Под сенью разрушенного мира 1: Учеба маленькой лесной девы (СИ) - "Все будет уруру"

— Ну умный бы так не поступил. И не написал бы. — Дай пожал плечами.

— Это точно. Что Главе докладывать будем? Пора идти так-то.

— Может, передадим как есть? Такое лучше один раз увидеть… Ох! — Дай снова захохотал и принялся утирать выступившие слезы.

Дверь скрипнула, и внутрь вошел старичок с благостной улыбкой на лице, шаркая пушистыми охряно-красными тапочками.

— Глава! — Служители поспешно поклонились.

— Что-то отчеты никак не несете, родные мои… Есть что-то стоящее?

— Да… нет… — Оба потупились.

— Глава, новенький разведчик принес подробный отчет о происходящем в храме. Но…

Тая покосилась на листки в руках и, поколебавшись, протянула. Глава принял и пробежался взглядом, почесывая бороду.

— Храбрый малыш! В следующий раз пусть обратит больше внимания на документы, внешность присутствующих, защитные руны храма, в общем, проинструктируйте как следует. И перед Чи пусть извинится, а то разве дело?

Двое снова переглянулись и расхохотались, утирая слезы. Дай протянул мешок с записанными шарами памяти, а Тая — пухлую папку.

— Посмотрю в штабе. Спасибо за работу, — улыбнулся Глава и, шаркая тапочками, побрел прочь.

Дежурные проводили старичка с нераскрываемой благостной маской на лице взглядом, похолодев. Вот это разозлился так разозлился! Явно смерти желал новичку — повторно лезть в сектантские храмы. С другой стороны, если все равно рискует, то действительно лучше с пользой, верно?

***

Едва разобравшись с сектантским храмом и вернувшись в убежище, Гай отмылся настолько тщательно, насколько только мог. Ему мерещился запах крови и гнили повсюду. Неужели в общине была и такая работа?!

Выбравшись из ванной, тяжело повалился на кровать. Та жалобно скрипнула, и ему в этом мирном звуке послышался пронзительный крик юной жертвы. Гай спрятался под одеяло, зажимая уши.

Но верная защита от всех чудовищ подвела. Одеяло не помогало. Гаю казалось, что он бредит. Его звала истерзанная девушка, пронзительно глядя прямо в глаза, крича и невольно показывая гнилое вспоротое нутро. Он и не заметил, как забылся кошмаром, где с алтарей кричали сестры, а у фигур в серых плащах оказались лица братьев. Они протягивали ему нож, чтобы Гай сделал ритуальные разрезы сам.

Стало дурно, перед глазами поплыло, и он почувствовал, как желудок подступил к горлу. Гай свесился с кровати и излил желудочный сок с желчью на пол. Образы из сна таяли, но легче не становилось. Будто и не спал вовсе.

Пусть и неяркий в междумирье, но явно дневной свет заливал комнату. Гай тяжело вздохнул и растер лицо руками. Ну и приключеньице. Мерзко пахнет, нужно убрать.

Он зашарил в поисках свежей одежды и почувствовал, как рука чешется. Гай поскреб свежую язву. Ист бы побрал… Хотя правда Ист, точно. Ох! Вот ведь, теперь и больно еще! Кажется, дежурные дали какую-то мазь…

Он вздохнул, перерыл сумку и нанес лекарство на язвы. Стало намного легче, хотя и чесалось еще все-таки.

Одежда нашлась на стуле и оказалась не очень свежей — он пришел в ней после тренировок в убежище и не постирал. А сектантское и вовсе было перепачкано до невообразимого состояния. Надо запасную форму, а то не дело… Гай затер рвоту и отправился стирать.

Голова гудела, особенно лоб. Кажется, шишку вчера набил, и не одну. За такое нужно доплачивать! Кстати, он же так и не забрал вчера положенное за задание. И даже не спросил, сколько платят за то, что он принес. Хотя после всего, что произошло за последние дни, разве это так важно? На комнату бы хватило и ладно. Гай покачал головой. Ему никак не верилось, что семьи больше нет. Но даже если и нет, он вчера видел, что бывает хуже. Уж точно лучше в прорыве, чем на сектантском алтаре.

Гай хорошенько отжал одежду и развесил. Интересно, скоро высохнет? Он поднес сосуд с рыжим пламенем поближе. Все-таки хреново без штанов.

***

Шло время. Гая отправляли на разведку к сектантам снова и снова. Храмы в его сознании слились в единое дурно пахнувшее гнилое пятно, залитое кровью.

Поручили следить за первым посещенным им храмом Иста, и теперь каждую неделю помимо основных заданий приходилось наблюдать за мерзкими ритуалами.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Он едва переживал еженедельные собрания. В подземном храме густой запах крови не выветривался. Оказалось, что первый раз ему повезло, почему-то сектантскую метку не проверили. В следующий же раз Гай вовремя заметил проверку у входа. Но неприятность случилась, когда он меньше всего ждал. Гай помнил, будто вчера, как его схватили за рукав в зале, полном сектантов. Чувство опасности отозвалось где-то в животе, и насилу удалось взять себя в руки, как учил отец.

— Метку, брат, — сипло попросил сектант из-под капюшона.

Гай наклонился к его уху, незаметно нащупывая нож в рукаве, и тихо шепнул:

— Брат, дык у меня в таком месте, самом дорогом… Показать типа?

— Конечно. Ну и додумался же… — вздохнул сектант.

— Дык все для Покровителя! Каждый раз молюсь на его милость, когда ну… типа… кхм, отойдем, здесь смотрят. — Гай изобразил смущение, теребя завязки штанов.

— Ох, Покровитель с тобой! В следующий раз. — Проверяющий махнул рукой, и чувство опасности ослабло. Гай поклонился в ноги, все так же сжимая рукоять в рукаве.

Но с того дня много времени прошло. Чуть не попавшись раз с отсутствием гнилой метки на теле, Гай стал осторожнее. Теперь он ложился в Сокрытии рядом, подсматривал, подслушивал через щель да обшаривал храм днем, пока он пустовал — запоры были простыми, а в алтаре частенько прятали документы. Ему везло, и унаследованное от отца чутье помогало избегать опасности и неизменно выбираться сухим из воды.

Гай даже наловчился незаметно следить за сектантами, когда те покидали храм — за это, как и за найденные документы, платили отдельно. Правда, оказалось бесполезным — выяснилось, что служители Иста, скрывавшиеся среди элькринов, слывут чуть ли не святыми в своих поселениях. Все они занимались исключительно общественно полезной работой, часто бесплатно, помогали другим. Дедушек со светлыми глазами и доброй улыбкой заподозрить было невозможно. Гай ужасался контрасту. И эти «святые» способны на… такое? Точно? Так же не может быть! Как так можно?!

Гай не хотел верить, но своими глазами видел, как улыбчивые дедушки в безликих плащах режут и начиняют ингредиентами еще живых жертв. Сердце обливалось кровью. Взгляд отвести не получалось. Очень хотелось спасти, но что он мог сделать? К концу ритуала жертвы приходили в такое состояние, что смерть казалась высшей милостью: их нутро искажалось от оскверненной энергии, разъедалось и старилось на сотни лет. Самое страшное было в том, что они оставались живыми до самого конца.

Крики жертв преследовали Гая в кошмарах.

Он потерял сон. Если раньше никогда не жаловался на бессонницу, то теперь постоянно просыпался в холодном поту. Кошмары совершенно не приносили облегчения. А еще руки так и чесались прикончить всех этих сектантов. Но община собирала информацию и не позволяла вмешиваться, чтобы не спугнуть.

Не нападать на одиноких сектантов, возвращавшихся с собраний, было тяжело. Они ведь совершенно беззащитны. Гаю так и представлялось — один бросок из Сокрытия, точное движение острого ножа, и в мире стало бы на одного морального урода меньше…

Возможно, руки зудели не только от желания перерезать сектантов, но и от язв, появлявшихся от оскверненной энергии. Не расчесывать их оказалось сложнее, чем не набрасываться на служителей Иста. Но Гай справился и мазал заживляющим, чтобы не пугать девчонок.

Хорошо, что и с язвами красивый. По крайней мере, настолько, чтобы девчонки из убежища по-прежнему охотно предлагали ему помочь хорошо провести время, избавиться от переживаний и денег. И старушка Чи подкармливала просто так. Иногда просила купить в мире то одно, то другое, но все равно же по пути, верно?

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Словом, в самом убежище оказалось не так уж и плохо. Гай чувствовал себя любимым и востребованным. Почти как дома. Даже ругань отца заменили распекания от ответственного старейшины, просившего дополнить отчеты то одним, то другим и попрекавший тем, что тупица. Ну глупый и глупый, что теперь? Умереть, что ли?