Вид на счастье (СИ) - Гут Этта

Сначала шло туго, было стремно и вообще, но потом открытый на свой страх и риск бизнес благополучно попер в гору. Пришлось и мастерскую расширять, прикупив соседний заброшенный склад, и помощников созвать на вполне себе белые, официальные зарплаты, а после и бухгалтера Люсечку нанять, потому что справляться еще и с бумажно-волокитными делами стало совсем невмоготу. Люсечка — дама лет сорока с ярко-алым вампирским ртом и бодрым неохватным задом — мигом навела порядок в налоговой отчетности, зарплатных ведомостях и прочих цифирьях Денисова ИП, и сам он наконец-то вздохнул с облегчением.

Точнее мог бы вздохнуть, если бы не долбаные воспоминания о том, что осталось там, позади. Чертов родной городишка, из которого пришлось без преувеличения сбегать. Чертова Машка, мысли о которой так никуда и не делись, обрекая на одиночество…

Нет, перепихнуться-то всегда находилось с кем. А вот чтобы по-настоящему сблизиться — нет, не выходило.

— А все потому, — говорила на это Денису Люсечка, подпирая пухлым кулаком тугую щеку, — что вы, мужики, козлы!

У Люсечки был период недолгого одиночества — она отправила восвояси очередного кавалера и пребывала в состоянии временной ненависти к противоположному полу. Когда Люсечка только-только взяла на себя бумажные дела «ИП Д.С.Куприянов», хозяин этого самого ИП тоже оказался в зоне ее повышенного внимания. Причем охота на него — неженатого, небедного, малопьющего и вообще «очень ничего» — была открыта внезапно и так энергично, что загнанный под флажки Денис сознался Люсечке даже в том, о чем и на белогвардейском допросе молчал бы, будто Мальчиш-Кибальчиш: что давно и глупо влюблен в юницу. Люсечка сначала осудила, потом, вкурив обстоятельства и что-то подсчитав в уме, оттаяла, Дениса простив и поняв. Правда, после некоторое время сильно расстраивалась, привычно подпирая щеку и приговаривая:

— Нет в мире справедливости. И почему как только плечищи, ручищи, жопа, что яблочко наливное, отсутствие зеркальной болезни, а ко всему еще и интеллект на лице — так мимо рыла? Эх…

Так дальше и пошло: Люсечка вышла на новую охотничью тропу уже не в Денисовом направлении. Зато сам он после их разговора ходил и нет-нет да ловил свое отражение в полированных железках: расправлял плечи (а ведь действительно широкие!), втягивал малость покруглевший живот (надо все-таки перестать пить столько пива, а железо начать тягать не на одной лишь работе, но еще и в зале!), делал значительное лицо, приглаживая отрощенную зачем-то бороду (а всё байкеры-уроды — насмотрелся на них, понимаешь, и вот!) и вообще… позировал сам перед собой.

Интересно, если бы Машка сейчас его увидела, тоже смотрела бы с той же наивной детской влюбленностью или отвернулась бы, скептически вскинув светлую бровь?.. Сколько ей сейчас? Двадцать? Нет, наверно, даже немного больше. Двадцать два или двадцать три. Естественно, раз самому Денису уже тридцатник. Время, чтоб ему…

Как она там, вообще?.. Учится? Работает? А может, вообще замуж вышла и дома с ребенком сидит?..

Мысль ударила куда-то под левое ребро, да так, что Денис невольно педаль газа сильнее надавил. Мощный неубиваемый мотор послушно взревел, но его пришлось обуздать — дорога действительно была не очень. Опять загудел телефон. На этот раз названивали коллеги-подельники, наверняка так и продолжавшие бухать в мастерской, и только теперь потерявшие шефа. Но отвечать по-прежнему не хотелось, и Денис отбил звонок, после скинув стандартное: «Сейчас не могу говорить». Часы на торпедо показывали, что хоть и тьма-тьмущая, но на самом деле еще не ночь, а вечер. Даже вполне себе ранний — всего-то что-то около восьми. Нормально. Как раз добраться и завалиться спать, чтобы все остальное уже утром, на свежую голову.

Снег валил по-прежнему, в прокатанных шинами черных колеях хороводила поземка, но машина цепко держалась за дорогу, да и вообще Денис в нее верил — древний, но истово обожаемый крузак с дизелем-миллионником под капотом еще и не такое в жизни видал и не с таким справлялся.

К родителям не хотелось — после того как Денис объявил им, что уезжает в Москву, отношения, раньше абсолютно нормальные, разладились. И они блудному сыну, когда он все-таки звонил, не больно-то радовались, и ему от общения с «предками» становилось тяжело.

Бывает. Ничего не поделать.

Так что в родной городок, до которого получилось добраться уже часам к одиннадцати, он даже заезжать не стал, а лишь закупился немудреной жрачкой в круглосуточном магазинчике на заправке у окраины и сразу от нее свернул налево. Тут пока все тоже было чищено, а вот на отрезке за последней деревней, где начиналась грунтовка в сторону озера и дедова домика, Денис ждал всяческих испытаний для себя и своего железного коня. Однако с удивлением увидел — и тут чистили. Не вот прямо только что, но перед последним снегопадом, который и теперь никак не мог угомониться, точно. Это показалось странным, однако сетовать на судьбу, расщедрившуюся на подобный подарок, было глупо. Так что Денис осторожно свернул с торной дороги на этот внезапный зимник и покатил дальше.

Глава 2

Настроение сделалось отличным — точно таким, как бывало в детстве, когда отец брал сына с собой на охоту, и они втроем — дед, отец и внук — проводили «безбабские» выходные.

А потом деда схоронили, отца повысили в должности, в результате чего свободного времени у него почти не осталось, да и сам Денис вырос. В итоге все прекратилось. Жаль.

На последнем повороте перед домиком, который дед почему-то завещал не сыну, а внуку, неожиданно занесло, но крузак не подвел, удалось тут же выровняться. И все же дальше Денис катился уже совсем потихоньку. Вот приметная, памятная еще с детства кривая сосна. Вот елочки-сестрички, которые, будто бы приглашающе расступаясь, открывали вид на занесенное снегом озеро и посеревшие от времени и непогоды бревна глухой северной стороны знакомой хибары.

Дед, или, может, даже прадед, выбирая место для рыболовно-охотничьего домика, не ошибся, все сделал очень правильно. Да и сам сруб сложил так, что стоял до сих пор, даже не покосившись. Одноэтажный и маленький — всего-то четыре на четыре. Зато теплый из-за большой каменной печи. А уж какой вид открывался летом с обращенного к озеру крыльца! В детстве Денис эту красоту как-то не ценил. А дед, посмеиваясь, говорил: «Мал еще, чтобы понимать, где тебя счастье ждет! Но ничего, повзрослеешь — поймешь».

Не желая машиной загораживать этот самый «вид на счастье», Денис остановился за домом, прямо на дороге. Было неправильно, но не Москва же — кому тут помешать-то можно? Взяв пакет с едой, он привычно сунул в карман куртки телефон, смотал было на кулак провод зарядника, но потом только глянул на него с усмешкой — в дедовой халабуде электричества отродясь не водилось.

— Ну и отличненько, — сказал сам себе Денис.

Зарядник отправился обратно в бардачок, а секунду спустя туда же нырнул и сам телефон. Ибо на хрен!

Насвистывая себе под нос и ведя рукой по седым бревнам, Денис обогнул угол… и замер, только теперь осознав, почему дорога была прочищена — перед дедовым домишкой, как раз-таки загораживая вид, стояла присыпанная снегом Нива, а из небольшого оконца дома прямо под ноги падал квадрат зыбкого света. Свеча? Старая, еще дедова керосинка? Но кто?..

Шагнув ближе, Денис приподнялся на цыпочки, но так ничего и не увидел, а потому, примерившись, наступил краем ботинка на здоровенный валун из числа тех, на которых лежал нижний венец дома, подтянулся вверх и все-таки заглянул в окно. Свет действительно давала керосиновая лампа. Но и не одна она: в старой настольной плитке горел газ из стоявшего тут же на полу баллона. А на нем кипятилась большая алюминиевая кастрюля. Это, конечно, уже само по себе было удивительно, но все же настоящий шок Денис испытал, когда к плитке шагнула какая-то женщина.

Узкая спина в сером свитере, голубые джинсы, заправленные в берцы… и лохматая светлая шевелюра, при одном только взгляде на которую в груди что-то сместилось так, будто съехались, врезавшись друг в друга обычно малоподвижные плиты Русской равнины.