Над пропастью по лезвию меча - Равиль Бикбаев

Рыцарь и принцесса оторвались, с недоумением глянули на тетку — драконицу, но в бой — скандал вступать не стали, засмеялись и, ушли. Драконица им вслед разочаровано прокричала, — Чему вас только учили!

Что за вопрос, разве этому учить надо? Мы все от рождения, от первых подростковых прыщей сами все знаем, и желаем знание это разделить с противоположенным полом. И, слава Богу, что знаем а, самое главное, что желаем, от этого род человеческий и не прерывается.

— Поехали к нам на дачу, — предложила принцесса, — там сейчас никого нет, места много, — расхваливала она уединенность и безопасность загородного замка.

— Лучше ко мне, ближе, — вспомнил о своих служебных обязанностях Торшин. Принцесса поцелуем выразила готовность следовать за рыцарем, хоть в холостятскую берлогу, хоть на край света.

«Правда, славная девчонка, — подумал Торшин, — какая жалость, что князь Владимир не ислам выбрал в качестве веры, и далось ему «весиле Руси, есть питие», а то бы…».

Ишь размечтался. Так бы наши бабы и согласились, Русь это вам батюшка, не восток а, наши женщины соперниц не любят, опять же водка, куды без нее русскому человеку, да еще с четырьмя бабами на шее. Не, Владимир знал, что выбирать, не зря его благодарные потомки в святые возвели. А то с четырьмя женами, без водки и пива, это вовсе и не Русь бы была, а черт знает что. А так у нас и мусульмане по одной законной жене имеют и водку хлещут. Россиянами давно стали, русским значит, духом прониклись.

При входе в конспиративную квартиру, куда временно переселился Торшин, принцесса споткнулась о чемодан, Торшин к ночи помянул, черта, включил в свет в коридоре, тут то черт и появился.

— Леха! Внучок дорогой! Я навестить тебя приехал, дверь своим ключом открыл, уже и разместился, — бердянский старичок, стукач и черт старый, по определению Торшина, заиграл свою легенду, полез к Торшину обниматься. — Соскучился я по тебе, внучок!

Делать нечего пришлось воплощать режиссерский замысел, играть в неожиданную, но радостную встречу с дедушкой. Торшин играл плохо, дедуля старался за двоих.

— Это что же за красавица с тобой, — ласково вопросил Торшина дедуля — чекист, и спохватился и, засмущался, — Ой да я наверно не вовремя, так уйду сейчас! — артист хренов, стал хвататься за чемодан.

— Да куда же вы на ночь, глядя? — принцесса проявила отменное благородство, и стала распоряжаться служебным помещением КГБ как семейной с Торшином собственностью, — Мы вас с Лешенькой никуда не отпустим! Леша! Познакомь меня с родственником.

Торшин с кислой миной стал их представлять. Кислая мина это было единственное, что он натурально сумел сыграть, да так натурально, что принцесса его еще и утешать стала, улучшив момент, зашептала: — Лешенька, не сердись, дедушка же не виноват, а мы с тобой успеем еще, у нас вся жизнь впереди. Ну же милый улыбнись!

Соорудили чаек, собрали на стол, старый черт — чекист без мыла полез в душу к принцессе, ловко и незаметно в этом преуспел. Принцесса подлостью людской еще не битая, рассказывала, старалась дедуле понравиться, старый черт одобрительно крякал, направлял разговор в нужное русло, Торшин к месту вставлял реплики. Идиллия. Уже поздно вечером Торшин отвез принцессу домой.

— Леша, а можно я маме и папе скажу, что ты мне предложение сделал? — спросила принцесса.

Интересно, это кто кому предложения делал? Но в таком деле у девушек лучше не уточнять, кто первый начал, а то можно и схлопотать, предложение это для любой девушки слишком серьезная вещь, чтобы интересоваться мелочными деталями. Самое главное — решили же, а все остальное не так и важно.

— Конечно! — разрешил Торшин и, не в слух матерно помянул гебэшных сценаристов, — Я завтра к тебе с утра с цветами приду, твоей руки при родителях просить.

Пришел с утра пораньше и с цветами и с предложением и, серьезным очень сильно взволнованным лицом, а как откажут? Еще в прихожей в зеркало трюмо на себя глянул, не переиграл ли с миной взволнованно-озабоченной. Мина была нормальной, в соответствии с ролью, в глазах надежда и любовь, губы твердо сжаты, это решимость бороться за свое счастье, но самое главное чисто выбрит и парадно одет.

Принцесса с родителями уже и поговорила и предупредила, что выбор ею сделан, августейшая чета, примирилась с решением доченьки. А что делать? «Домострой» канул в лету, а в таких наиважнейших делах, дети родителей сроду не слушались, кто не верит, может припомнить библейского Адама и Еву, а мы то все их потомки! Правда, их за непослушание Творцу из рая изгнали и, прагматики наверно могут их за это и покритиковать, но и сама возможность критиковать возникла в результате непослушания. Да что там говорить, мы то сами, много родителей слушались?

Принцесса сияла, Торшин мялся, родители скорбели, в общем, предложение было и сделано и принято.

— Может, подождете, пока Маша институт закончит? — робко предложила королева — мать, — а пока повстречайтесь, получше узнайте друг друга, а то три дня знакомы и сразу женится.

— Ты маменька много ждала? — пошла в атаку за свое семейное счастье принцесса, — а ты папенька? Сколько годков вам было, когда поженились? Братца моего старшего, ты мама, во сколько лет родила? В семнадцать! А мне между прочим уже девятнадцать.

Король хмыкнул, маменька заалела.

— Тогда время другое было, — перешла в контрнаступление маменька, король до поры до времени хранил нейтралитет, — война, мы не знали, что завтра будет, вот и спешили жить, папа твой на фронт уходил, я его любила, вот и решилась. Да, шестнадцать мне тогда было и, не тебе доченька меня упрекать.

Маша примолкла, а Торшин брякнул, — Сейчас тоже сложное международное положение, — понял, что сказал глупость, покраснел.

Король захохотал, маменька изумленно развела руками, принцесса по семейному чмокнула Торшина в щеку, одобрила: «Умница!»

Король достал шампанское, королева фужеры, выпили искристого вина. Перешли к техническим деталям и решили на королевском юбилее объявить родственникам и гостям о помолвке. Маша заявила о наличии жениховского дедушки, августейшая чета изъявила желание его видеть, и король попросил Торшина передать ему приглашение на юбилей. Ветеран контрразведки, полковник в отставке, старый черт и «стукач» получил возможность тряхнуть стариной.

— А ты Палыч, живи еще много лет, — королевский дружок, тоже академик, заканчивал юбилейный тост, — живи то тех пор пока не увидишь как твои внуки, на ракетах тобой созданных на Марс полетят! А уж потом живи столько, сколько тебе захочется, и сколько супруга дозволит!

Гости похлопали, посмеялись, еще раз выпили, закусили, по знаку хозяйки домработница, стала подавать горячее.

Компания на юбилее собралась для советских времен обычная, коллеги по работе и Академии наук, цвет научной интеллигенции, того времени. Военные из РВСН на кителях генеральские погоны, штаны в лампасах. Близкие родственники юбиляра и хозяйки, самого пролетарского происхождения, и таково же рода занятий, на самом почетном месте, семидесятилетняя матушка академика, крестьянка из Подмосковья. Были и нужные люди — партийные чины из административного отдела ЦК КПСС. Все были с законными половинами. Половины были немолоды и декорировали пролетарское происхождение в модные вечерние платья, благоухали иноземными парфюмерией и сверкали украшениями. Только ученый палеонтолог и классик советской научной фантастики Ефимов Антон Иванович, был без супруги и, пребывал в гордом одиночестве. Впрочем, одиночество было условным, вниманием он обделен не был. Для ученых, он был свой — человек от науки, для партийных чинов свой — идейно одобренный «певец коммунизма», для генералов — писатель обласканный, партией и правительством, для родственников «живое чудо», (ученых, партийных и военных чинов, наши соотечественники за чудо не почитают) настоящий писатель, чьи книги они читали. Даже для Торшина и его «дедули», Ефимов, был свой, почти коллега, объект разработки. Вот какой диапазон был у человека, редкий это дар быть своим в любой группе общества.

Дедуля Торшина уютно устроился в конце стола, выпивал по маленькой, закуски нахваливал, на глаза юбиляру и гостям не лез. Если кто из соседей по столу его спрашивал, исключительно из вежливости, мило конфузился, отвечал маловразумительно, его все кроме Маши и, замечать перестали. А принцесса для дедушкина жениха старалась, и закуски подложит, и тарелку в приборе поменяет и, слово ласковое скажет, чтобы не чувствовал себя гость дорогой вниманием обделенным. Отставной чекист благодарил девушку милой и застенчивой улыбкой, икона, а не дедушка, черт старый. Торшин на правах члена семьи помогал Маше, Маша подсобляла матушке, матушка указывала домработнице, а та пахала на юбилее, как новобранец на солдатской кухне.