Тень и источник - Игорь Гергенрёдер

Вольфганг Тик сказал обо всём этом лаконично (Слотов читал о смерти Собчака), и оба занялись поступком вдовы.

– Ей-то не понять, кто убрал супруга? Его не воротишь, а чего добьёшься? – рассуждал Тик. – Сделать заявление? А кто бы дал что-то доказать? И уплыло бы из рук нажитое мужем: ясно же, как оно наживалось... Сама в нищете, дочь нищая... Потому женщина последовала совету: власти было удобнее, чтобы запрет на вскрытие исходил от вдовы.

– Разум выиграл вчистую! – произнёс от души Слотов. – Но начни кому-то объяснять – тебе тут же: предательство обелять?! и пошло-поехало, честные то же мне...

Розовый отблеск на облаках угас, сумрак неспешно облекал деревья, подкрадывался к столику у входа в кафе. Два человека слегка навеселе толковали о молодой женщине, которая, благодаря разумной маме, прославилась в качестве светской львицы на российский манер. Улыбчивый мужчина с лысиной ото лба, с бачками, ввернул в размышления приятеля о женской сексапильности:

– Чего нет, того нет – ты прав. Хотя – кому что, про тех же гомиков сказать...

Вольфганг неосознанно послушался шпоры:

– Я знал парней, один попросту отталкивающей внешности, но их любили партнёры высокого ранга и какие заботливые! Мой тёзка не был красавчиком с лучистыми глазами – а вызвал любовь, пережившую годы.

Вячеслав Никитич глубокомысленно повторил:

– Годы... – и ненавязчиво адресовал Тику вопрос: – Представляю, чем может возбудить некрасивая женщина... но и тут было что-то...

– Разумеется, было! И эти чёрточки я даю.

«Чёрточки...» – весело думал Слотов, слушая, как может мужчину соответствующей ориентации взбудоражить по-особенному щеголеватая походка, поигрывание ягодицами. А рот – подвижный, сочный, сохранивший как бы детскую припухлость и память соски... видел же школьный портрет? Ну конечно (эти выпяченные губы...)! Кивок Вольфганга. «Один понимающий мужчина, – пауза, и он продолжил: – обзавёлся копией портрета». Вячеслав Никитич шутливо заметил:

– Впечатлительные у тебя консультанты.

В глазах Тика скользнула досада:

– Намекнёшь – а сам я не?.. Нет! – он мотнул головой. – Чем обязан доверию? У меня нет ни малейшего предубеждения, это чувствуют. Такие люди очень воприимчивы – отдают должное... Я не боюсь представить себя мужиком, кому нужно не то, что мне.

Слотов изобразил человека, который не без зависти обнаружил плюс, приносящий выгоды коллеге. Глаза у Вольфганга были на месте, и он сохранил словоохотливость:

– Не собираюсь злословить о любви, какой предавался мой тёзка. Хотелось, нравилось – его дело. Но я за то, чтобы по жизни продвигались благодаря мозгам и труду, а не... – фраза оборвалась.

– Ты воссоздаёшь эпизоды?

– Не без того... – с лукавой ноткой ответил Тик и сменил тон: – Страсть была нешуточная! Охладей друг – и это сказалось бы на успеваемости студента. Но заботливость не ослабевала, а кто её проявляет – не могло быть тайной за семью печатями... Однажды студент Путин подъехал к университету на новеньком «запорожце». И как объяснил сей нонсенс? Бесхитростно. Папа выиграл машину в лотерею.

Слотов не забыл мечту отца о хотя бы подержанном «запорожце» и выдохнул через нос воздух медленно и печально. В мысли об этажах власти, на каких будут знакомиться с записью, Вячеслав Никитич опасался, учитывая щекотливость темы, оскорбить главную фигуру. За невозможностью молчать он прибегнул к помощи Бернарда Шоу, сказав о бессмертии его «Пигмалиона» и запоздало спохватившись, что сравнение с дочкой мусорщика Элизой Дулитл кого-то не порадует. Зато Вольфганг поймал на лету удачу:

– Вова – моя Прекрасная Леди! Чарующе!

Он тотчас напомнил разговор у миссис Хигинс, слова Элизы Дулитл «пришили старуху» и прибавил к ним классическое: «в сортире мочить». Слотов между тем молча наслаждался ещё одним фактом своего превосходства: «Ты положил столько старания, гордишься достигнутым, а на воплощение Прекрасной Леди вышел-то я!»

– Пигмалион моего тёзки воспитывал его не в одном сугубо узком плане, но и внушил запросы: отделение международного права, восхождение в КГБ. Новая Элиза Дулитл явила способности к манерам, правда, её иной раз прорывает, но ведь и с той случалось подобное – высшее общество перенимало её словечки. Чего же удивляться на российскую публику? Просто она больше умиляется, – писатель умолк, представляя умилённые лица.

Вячеслав Никитич проговорил, как бы собираясь поразмышлять:

– Чувства масс... Элиза Дулитл...

– Дочка мусорщика – леди! – включился Тик. – Наш Пигмалион выполнил свою роль с неменьшим успехом. Это было и творческое единение, полнота близости, женщина предельно долго не входила в жизнь возлюбленного. Он женился только в тридцать один год. Ты же помнишь, тогда редко бывало, чтобы мужик впервые надевал кольцо в таком возрасте.

Слотов сообщил, что стал женатым двадцати двух лет. Вольфганг сказал: его тёзку принудили к женитьбе порядки. За границу, где было так выгодно работать, неженатых не пускали. Беседа повелась об изломе судьбы, подсёкшем гэбэшника с концом ГДР. Пигмалион уже был не при власти.

– Но интимная тайна оказала действие, когда мой герой вернулся в Ленинград, – произнёс Вольфганг Тик. – Набиравший очки демократ Собчак понял, какой надёжный помощник выйдет из человека, знающего, что о нём кое-что знают. Был май девяностого. Едва став председателем Ленсовета, Собчак назначил Путина своим советником по международным связям, но тот вёл и другие дела: самое доверенное лицо, человек по особым поручениям. Босс и подручный стоили друг друга. Но меня занимают не махинации, не все эти способы, какими урывались жирные куши. – Тик сказал с ударением: – Мне важна определяющая черта портрета.

Вячеслав Никитич взглядом указал ему на рюмку и взял свою. Приятель говорил о тёзке: он всегда помнил, что против него могут использовать информацию о его интимном, и был обострённо предупредителен к тем, кто имел доступ к этой информации. Молчаливо выраженное признание того, в каких ты тисках, нравилось хозяевам. От моего героя исходило обаяние специалиста по услугам любого рода, заменявшее ему обаяние Прекрасной Леди. Выгодное качество, которое учли в Белокаменной, помогло продвижению наверх... Вольфганг обратился к лету 1999. Путин – секретарь Совета безопасности и директор ФСБ. К нему пристально приглядывается семья недужного господина, которому, судя по всему, уже не удержать долго скипетр.

– Встречи с членами семьи на природе, партии в гольф, всё по-домашнему: грибы, жаренные в сметане, пирог с земляникой... – произносил немного нараспев, смакуя, Тик, поощряемый тем вкусным выражением, с каким Слотов кивал ему. – Его прощупали, – сказал Тик о тёзке, мрачно добавив: – и он это принял – устроить взрывы домов.

– Извини, – Вячеслав Никитич проронил участливо, – не упрекнули бы в повторе...

Вольфганг ответил: то, что давно не секрет, не прояснено до конца. К взрывам прибегли, чтобы развязать войну против Чечни и привести намеченного наследника к власти, всё так, но эта очевидность неполна. Акты явились, прежде всего, средством страховки. Слыхано ли, чтобы люди дела, передавая такой капиталец, как верховная власть, не заимели твёрдых гарантий?.. Тик напомнил известную истину: новому хозяину выгодно не утаивать, а, наоборот, выставлять напоказ сомнительные действия предшественника. Народ окажется отвлечён прошлым, узнавая, какие авгиевы конюшни достались наследнику. Тем легче будет внушить, что при нём положение поправляется. Целесообразность укажет ему на неудобство – охранять от любознательных имущество прежнего лидера и его семейства. Отчего и тут не извлечь пользу?.. Он вроде и ни при чём, инициатива проявлена не им, а закон есть закон: обвинения, дознание... Так неужели ничего этого не взяли в голову, готовясь отдать ему власть? О, детская наивность, позволившая поверить обещанию! Договор на чувстве благодарности. В самом деле, какие, к ...ям, подозрения между честными людьми!

Писатель проговорил, сменив слог:

– Трогали его гибкую гладкую выю: почему тебе не склонить её? Он склонил и взял на выю три ночи братских крестов.

Слотов, слушая, не шелохнулся, мысленно ощупывал в кармане плоскую коробочку.

Девятого августа, сказал Тик, сделали премьером, а девятого сентября произошло на улице Гурьянова, тринадцатого – на Каширском шоссе, а шестнадцатого рвануло в Волгодонске. Позже по случайности не удался взрыв в Рязани... Семейству хватило необходимого: доказательств, кто организатор трёх актов, на ком прямая ответственность. Под этот заклад и передали ему пост. Крещённому кровью клятвы не нарушить. Первым применением власти стал указ о неприкосновенности ушедшего главы. Прошли годы, преемник сидит крепко – но не было попытки указ подкорректировать, подзабыть. Предшественник и все члены семьи неприкосновенны. Заклад!