Кукольный домик. Следствие ведёт Рязанцева - Елена Касаткина

справиться со своим плохим настроением, да еще и с женой ругается.

— Это я так, только предположил, мало ли. Признаюсь, я Макса в плохом настроении никогда не видел. Он всегда спокоен и уравновешен, да и в прошлый раз… Думаю, тебе показалось.

— Всё, звони ему, скажи, что я обошлась без его помощи.

— Поздно, он уже выехал.

«Друуу…» — прогудел дверной звонок.

— Гад! — Лена выдернула из-под спины подушку, размахнулась и шлепнула ею Сергеева по голове.

— Ты мне еще спасибо скажешь. — Вадим поспешил в коридор.

Лена перекатилась на край кровати и, вытянув шею, глянула на себя в настенное зеркало.

Катастрофа!

Пригладила рыжую лохматость, облизала губы.

— Ну вы поговорите, а я пока Татошку выгуляю. — Вадим подтолкнул друга в комнату и, подхватив поводок и собаку, вышел.

— Привет! — Макс осмотрелся. Из мест для «присесть» только кровать и компьютерное кресло. Выбрал кресло.

— Макс, мне очень жаль, но Вадим совершенно напрасно тебя вызвал. Со мной всё хорошо и нет оснований…

— Я и без него вижу… Видел… Тебя что-то беспокоит. Вадим мне рассказал о том случае, когда на тебя напал маньяк в парке.

— Вот болтун! Ну да, было такое. Но было давно, я прошла курс реабилитации, со мной работали психологи. Я полностью восстановилась, иначе меня бы просто не допустили к работе.

— Однако ты потеряла сознание…

— Господи! Ну и что? Просто я… Этот ребенок… Или не ребенок… Я не знаю, что это…

— Значит, тема детей и есть спусковой крючок?

— Наверное… Да… При нападении я потеряла ребенка… И… Еще… Врачи сказали, что детей у меня больше не будет… Это меня беспокоит… Беспокоило… Какое-то время… — Лена замолчала и отвернулась. Все-таки ему удалось ее разговорить. Зачем? Она так далеко затолкала в себя эту тему. Но каждый раз, будто специально наталкивалась на нее. И в работе, и в жизни.

— А ты хочешь ребенка? Хочешь обычной семейной жизни?

— Не знаю? Скорее нет. Обычная семейная жизнь домохозяйки меня мало привлекает. Вообще не привлекает. Мне нравится моя работа. Но ведь так надо.

— Кому?

— Не знаю. Всем… Родителям моим, Вадиму… Наверное.

— Но это твоя жизнь. Отпусти ситуацию, живи так, как хочется тебе. Ребенок — это промысел Божий. Скорее всего, ты сама к нему не готова. И если когда-нибудь случится так, что ты захочешь ребенка для себя, а не для Вадима или родителей, и тем более не потому, что пора и надо, то он у тебя появится. Просто отпусти ситуацию.

Ей стало легче. Будто комок боли, что сидел в недрах ее организма, вдруг рассосался. Удивительно. Ничего нового он ей не сказал. Может, значение имеет то, как он это сказал. Уверенность в голосе и взгляд, понимающий и нежный. Взгляд проникал в душу, в сердце. Наверное, все пациенты хотя бы ненадолго влюбляются в своих психотерапевтов. Это понятно, это нормально. Трудно не проникнуться симпатией к человеку, который проявляет к тебе участие. Это ответная реакция, благодарность, и ей тоже не удалось ее избежать.

Их взгляды переплелись. Пауза не тяготила, наоборот, сближала, притягивала, соединяла. На какой-то миг они стали единым целым.

Дверь хлопнула. Лена вздрогнула и покраснела.

— Спасибо.

— Не за что. — Макс, оттолкнувшись ногой, откатил кресло к окну.

— Ну как? Жить будет? — Вадим провел ладонью по мокрым волосам и сел на кровать. — Там дождь пошел.

— Будет. Долго и счастливо. А дождь — это хорошо. Дождь очищает.

— Как сказать. Мне сегодня снова в ночь на кладбище дежурить. Кстати, что ты скажешь про этого ученого?

— Типичный шизофреник. С учеными такое бывает. Погружаются в науку с фанатичным рвением и выпадают из реальности. Среди них хватает индивидов с подвижной психикой.

— А что за ученый? — Лена сердито посмотрела на Вадима.

— Да попался один… На кладбище.

— Когда? Почему мне не рассказал?

— Я хотел, не успел, ты же в обморок упала, я и забыл про все, да и в таком состоянии пугать тебя не хотелось…

— В каком еще состоянии? Рассказывай немедленно, вы кого-то поймали?

— Да там тухляк. Не наш фигурант.

— Вадим!

— Ну ладно, ладно, не злись. Задержали ночью чудика одного, который лежал на могиле и распевал песни.

— Песни?! Зачем?

— Как он утверждает — устанавливал контакт с мертвыми.

— Для чего?!

— Он ученый, понимаешь? Некрополист, проводит исследования. Мы проверили, не врет, всё действительно так и есть. Оказывается, есть такая профессия — разговаривать с трупами. — Вадим рассмеялся. — Встречал я чокнутых, но такого впервые.

— Тогда почему чокнутый?

— Ну а как еще это расценить? Мешочки, помнишь, я тебе рассказывал… он развешивал. Птиц кормил. Мы их вскрыли… Знаешь, что там оказалось?

— Что?

— Соль и сода.

— Я тут с вами сам скоро сознание потеряю. — Орешкин открыл ящик стола и смахнул в него коробку с лекарством. Внешне начальник казался спокойным, вероятно, лекарство уже начало действовать. — Волков, рассказывай, что там с этим ребенком.

— Это не ребенок, это чучело.

— Что?! Какое еще чучело? Что ты городишь?

— Попробую объяснить. Проведенный углубленный анализ показал, что на самом деле это мумия младенца. Бальзамирование, между прочим, проведено на высочайшем уровне, так что сразу и не поймешь, живой ребенок или мертвый. Труп девочки, возраст приблизительно полтора месяца. Конечности — руки, ноги — целы, а вот остальное… — Волков поджал к носу губы.

— Ну, чего замолчал?

— Да вот думаю, может, Рязанцевой лучше выйти, а то как бы она опять в бессознанку не ушла.

Орешкин вопросительно посмотрел на Рязанцеву.

— Что скажете, Елена Аркадьевна? В состоянии вы дальше работать или, может, вас в бессрочный отпуск?.. Подлечить нервишки, так сказать.

— Не надо. Со мной всё хорошо. Я была на приеме у психотерапевта, и он подтвердил мою стрессоустойчивость. Если надо, могу принести справку.

— Ладно, поверим на слово. Давай, Волков, продолжай. Что там такого страшного ты обнаружил?

— Дело в том, что у ребенка отсутствуют внутренние органы. Вместо них… — Волков замолчал, почесал грудь, скривил тонкие губы и полез в папку. — Я сделал фотографии того, что находилось внутри тела. Смотрите сами. — Положил на стол перед Орешкиным стопку снимков.

Редко когда можно было наблюдать на лице начальника такую смену самых разных эмоций. Изначальные уверенность и спокойствие сменились сначала удивлением и непониманием, затем ужасом и паникой. Орешкин дернул ящик стола, вынул коробку с лекарством.

— Что… Что это? — Орешкин, пытаясь одной рукой вскрыть коробочку, другой оттолкнул фотографии.

Котов подгреб снимки к себе. Долго всматривался.

— Сердце? Игрушечное сердце?

— Это мыло. Мыло в форме сердца. Я обнаружил его в тряпье, которым была набита брюшная полость. Черепная коробка спилена. Внутреннее содержимое заменено на клубок из женских капроновых чулок. Затем склеено клеем «Момент».

Посмотрев