Омская зима - Владимир Мефодьевич Башунов

небе высоком,

В небе широком, холодно-пустом,

Трется о красное солнышко боком,

Весело машет пушистым хвостом.

Дождичком брызжет над сумрачной нивой,

К речке спешит, излучая тепло…

Белое облачко с розовой гривой,

Уж не из детства ль тебя принесло?

СОСНА

Стоит за оврагом такая сосна:

Под нижними ветками ночь, тишина.

В норе барсучата чуть слышно храпят,

Сердитые ежики, съежившись, спят.

Лишь старые чуткие совы,

Заснув, просыпаются снова.

Под средними ветками утро, рассвет.

Вот белка зевнула и вышла на свет,

Расправила крылья синица —

Рассвет просыпать

Не годится.

Все выше и все веселее сосна,

А тонкой макушке давно не до сна —

Здесь ветер гуляет,

Здесь солнце печет

И смолкой по тонким

Иголкам течет.

* * *

Клочок земли, заросший повиликой,

Ни конного, ни пешего следа.

Растаявшей на солнце земляникой

Глубокая пропахла борозда.

А рядом — сосны, тихие от зноя,

Овраг, с краев ослизлый от груздей,

И полные былинного покоя,

Над кромкой леса клики лебедей…

Елена Горчакова

* * *

Сторона моя —

березою

светла.

И в стихах она,

и в прозе

проросла.

А могучим —

дубу с грабом —

здесь не рост.

Хороши…

Да где им,

слабым,

до берез!

СЫНУ

Ранец за ненадобностью брошен.

Год учебный кончен, наконец.

Сын, махнем с тобою к речке Оше.

Там, за Тарой, вырос твой отец.

Там — твоей фамилии истоки.

Там хранят окрестные леса

Пятистенный дом с крыльцом высоким —

Три окна в зеленый палисад.

В городе воспитанный ребенок,

Не по книжке сможешь ты узнать,

Как смешно топочет жеребенок

По проселку, догоняя мать.

Как петух зарю до света будит,

Трижды повторяя свой урок.

Как спросонок ветер воду студит,

Колыхая над рекой парок.

У кукушки песня с перебоем —

Краткой жизнью хочет напугать.

А какие звезды зверобоя

Сенокос роняет на луга!..

Без остатка все бери в наследство.

От забот не прячься, не беги.

Привыкай, хозяйствуй с малолетства.

Помни.

           И люби.

                       И береги.

Валерий Иванов

* * *

Посреди заметенных путей

Я под вечер с собакой гуляю.

Здесь зимой не бывает детей

Да и взрослых не встретишь, я знаю.

Здесь нам вольная воля, мой пес.

Лай досыта на снег и вагоны,

На беспомощность ржавых колес,

Кучи проволок, рельсы, баллоны.

Но таинственно металлолом

Громоздится на фоне заката.

И мне кажется, все это злом

Переломано, взорвано, смято.

Здесь, где вечером даже от стен

Веет гибелью цивилизаций,

И похожи на ветки антенн

Уцелевшие ветви акаций.

И для сердца острее вдвойне

Ощущенье какого-то знака.

Здесь порою так тягостно мне,

Словно в мире — лишь я и собака.

* * *

Жили мы в Берлине.

С переводом

В край родной везло тогда не всем.

Мне уже исполнилось три года.

Миру отвоеванному — семь.

На дорожках парка бурый гравий.

Ржавые качели были там…

Трое русских мальчиков играли

Возле хмурых танков по утрам.

В город, за чугунную ограду

Все сильней манили нас пути.

Много ли ума мальчишкам надо,

Чтоб пролезть меж прутьев

И уйти?

И такой момент мы улучили.

Ну, а после, занятых игрой,

Нас нашли отцы и разлучили,

Не спросив, с немецкой детворой.

Ехали, насупившись, в машине,

строгостью отцов удивлены.

Мы не знали,

Что живем в Берлине,

В непрощенном

                        городе

                                   войны.

ПЕРВЫЙ СПУТНИК

…Запустили!

— Да что ты?

— Законно!

И в назначенный радиочас

Сотни тысяч проемов оконных

Напряглись миллионами глаз.

Город стих и погас, как бывало

Только в годы военных тревог.

Вдруг одна среди звезд замигала

И пошла,

              и пошла

                           на восток.

Тишину словно взрыло шрапнелью.

И не в силах удерживать страсть,

Мужики во дворе загалдели,

Восхищенно ей вслед матерясь.

Был я с теми тогда, кто, рискуя

С предрассветных посыпаться крыш,

Все глаза проглядели, тоскуя,

Что за спутником

Не побежишь.

* * *

Я видел, как травы

Неслись вдоль кювета

Веселой оравой,

Почуявшей лето.

В степи нет трамваев

И нет светофоров:

Мотор, завывая,

Выказывал норов.

Промчался он шквалом.

Но травы взъероша,

Не напугал он

Дремавшую лошадь.

Ей грезилась вечность.

И лошадь не встала.

Какая беспечность!

Какая усталость!

* * *

И снова груз чернеет многотонный,

А впереди на свет летящий снег.

И двигатель выводит монотонно:

Усни, усни, усни же, человек.

Но вместо сна приходит упоенье

Усталостью, дорожной белизной.

И человек, что рядом на сиденье,

Своим молчаньем делится со мной.

И в этой доле видится доверье,

Уверенность и гордость, черт возьми,

За то, что мы работаем, как звери,

Но остаемся все-таки людьми.

На самых напряженных трассах века,

Где далеко не каждый сбавит ход,

Чтоб не проехать мимо человека,

Который в ту же сторону идет.

Евгения Кордзахия

* * *

Август мой! Высоко над полями,

только пристальней в небо взгляни,

за уплывшими вдаль журавлями

уплывают погожие дни.