнце вставало, Косой все больше слабел, в какой-то момент его руки соскользнули со штурвала.

Ох, как же был счастлив первоклассник Василий Булкин в это морозное утро тридцать первого декабря! Перед ним розовела дорога, в прозрачном зимнем воздухе не было ни снежинки. По обе стороны шоссе мелькали елки и снежные задумчивые поля. Легкий поворот руля — автобус послушно идет влево, еще один поворот — вправо. Автобус весело юлил по дороге. Милиционеры сзади всполошились и на всякий случай поотстали. Присмотревшись, можно было заметить, что они изо всех сил консультируются с разными рациями. Машут руками, шумят. Но Василий не присматривался. Он выписывал на зимней дороге кренделя и страшно хотел посигналить, но боялся разбудить Косого. «Буду водителем!» — решил Булкин и на всем ходу въехал в придорожные елки.

Когда три первых приступа ярости