Тень и источник - Игорь Гергенрёдер

Игорь Гергенрёдер

Тень и источник

Повесть

Волнение не дало ему выспаться, он глубоко вздыхал в постели, укладывался на один бок, на другой. Сегодня его ожидало событие... Два дня назад она сказала: да, всё будет. Будет, как ты захочешь... Страшно подумать, как он напереживался, мечтая об этом. Пусть ты в летах, у тебя семья, но если душа и тело неутолимо требуют того, что ты счастливо испытывал и в первой и во второй молодости, и в тебе клокочут прежние силы?.. Он беспокойно поворочался – русский житель Берлина Вячеслав Никитич Слотов, лежащий в своей уютной спальне у приоткрытого окна. Оно выходило во внутренний двор, в нём росло несколько деревьев, чьи кроны приходились вровень с карнизом. Сколько времени уже голосят птицы? Ночь была такая куцая, зато утренние часы ползут изводяще медленно, видишь и видишь с закрытыми глазами Ульяну – молодую, пленительную, – но не можешь её коснуться...

Наконец-то – донеслось до его слуха – жена из своей комнаты прошла в ванную, включила воду. Сегодня суббота, у него выходной, но у жены, продавщицы, – трудовой день, хотя и укороченный. Лишь за ней закрылась дверь квартиры – бегом под душ. В кухне он будет совсем мало. Если бы не встреча с Ульяной, внимание было бы уделено похрустывающим на зубах тостам и горяченьким венским сосискам с кетчупом, но сейчас наспех съеден лишь кусок хлеба с салями. Выбрившись, тщательно подровняв бачки, мы шлифуем электробритвой обширную лысину: гладкая, она выглядит приличнее, нежели усеянная редкими волосками. Никуда не деться от тоски непрошеных представлений о себе прежнем: с выражением застывшего грустного вздоха выходим на залитую солнцем улицу, чётко помня густоволосого юношу, стройного, поджарого – такого и вообразить с брюшком?.. Навстречу идёт девушка – сравнить её с Ульяной, дать новый импульс воображению, и к чёрту самоедство!..

Десять минут езды автобусом до магазина Arminius, где такое многообразие сыров, надобен козий. Затем выберем вино из красных... вот это испанское. А с первой близкой подругой он пил «Волгас вино» по 1 руб. 30 коп. бутылка. Далёкий июнь, окончен девятый класс; родной край – район Латвии у границы с Белоруссией, места с нелатышским населением. Он родился и вырос в райцентре. Родители давали деньги только на мороженое и раз в неделю на кино, на бормотуху добыл, собирая пустые бутылки. Из магазина побежал по дремлющему в послеполуденном зное проулку в лес, к месту, где обещала поджидать подруга. И она поджидала, сидя на пне, подложив под себя прихваченное из дома одеяльце. Она носила американские джинсы, купленные с рук, и, встав, сняла их и бережно повесила на горизонтально вытянутую ветвь. Принялась резвиться, помчавшись от него меж сосен, кидаясь вправо, влево; он догонял, выбегали на просеку, открытую солнцу. Пойманная им сзади, прижатая, она остро взвизгнула: «О-оо, чувствую, хи-хи-хи!» Они глотнули вина из горлышка, поцеловались; он не имел опыта, а она имела, что и показала... Затем как ни в чём не бывало они загорали на прогалине, подруга сказала, что хочет, чтобы он стал моряком и привозил ей из загранплавания модные вещи. Он согласно улыбался, мечтая вырваться за границу насовсем. «Их стандарт жизни – не то, что наше...» – говорил отец, обрывая фразу тоскливой усмешкой.

Отец воевал с середины сорок второго до взятия рейхстага и потом служил в Германии, он неизменно оживлялся, вспоминая, как со своей частью вошёл на её землю. В каждом крестьянском дворе – скот, птица; это в сокрушаемой, столько лет воюющей стране!.. При доме – представь – не земляной погреб, а бетонированный бункер, на полках – соки; бутыли, бутыли, банки... представь: сок смородины, яблочный, клубничный, тыквенный, морковный, томатный. Мы брали и пили до захлёба... Нашу баланду просто выливали.

Вспоминал отец обычно наедине с ним, когда уставал и был чем-либо раздосадован на работе: он заведовал отделом писем в районной газете. «Двадцать лет живём после победы, и я не могу на подержанную машину, на старьё, накопить!» Отец регулярно спохватывался: «Ой, зря я откровенничаю! ой, проболтаешься! И меня подведёшь и себя погубишь». Однако жажда высказаться одолевала. Коммунист с давним стажем, он когда-то надеялся «на благосостояние для семьи». И его хотят убедить, он усмехался, что оно ему предоставлено! Две комнаты на четверых. Больше одного костюма в одно время не имел... Он слушал по транзисторному приёмнику зарубежные голоса и объявлял шёпотом: «У них то, что у нас невозможно. Немыслимый для нас уровень жизни. Открытое общество. Они без проблем переезжают из города в город, находят, где выгоднее приложить силы, богатеют. А попробуй мы перебраться в Ригу? Кто даст жильё, работу?!»

Мать Вячеслава работала кассиром в районной сберкассе, старшая сестра вышла замуж и жила в селе, подрастала младшая. Вячеслава отличали способности, его привлекла профессия отца. Он хорошо подготовился и поступил в Риге в университет на отделение журналистики. Как было бы недурно, получив диплом, оказаться за границей и устроиться на одну из тех радиостанций, которые слушает отец... конечно же, той стороне нужны специалисты из противоположного лагеря; может найтись место в антисоветском журнале, в газете, о которых, обвиняя их в лживости, упоминают преподаватели.

Карьера во Франкфурте-на-Майне, в Париже или Нью-Йорке виделась по-особенному манящей из студенческого общежития, из комнаты на четыре койки. Мысленно примеряясь к образу молодого диссидента, он старался не забывать об осторожности, но всё же (ах, это «но всё же»!..) с уст иной раз срывалось то, чему лучше бы не срываться. Жизнь пошла не так, решительно не так. На Запад он попал – но намного позднее, нежели собирался, и без надежды на карьеру. На эти «но», однако, есть свои «но», и в конце концов жизнь приятна. Плохо ли при такой безработице иметь работу? Мы служим в миграционном ведомстве, точнее, в одном из его филиалов, что занимается адаптацией переезжающих в Германию семей. Два сына, живущих отдельно, не нуждаются в материальной помощи, как прежде, хотя и просят её. Оба ездят на фольксвагенах, а он предпочитает обходиться велосипедом и общественным транспортом. Проводит в кафе свой часик. Честолюбивые замыслы?.. Его рассказы публикуются в эмигрантских журналах. Владимир (Вольфганг) Тик, писатель Зарубежья, признанный и в России, два раза похвалил его в русскоязычной газете Германии. А этого удостоился не каждый член Ассоциации русских литераторов, которой городские власти выделили этаж симпатичного здания на Шёнхаузер Аллее, в бывшем Восточном Берлине. Скоро там будет представлена Ульяна как новый автор, она прочтёт своё творение, предстоит защищать её от критиков.

Он поднялся из метро поблизости от замка королевы Софии Шарлотты. Район с немалой долей зажиточного люда. Русский ресторан Samowar – Ульяна называла его, объясняя, как пройти к её дому. Пока же лучше свернуть к замку, прогуляться по парку – нетерпение заставило приехать слишком рано. Солнце припекает и горячит. Широкая аллея с искристым фонтаном под голубым небом, цветы на клумбах, цветы в вазонах с землёй; публика ещё не скопилась: тихо, красиво, ласково. Весьма подходяще для прогулки перед часом любви... Над идиллическим прудом с утками, с парой лебедей – скульптуры нагих толстеньких мальчиков, один держит здоровенную рыбину: ну прямо намёк на ресторан Zander («Судак»), где вы с Ульяной отдали должное угрю в портвейне с пюре из картофеля и олив... Ульяна знакома тебе года три, но лишь в последнее время знакомство получило развитие.

Она руководит обществом «Беседа» в Русском доме, как обиходно именуют бывший Советский дом науки и культуры – один из былых центров дружбы СССР и ГДР. Общество «Беседа» устраивает встречи с людьми искусства, в том числе с писателями – и не только с приезжающими из России, но иногда и с теми, кто осел в Зарубежье. Вячеслав Никитич Слотов покамест не оказался виновником подобного события, но как заинтересованный гость присутствовал на встречах непременно. Ульяна уделяла ему дежурную улыбку, проходя мимо с занятым видом, – организатор в хлопотах. Сразу же оценив её фигуру, походку, он скучнел оттого, что не подворачивалось повода попробовать за нею поухаживать.

Как не крепчать пессимизму, если за годы в Германии любить кого-то, кроме жены, удавалось много реже, чем надо бы? Немки пренебрегают вашими знаками внимания, не нравится ваш акцент. Есть, правда, готовые на сближение, но вы не в той нужде, чтобы обладать женщиной, закрыв глаза. Прибегнуть к платной услуге? Наверно, нашлась бы по карману прелестница из экс-СССР, но, будьте уверены: над нею опека, и стоит ли радость риска – попасть под контроль мафии? Остаётся, схватывая взглядом сексапильные фигурки, кланяться случаю за «так себе» – и маяться при виде Ульяны, которая лет на двадцать моложе и столь чувственно привлекательна. Попробуй подступись к ней, будучи человеком непрославленным и, по здешним меркам, малоимущим...