Изверг. На пороге исправления - Olesse Reznikova

— Тамара, давай в этот раз не будем медлить и сразу перейдем к сути дела? — Николай Николаевич поднял на меня взгляд, прекратив что-то записывать в блокнот. — Я знаю, что в твоем состоянии виноват человек из ужасного прошлого, и, судя по твоим прошлым ответам, он был таковым не один.

Я замерла. Сердце пропустили удар.

— Я не… я боюсь даже… — я обвела взглядом кабинет, просушив тем самым глаза, — я боюсь даже мысленно снова оказаться в тех моментах. Мне страшно, — я вздохнула и продолжила тише: — что я сорвусь.

— Тамара, ты меня недооцениваешь. В моем присутствии тебе не грозит срыв, я всегда тут и наблюдаю за тобой, если будет опасно приближаться к какой-то теме, я первым заподозрю это и попытаюсь принять другой метод для решения ее. Не бойся, все будет в порядке, договорились?

Я кивнула и со вздохом начала:

— Когда я училась в младших классах, у меня был друг, который проводил со мной много времени. Было ожидаемо, что люди будут женить нас словесно, так оно и случилось — мы начали встречаться в восьмом классе. Тогда я была на седьмом небе от счастья, не могла поверить, что все это счастье досталось именно мне. За какие заслуги я заслужила право владеть этим человеком, спрашивала себя я тогда и в тот же момент лежала головой на коленях этого парня и разглядывала его прозрачно-серые глаза как пасмурное небо осенью.

Никогда не думала, что все блаженство может закончиться так неожиданно. Произошла просто нелепейшая ситуация, в которой он не потребовал объяснений, а поверил другому человеку, и… начался ад. Этот парень решил, что я должна почувствовать ту боль, что испытал он. Какими только способами не достигалась эта цель. В один из дней он застал меня в классе одну в конце учебного дня и прижал к стене, не давая вырваться. Любовь тогда я уже не испытывала, зато была ненависть и появился страх.

Несколько месяцев позже он застал меня добровольно помогающей мыть окна в библиотеке — я стояла на подоконнике и протирала стекло с уличной стороны. Стоя к двери спиной, я не слышала и не видела, что кто-то зашел, а библиотекарь в этот момент относила учебники на склад. Он приблизился ко мне, встав на стул, с помощью которого я взобралась на высокий подоконник, и резким движением опустил свои руки мне на плечи, произнеся тогда: «Бу».

Я прервалась на некоторое время, прикрыв глаза руками, потирая виски. Воспоминания окутывали меня со всех сторон, не давали выбраться из ощущений, испытанных тогда. Я неуверенно открыла глаза и посмотрела на Николая Николаевича: тот не сводил с меня глаз и терпеливо ждал продолжения, на перебивая.

— Тогда я очень испугалась и застыла на месте, почувствовав, как он дышал мне в затылок. Школьный стадион был прямо перед глазами, и от неверного движения меня отделяла тонкая грань, острая как шашка казака. «Что ты тут делаешь, Тамара?» спросил он тогда с таким тоном, будто мы обсуждали, какие цветы посадить весной! — я схватилась за голову, тяжело дыша.

— Тамара, если…

— Нет, я смогу это сделать! — грубо перебила я психотерапевта. — Слишком долго мне пришлось держать это в себе, я не хочу больше вспоминать об этом и думать, что ничего нельзя исправить! Я закончу, и тогда все будет ясно, — вольно установила я.

— Я стояла молча и не могла сдвинуться с места, даже пошевелиться было страшно. Тогда он сказал: «Тамара, помнишь ли ты, как мы с тобой мечтали? Как думали о том, что вместе пойдем в один университет и романтично разговаривать в кафе за чашкой чая вечером. А по ночам мы бы смотрели на звездное небо, искали созвездия весов и стрельца и согревались под одним одеялом. Наша будущая жизнь казалась нам такой идеальной, помнишь ли ты это?». С каждым последующим словом я чувствовала, как начинает разгораться огонь жалости к себе. Тогда мне было не понятно, зачем он все это говорил, но теперь стало ясно: чтобы я возненавидела его, того, кого ненависть захлестнула с головой, того, кто погрузился на самое дно, сгорая от злости. «А ведь я любил тебя, и, возможно, все еще люблю, но не быть нам вместе. Все испорчено, Тамара. Поступки громче слов». Так глупо было с его стороны пренебречь мной и слепо поверить почти что незнакомому человеку! — я всплеснула руками, выдохнув. — Много чего произошло после, но пиком стал момент, когда… когда я попала на празднование нового учебного года в одиннадцатом классе. С того дня вся моя жизнь пошла под откос не снижаясь, а падая точно вертикально. После того, как другой человек… — я запнулась, не могла выговорить и слова больше. Ком в горле не давал возобновить рассказ.

— Тамара, что сделал этот человек? — напористо спросил Николай Николаевич, видя, что я колеблюсь и не могу продолжить.

— Он… — резко начала я, — я не знаю зачем, но он спас меня, — слеза все-таки скатилась по моей щеке. — Этот человек все два года то и делал, что пытался сломать меня, а тут вдруг… спас. Я уже не знала, что думать, так как после того дня его поведение переменилось окончательно. Он то ласково обращался ко мне, хотя в его словах слышалась злобная насмешка, то жестоко заставал при всех, прижимал к стене и говорил, что бы сделал со мной, а люди просто проходили мимо. Они не замечали! Либо он делал это настолько мастерски, либо люди специально не обращали внимания на то, что творилось у них под носом.

Я стала параноиком, у меня появились жутко реалистичные кошмары по ночам, галлюцинации иногда заставали меня в темное время суток, но самое главное — я больше не могла спокойно относиться к мужчинам. Теперь мои мысли были сосредоточены только на том, чего они хотят от меня, почему так смотрят. Мне было страшно даже просто выйти на улицу.

Непонятным моментом оказалась ситуация, когда всем выпускникам поставили задачу станцевать вальс на последнем звонке. Сначала мои партнером был один парень, но это человек сделал все возможное, теперь я знаю, что это было его рук дело, чтобы стоять в паре со мной. Мне было настолько страшно каждый раз идти на репетиции, что я выпивала по несколько тех самых таблеток за раз, чтобы успокоиться, иначе произошел был нервный срыв. Изо дня в день, приходя домой, я стояла в душе и смывала