Продолжение «Тысячи и одной ночи» - Жак Казот

склонен верить, что летописцы обманули нас. Светила мира только дважды уступили нашему Великому Пророку право озарять этот мир, они несомненно ждали рождения этого прелестного создания, что явилось очам моим, дабы воздать ему почести своим третьим затмением».

Пока Джафар предавался первым восторгам, юная особа поливала цветы, и, казалось, они оживали от одного лишь предвкушения животворной влаги.

Но вот красавица закончила поливать, притворила окно и исчезла.

Визирь ждал, что она вот-вот захочет полить оставшиеся цветы и снова предстанет перед его глазами, но так и не дождался: вытянув шею, он сидел на одном месте с разинутым ртом, не сводя глаз с окон дворца, в котором скрылась та, что его околдовала. Ночь застала Джафара в том положении, в коем триста лет пребывал Алилкаф[17] после того, как узрел великолепную райскую птицу, возвестившую приход Мухаммада{93}.

Страсть настолько захватила Джафара, что он, возможно, провел бы так всю ночь, если бы неожиданно появившийся Шебиб не вывел его из оцепенения.

Благородный хозяин вышел из дома, в котором жили его жены. Этот дворец и тот, в котором он обычно принимал гостей, разделяли сады. Шебиб обеспокоился тем, что его гость задерживается дольше обычного; предположив, что с Джафаром что-то случилось, он переоделся, дабы ничто не помешало ему в поисках, вышел в сад через заднюю дверь и тут же наткнулся на визиря. Тот сидел, поглощенный своими мыслями, и неотрывно глядел на окна дворца.

— Что ты здесь делаешь, друг мой? — спросил Шебиб. — Я испугался, не приключилась ли с тобой беда.

— Я много ходил сегодня и устал, — отвечал Джафар. — Мне попалась эта скамья, и я присел отдохнуть.

— Пойдем домой, там будет удобнее.

Визирь попытался встать, но некие чары словно пригвоздили его к скамье, и собственное тело показалось ему слишком тяжелым, чтобы покинуть место, к которому была прикована его душа.

Однако, собравшись с духом, он скрыл от Шебиба свое смятение и последовал за ним. Джафар не мог ни говорить, ни радоваться превосходному ужину, приготовленному для него, ни насладиться упоительным вечером, хотя Шебиб старался изо всех сил, дабы приумножить его очарование[18]. Джафар улегся в постель в совершеннейшем расстройстве, которое весьма обеспокоило его великодушного друга.

Ночь не принесла успокоения: визирь и не надеялся на то, чтобы заснуть хоть на мгновение или просто отдохнуть. От волнения он ворочался в постели, не находил себе места, и было ему неудобно так, будто он продолжал неподвижно сидеть на мраморной скамье.

Ночные тревоги отразились на лице Джафара. Войдя утром к нему в опочивальню, Шебиб нашел его в страшном волнении, с горящими глазами и бледным как смерть. Хозяин дома тут же велел привести врача, который слыл человеком весьма проницательным и не замедлил это доказать.

Врач осмотрел больного, послушал его дыхание, изучил глаза, взял за руку, несколько раз ощупал ее, а затем внимательно подсчитал пульс. Через четверть часа он попросил перо и пергамент, не говоря ни слова, написал заключение и передал его Шебибу. Тот поспешно и с опаской прочитал записку.

Болезнь вашего гостя

является следствием сильнейшего воспламенения,

очаг коего находится в сердце.

Пламя проникло туда через глаза

и может быть излечено только предметом,

вызвавшим болезнь.

Всякое прочее снадобье будет

бессильно.

Шебиб передал записку Джафару, и визирь прочитал ее с нескрываемым удивлением. Благородный хозяин дома, пользуясь моментом, обратился к нему с такой речью.

— Ах, мой дорогой гость, друг мой и брат, — ласково улыбнулся он, — у тебя есть тайна такого свойства, и ты не доверил ее мне! Пришлось побеспокоить врача, чтобы узнать, в чем твоя беда! Но поскольку его искусство тебе не поможет, не медли, обратись ко мне! Кто, как не я, с моим усердием, доставит тебе предмет, отсутствие которого мешает твоему счастью! Он находится в Дамаске? Где ты увидел его?

— Вспомни, мой дорогой Шебиб, — отвечал Джафар, — где ты нашел меня вчера. Юная девушка, красоты несравненной, живая и изящная, совершенная, словно гурии{94}, о которых мы читали, поливала цветы прямо напротив скамьи, на которую я присел, чтобы передохнуть. В жизни не видывал таких прекрасных глаз! Они излучали невыразимо мягкий свет, и от их блеска вспыхивали всеми цветами радуги водяные струи, лившиеся из кувшина. Красавица улыбалась, как заря на восходе самого прекрасного дня; округлые, гибкие, прелестной формы руки были слегка окрашены тамареной, чей порошок покрывал также и волосы ее, и ветер доносил до меня их сладковатый запах. Личико с искусно подкрашенными чертами выглядело столь очаровательным и привлекательным, словно требовало восхищения не только моего, но и всей природы, и, казалось, та сама радовалась при виде стольких совершенств!

— О мой дорогой друг, — прервал его Шебиб, — какое счастье, что я могу помочь и привнести в твою душу покой и здоровье, отнятые несчастной страстью. Я знаю, к кому ты воспылал любовью, и можешь надеяться, она станет твоей… Эта девушка прекрасна не только телом, но и душой, она сама невинность, однако муж ее, с которым она сочеталась совсем недавно, случайно нарушил закон и сам признал себя виновным, а потому вынужден отказаться от жены и дать ей развод. Это произойдет уже сегодня, и я обещаю, что она перейдет в твои руки… Предаваясь любви своей, не думай о цене, которую заплатят те, кто поспособствует твоему соединению с избранницей сердца твоего, будь счастлив, мой дорогой визирь, и верь: тебе предстоит совершить гораздо больше, чем ты думаешь.

Джафар был одновременно и удивлен, и обрадован обещанием Шебиба.

— Согласись, — сказал он, — мой отец не обманул меня, когда предвещал, что Дамаск подарит мне чудо из чудес! Мне явилось чудо красоты, а любовь совершит другое чудо, когда подарит мне это восхитительное создание при помощи самой нежной дружбы.

Шебиб тут же оставил покои визиря, пересек сады и зашел в свой второй дворец с двадцатью шестью колоннами. Именно там высокородный Бармесид пришел в восторг, увидев Негемет-иль-Супех{95} — самую юную и младшую жену Шебиба, которую тот любил больше всего на свете.

Великодушный муж очень быстро удостоверился в том, что именно она поливала цветы, когда Джафар сидел на скамье.

Теперь надо было убедить Негемет заключить новый союз, более выгодный и для ее семьи, и для нее самой, и разорвать милый сердцу и никогда ее