Невидимые силы - Евгения Грановская
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В коридоре он наткнулся на главврача. При виде Келлера грузный властный доктор стушевался и робко проговорил:
— Игорь Михайлович, плата за следующий месяц пришла, все в порядке. Если что-нибудь понадобится…
— На подоконнике в палате пыль, — холодно перебил Келлер. — И одеяло было не поправлено.
Главврач слегка побледнел.
— Простите, — дрогнувшим от страха голосом пробормотал он. — Это наш недочет. Мы все исправим.
Келлер отвернулся и зашагал к выходу. Когда он скрылся за углом, главврач облегченно перевел дух, достал из кармана белого халата платок и вытер вспотевший лоб.
9Игорь Келлер припарковал машину возле сквера. Вышел из салона, быстро огляделся, затем стремительно зашагал в конец аллеи, туда, где за кустом сирени лежал, зажав рукою кровоточащую рану в боку, Илья.
Келлер нашел его сразу же. Присел рядом, отвел окровавленную руку парня в сторону и оглядел рану.
— Рана глубокая, — констатировал он. — Ты потерял много крови, Илья.
Парень сжал зубы, чтобы не застонать от боли, а потом пробормотал хриплым шепотом:
— Вы сказали, что я не должен светиться… Я… Я не вызвал «Скорую».
— Правильно сделал, — одобрил Келлер.
Илья попытался схватить Келлера за руку, но сил у него уже не было.
— Игорь Михайлович… — пробормотал он. — Я не хочу умирать.
Келлер посмотрел на него спокойным холодноватым взглядом и медленно произнес:
— Смерти не избежать, Илья. Через минуту твое сердце остановится.
На бледном, обескровленном лице умирающего отобразился ужас.
— Вы меня… спасете? — прошептал он. — Пожалуйста… Вы… Вы обещали…
Келлер чуть склонился над парнем, посмотрел ему в глаза и четко проговорил:
— Ты хочешь жить?
— Да, — беззвучно, одними губами отозвался Илья. Сил говорить у него уже не было.
— Вернуться с того света — это все равно, что родиться заново, — сказал Келлер. — Или переродиться. Ты к этому готов?
На этот раз губы Ильи даже не шевельнулись, но Келлер уловил его мысленный ответ.
ДА!
— Любой ценой?
ДА…
Последний легкий выдох сорвался с губ Ильи, и сердце его остановилось. Келлер, не мешкая, накрыл лицо парня ладонью. Потом закрыл глаза и сосредоточился. Он не раз проделывал подобную процедуру. Возвращал души умерших людей обратно в тело, говоря шаманским языком. Ему действительно казалось, что душа его отделяется от тела и отправляется в мир, отличный от нашего. Но он подозревал, что все это может быть чем-то вроде сна или наркотической иллюзии. Слишком много ферментов выбрасывалось в кровь под влиянием самовнушения. Адреналин, серотонин… и масса других нейромедиаторов. В видении ему и впрямь казалось, что он выхватывает некую бестелесную субстанцию из цепких лап холодной тьмы. Но что в этот момент происходило на самом деле — Келлер не знал. Знал он другое — реанимированные им люди никогда не возвращались прежними.
Прошло минуты три, прежде чем он убрал руку с лица Ильи и хрипло произнес:
— Живи.
Парень открыл глаза.
Глава третья
Сумасшествие
1Анна правила машиной легко и умело.
— В общем, дело решили закрыть, — сказала она в продолжение разговора. — Я, конечно, протестовала, но мой голос не взяли в расчет.
Сидя в машине сестры, Настя вполуха прислушивалась к ее словам и рассеянно смотрела на пробегающие мимо дома. Она чувствовала себя будто с похмелья, хотя вроде бы накануне ничего не пила. Но вчерашний день вспоминался как-то смутно, словно воспоминания были ненастоящими и кто-то намеренно проецировал их в сознание Насти.
«Проецировал воспоминания…» Настя усмехнулась. И откуда только в голову лезут такие глупости? Наверно, залетело из какого-то фантастического фильма.
— Таська, ты чего такая смурная? — окликнула ее Аня. — Не выспалась, что ли?
— Что-то вроде того, — буркнула в ответ Настя.
— А конкретней?
— Да сны снились плохие, — неохотно отозвалась сестра. — Все время просыпалась.
Анна кивнула и понимающе проговорила:
— Да. Поганая штука. Мне в первый год работы в «убойном отделе» тоже постоянно снились кошмары. Душу из меня выматывали. Но потом прошло. Рано или поздно все проходит.
— Верно, — согласилась Настя. И добавила с грустной усмешкой: — И жизнь в том числе.
Анна посмотрела на нее удивленно.
— Э, сестренка, да ты совсем прокисла. Говорю тебе, не зацикливайся на дурных мыслях. Проснулась, встряхнулась, приняла холодный душ — и вперед. «Туда, на бой, на жизнь, на рынок. С прибоем рынка в поединок!» Не помнишь, кстати, чей стишок?
Настя покачала головой:
— Нет.
— Наверно, Пушкина, — сказала Анна. — Другого я бы не запомнила. В общем, расслабься и думай о чем-нибудь приятном.
— Что ты сказала? — Настя вскинула голову.
— Когда? — не поняла Анна.
— Только что.
— Я сказала — расслабься. И получай удовольствие от жизни.
Настя задумалась. Ей вдруг показалось, что недавно она уже слышала эти слова. Но произнесены они были вежливым, ровным и властным голосом, совсем не похожим на сипловатый голос сестры.
Настя тряхнула головой и пробормотала:
— Наверно, просто дежавю.
Но на душе у нее все равно осталась тревога, подобно осадку на дне пустого стакана.
— Что слышно про убийц Литовцевой? — сменила тему Настя. — Их уже поймали?
Анна покосилась на сестру и сказала:
— Нет, не поймали. Слушай, Таська, ты прости, что я тебя подозревала.
— А ты меня подозревала?
Аня смущенно усмехнулась:
— Ну не тебя, конечно. Просто думала, что ты кого-то покрываешь. Кого-нибудь из своих дурковатых дружков или подружек.
— Намекаешь на Машку Клюеву? — прищурилась Настя.
— Угу, — призналась Анна.
— Она ни в чем не замешана.
Анна улыбнулась:
— Верю. Потому и прошу у тебя прощения. Ну, ты как? Не в обиде?
— Нет.
— Вот и хорошо. Нас только двое, Настен, других сестер у нас нет. Помни об этом.
— Да, Ань, я помню.
С минуту они ехали молча. Остановив машину у «зебры» перехода, Анна покосилась на рукоять бамбукового меча, торчащую из спортивной сумки Насти:
— А ловко ты орудуешь этой палкой.
— Это не палка, — все еще пребывая в задумчивости, машинально поправила Настя. — Это синай. Бамбуковый меч.
— Да, я помню, — кивнула Анна. — Дерешься ты этой штуковиной ловко. Но, по мне, так лучше бы занималась карате или дзюдо. Можешь мне поверить, на улицах города тебе эта палка не пригодится.
— Я занимаюсь кендо не для того, чтобы драться палками на улице, — возразила Настя. — Кендо — это путь к самосовершенствованию и внутренней дисциплине. Есть такая история. Однажды у каратиста, борца и кендоки спросили: о чем вы думаете перед схваткой? Каратист ответил: «О том, куда нанести удар и как его правильно исполнить». Борец ответил: «О том, как произвести бросок и болевой прием». А кендоки улыбнулся и сказал: «Я ни о чем не думаю. Я просто предвкушаю наслаждение от боя».
— Наслаждение, говоришь? — Анна хмыкнула. — Ладно, пусть так. И все же дзюдо лучше. Практичнее.
Настя не стала спорить. Ее сестра Анна двенадцать лет работала в полиции, и за это время ей ни разу не приходилось видеть бандитов со шпагами или мечами в руках. Ножи, заточки, пистолеты — да, но японский меч — нет. Это было выше Аниного понимания.
Настя хорошо помнила тот день, когда он решила заняться кендо. Это было три года назад, и у нее тогда был плохой период. Мальчик, с которым она дружила, бросил ее ради другой. В первый день после его ухода Настя купила бутылку белого вина и в одиночестве выпила ее всю. Но это не помогло забыться. Стало только хуже. Переболев похмельем, Настя отправилась бродить по улицам города.
Три дня, с раннего утра до позднего вечера, она бродила, неприкаянная, по Москве, плюнув на занятия. А на четвертый, когда Настя, остановившись на каком-то бульваре, посмотрела на мутное, затянутое тучами солнце и в полном отчаянии проговорила: «Господи, что мне делать?» — порыв ветра швырнул ей в лицо рекламный листок.
Спортивный клуб кендо.
Приглашаем всех желающих!
Настя хотела его выбросить, но словно какой-то голос сказал ей свыше — зайди, попробуй. И она зашла. И попробовала. И осталась в клубе на три года. Пожалуй, в этом было что-то от судьбы.
Настя давно заметила: стоило ей только взять в руки бамбуковый меч, как она тут же превращалась в другого человека. Сильного, ловкого, уверенного в себе. Меч был не просто оружием — он был воплощением лучших качеств Насти, которые отдельно от меча будто бы и не существовали.
Настя не раз размышляла, что было бы, если б она взяла в руки настоящий меч. И не просто меч, а какой-нибудь легендарный — вроде того серебряного меча, который хранился в Музее Востока. Изменил бы этот клинок ее суть? Сделал бы более воинственной? Или подарил бы ощущение полной свободы?