Странный город - Дмитрий Инин

и Кузьма, шельмец про него прознал и пользуется, талант у него знаешь ли всякие лазейки, да выходы искать, он у нас аферист еще тот, он единственный, кто ни Кощея, ни тем более Василису не боится.

— Вы так говорите, будто она страшнее Кощея, я вспомнил стройные ножки в ажурных чулочках, красивое личико, и приятный голосок.

— Страшнее. — Признался дед. — Кощей, он что? Он, голова! А Василиса, шея, вот и вертит она этой головой во все, нужные ей стороны.

— Значит мне конец. — Обреченно выдохнул я. — И разговор с Кощеем ни к чему толковому не приведет, ведь моей смерти требует именно Василиса, насколько я понял…

— Посмотрим еще — Дед усмехнулся в усы.

— Чего посмотрим то? — Психанул наконец то я. — Она сама с утра заявилась и требовала, чтобы Яга меня выдала, типа я обманом выведал какие-то важные секреты у местных, а я кроме сплетен, ничего и не слышал, из секретного, только про воображлятор ваш узнал.

— А Яга тебя значит не выдала, — Снова усмехнулся дед. — Вот с чего бы?

— С того. — Буркнул я под нос и надулся, от чего старикан только разразился хриплым, каркающим смехом.

— Эх, покорил сердце девичье значит. — Не унимался старик. — Однако, не всякому то дано, до тебя Ягу мужской пол интересовал только в качестве пассажира на лопату, а ты смотри-ка.

— Подход надо знать. — Меня почему-то задевал его смех.

— Вот уж не надо. — Старик отсмеялся наконец и принялся утирать выступившие слезы грязным белым платочком в красный горох. — Не надо живому человеку к Яге подходы знать, мы то тут все, кто? Кощеевичи, да Андреевичи, ну дурни эти Соловьевичи еще, а Яга, она не такая. Она, — Старик припал к моему уху, будто нас кто-то мог подслушать и прошептал. — Она, Морановна! Понимаешь?

— Нет. — Честно признался я. — Ну Морановна, ну и что? Значит ее еще кто-то из ваших воплотил.

— Не кто-то! — Шикнул на меня лесовик. — Морана ее воплотила! Сама богиня смерти и зимнего холода. Меня по тем временам еще и в помине не было, я ведь относительно молодой еще, лет десять мне. И появился я на свет уже в этих краях. А раньше, Андрюшка Бельский жил где-то там, ближе к Европе. История умалчивает, как к нему в руки попал воображлятор, может на раскопках, где выискал, или в экспедиции этнографической, вот только по первости, он делов наворотил таких, что еле ноги унес оттуда, сюда сбежал, в Сибирь, в тайгу. И с той поры, богов воплощать запрещено, категорически запрещено. Так вот, Яга, она порождение той самой Мораны, единственной воплощённой, когда-либо богини.

— Нуууу… — Протянул я. — Если честно мне это вообще ничего не говорит, мне Яга понравилась, она милая и очень красивая.

— Красивая. — Снова рассмеялся дед. — Да нет у нее собственного облика, она и старуха, и девчонка и девка в самом соку и баба средних лет, хотя… это, даже к лучшему, разнообразие. Впрочем, мы от темы отошли, Василиса! Может вся эта история и не про тебя была, может она Ягу зацепить хотела, хотела от нее, что-то получить, а ты просто инструмент. Понимаешь? Ты мелковат для Васьки, ну вот хоть режьте меня, но не того полета ты птица, чтобы она ради тебя интригу крутила.

Лес сменился с елового на сосновый, и словно дышать стало легче, этот лес был светлый, под ногами стелился ковер из мягкой нежно зеленой травки, которую непреодолимо хотелось потрогать, погладить, упасть на нее и начать кататься, я не сдержался и склонившись потрогал ее, предсказуемо на ощупь она была чрезвычайно приятной.

— Заячья капуста, — Мимоходом заметил леший. — По идее ее даже есть можно, только не тут.

— А чего не тут? — Удивился я, переставая гладить нежно зеленый газон. — Проклятие какое? Или волшебное?

— Да какое проклятие. — Отмахнулся старик. — Медведи у меня тут серут, ты то, как знаешь, конечно, но лично я брезгую.

Я отдернул руку, и уж тем более, мысли о том, чтобы съесть растение покинули мою голову, дед лишь хитро ухмыльнулся и пошагал дальше.

Лес снова сменился, на этот раз он был смешанный, к тому же очень молодой, стволы деревьев стояли так часто, что сквозь них было не протиснуться, ну по крайней мере мне, но вот дед шел, словно бы по бульвару, деревья расступались перед ним, как красное море перед Моисеем, я же шел следом стараясь не отставать.

Но вот деревья закончились и перед нами предстало полуразвалившееся кирпичное здание, крыша его давно провалилась, окна были выбиты, а дверь снята с петель.

— Бывшая ремонтная мастерская. — Пояснил дед. — Тут раньше гараж был и станки стояли, токарные всякие, последний из них, местные уже при мне уперли, на лом сдавать, еще и провода повыдергали из стен.

— Не похоже, чтобы это здание с главным корпусом как-то соединялось. — Засомневался я.

— Про то не знаю. — Пожал плечами дед. — Знаю только, что Кузьма отсюда выходил, после того как сбежал, а Кузьма, он хитрый, пронырливый, говорят, он даже как-то раз до воображлятора добраться сумел без присмотра, и навыдумывал себе всякого такого… Зловредного в общем.

— А что? Не все имеют доступ к этому вашему прибору? — Скорее для проформы спросил я.

— Нет конечно. — Дед посмотрел на меня как на дурака. — Только Кощей сейчас и пользуется им, а кого еще, если и допускает, то под строгим присмотром, это ж тебе не игрушка какая, с его помощью столько дел наворотить можно, и по злобе, и по глупости, вот как-то раз Андрюшка, прежний директор, решил Святогора воплотить. Богатыря, значится, ну воплотил, а тот сразу же под землю уходить начал, кричал, бился, а поделать ничего не мог, слишком уж он силен да тяжел для земли этой оказался, два дня, бился, прежде чем с головой не погрузился в нее. Страданий натерпелся, все кто там присутствовал потом еще год по психологам ходили. Вот так-то. Бельский вообще был мастак на эксперименты с придурью, чего не сделает, все не слава богу. Я вообще думаю, что он в итоге устал от своей никчемности и сбежал отсюда.

— Вы правда так думаете? Некоторые думают, что похитили его, или даже убили.

— Нет! — Честно признался дед. — Андрюшка телепень невероятный, за что ни возьмётся, все не так выходит, вот и сбежать самостоятельно он бы тоже не смог, наверняка бы или ногу сломал в попытках, или бы прибежал туда же откуда и убегал.

— Не слишком то Вы почитаете отца основателя Института. — Усмехнулся я.

— Я, внучок, реалист! — Дед поднял вверх