Повседневная жизнь языческой Руси - Людмила Алексеевна Черная

господину безнаказанно. Уже существовал институт свидетелей — «послухов», «видоков», которые давали показания. Правда, в ряде статей оговаривалось, что варягам и «колбягам» свидетели не нужны, им верили «на роту», то есть им достаточно было дать присягу, что они говорят правду. Ученые до сих пор сомневаются, кого именно имела в виду «Русская правда» под колбягами — возможно, жителей одной из новгородских областей на север от города по реке Колпь. Существовали и правила доказательства своей невиновности в случае покупки краденого: покупатель должен был привести судью к продавцу; если же тот также купил краденое, не зная об этом, то и он вел к тому, у кого купил, и так до трех раз. Был уже институт поручительства, о чем говорилось, например, в статье 14-й: «…Аще познаеть кто (свою вещь у чужого человека. — Л. Ч.), не емлеть его, то не рци ему „мое“, но рци ему тако: „поиди на свод, где еси взял“; или не поидеть, то поручника за пять днии»[82]. Также упоминается и «суд присяжных» — 12 человек, принимавших окончательное решение о виновности или невиновности подсудимого. Как считают специалисты, это пережиток старинного общинного суда, существовавшего до суда княжеского. Роль общины видна и в статье об убийстве в разбое: когда убийцу не ищут у себя в общине или не хотят отвести подозрения от своей общины, тогда допускалось, что община платит сообща 40 гривен. Таким же отголоском суда общины — «верви», «мира» — является статья о краже в своем миру: «Аще поиметь кто чюжь конь, любо оружие, любо порт (одежду. — Л. Ч.), а познаеть в своем миру, то взяти ему свое, а 3 гривне за обиду».

Любопытно и упоминание об отдельных сторонах процесса судопроизводства. Так, в статье, позволявшей владельцу забрать опознанного им своего холопа, упоминается «вязебное» — плата за наложение оков на преступника, которую господин должен был заплатить исполнителю сего действия. В малых тяжбах («без крови») метали жребий: человеку, которому выпал жребий, верили на слово («на роту» — присягу) и решали дело в его пользу. «Метание жеребья» практиковалось в случае, если свидетель («послух») показывал на кого-либо, виновного в избиении, грабеже или займе денежной суммы. Существовали также статьи о «поклепе» — ложном обвинении. Так, если бороду «порвали» истцу без свидетелей, то 12 гривен «продажи» (то есть штрафа в пользу князя) ответчик не платил, потому что это мог быть поклеп.

Если судебное дело кончалось миром, то взималась особая пошлина, называемая «заворотное». А если преступление признавалось тяжким, а также при воровстве и поклепе, при отсутствии свидетелей могли прибегнуть к пыткам раскаленным железом. Называлось это: «дати железо».

Отголоском «обычного права» является статья 23-я, в конце которой поясняется: «яко уставил Изяслав в своем конюхе, его же убили дорогобужцы». Единичный бытовой факт убийства конюшего, отвечавшего за табуны князя, стал в данном случае основанием для статьи общего закона.

Показательна статья 31-я, вводящая персональную ответственность каждого из участников коллективной кражи. Если вор был один и украл коня, вола, вещи из клети, то он платил гривну и 30 резан, но если воров было много («…или их будет 10»), то каждый из них должен был заплатить по такому же штрафу.

Пережитком языческого судопроизводства, вероятно, был поединок, называемый «поле», когда истец и ответчик в бою доказывали свою правоту. Суд «присуждал поле», то есть выносил решение о поединке как способе разрешения тяжбы. Если в ходе поединка стороны приходили к миру, то все равно с них бралась «полевая пошлина» в размере 5 денег с 1 рубля, а если они мирились до поединка, то пошлина не бралась.

Судебные поединки на поле сохранялись вплоть до Нового времени, причем в законодательстве оговаривалось, что биться на таких поединках должны боец с бойцом, а «небоец» с «небойцом»[83]. В Судебнике времен Федора Ивановича 1589 года это правило подтверждалось следующими словами: «К полю приедет околничей, дияк, им вопросити исца и ответчика… А бой полщиком давати ровен…»[84] Там же далее указывалось, что поединщики могли приводить с собой стряпчих и поручников, но вот только последние не имели права быть в доспехах, приносить с собой дубины и ослопы, чтобы не быть втянутыми в поединок. В XV веке еще сохранялось положение, когда на поединок выходили женщины, причем оговаривалось запрещение нанимать вместо себя на поединок мужчин: «Жонки с жонкою присужати поле, а наймиту от жонки не быти ни с одну сторону»[85].

Скорее всего, в языческие времена на военные способности и навыки сражающихся в поединке не обращали особого внимания. Не столь важно было, чтобы физические возможности «полщиков» были примерно одинаковыми, так как считалось, что каждый владеет воинскими навыками. Хотя доказательств такого подхода к поединку в научной литературе нет.

Со временем судебная система все более отказывалась от поля-поединка и все более прибегала к наказаниям, так сказать, государственным. Это касается, в частности, «торговой казни», «торгового позору», когда виновный присуждался к публичному битью кнутом на торговой площади.

«Русская правда» дает представление о наличии социальных категорий, сложившихся в языческие времена: княжьи мужи, свободные мужи, бояре, купцы, смерды (свободные крестьяне), закупы и рядовичи (временно зависимые люди), челядь (слуги), холопы обельные (пожизненно зависимые слуги), рабы. Разные социальные слои русского общества были крайне не равны перед законом. Если за убийство «княжего мужа» в казну князя платили виру в размере 80 гривен, то за убийство смерда (крестьянина) его семье полагалось всего 5 гривен. Если за мучения смердом смерда полагалось 3 гривны князю и одна гривна пострадавшему, то за мучение огнищанина (управляющего княжеским хозяйством) — 12 гривен и одна гривна «за муку». Закупы и рядовичи были зависимыми от своих хозяев людьми, поэтому их нельзя было привлекать к суду в качестве свидетелей в крупных делах; они могли выступать «послухами» только в малых исках и «по нужде», то есть когда не было других свидетелей. Если закуп, временно утративший свободу за «купу», то есть взявший деньги в долг и обязанный их отработать, пытался сбежать, не расплатившись, то он превращался в «обельного холопа». А холопы юридически были полностью бесправны; они совершенно открыто приравнивались к орудиям труда, скоту, имуществу хозяина.

Первоначально холопа можно было убить на месте преступления безо всяких разбирательств, затем его стали выдавать потерпевшему в качестве компенсации. Хозяин же мог убить своего холопа по собственному усмотрению и в любой