Легионер. Пять лет во Французском Иностранном легионе - Саймон Мюррей

Сегодня нас подняли рано, но я проснулся еще до того, как прозвучал горн. Для нас наступил наконец День «D»,[27] и адреналин бурлил вовсю.

Внешне, однако, это бурление никак не проявлялось. Все неторопливо оделись и так же неторопливо направились в рефектуар выпить кофе. Обычной болтовни и шуток почти не было. Так же молчаливо мы доехали до летного поля, где нам выдали парашюты. Мы примерили их, проверили все ремни и стропы, после чего снова сняли и уложили рядами, а сами, стоя поблизости, курили и переговаривались в ожидании самолетов и приказа на посадку. И вот раздалась команда: «Equipez-vous!».[28] Тут уже прилив адреналина сорвал меня с места, и я кинулся к своему парашюту.

Надев парашюты, мы стали застегивать ремни. Мы проделывали это тысячекратно и справились бы с этим с закрытыми глазами, но на этот раз все было не понарошку, а всерьез. Пальцы не слушались, дышалось почему-то с трудом. «Интересно, — подумал я, — другие чувствуют то же самое или только я трясусь?» У всех, мне казалось, был такой вид, словно они одевались на вечеринку. Я тоже старался принять спокойный и непринужденный вид и неистово жевал с этой целью резинку, но это плохо помогало. Наконец снаряжение было надето, и монитёры прошлись вдоль строя, проверяя, все ли в порядке. И надо же, почти у каждого что-нибудь было упущено! Один не закрепил стропы, другой не застегнул пряжку, у третьего парашют был плохо сложен и свешивался чуть не до земли — конфуз, да и только.

Монитёры устранили все неполадки, и мы пошли на посадку. На борту было тридцать шесть парашютистов. Мы сидели на банкетах вдоль стенок, но четверым места не хватило, им пришлось устроиться на полу. Все были страшно возбуждены и не описались от страха, я думаю, только потому, что испытывали необыкновенное любопытство.

Старина Лежен ухмыльнулся мне, я криво улыбнулся в ответ, и он расхохотался, скотина. Кто-то затянул бравую песню, все тут же ее подхватили — прямо признание в собственной трусости! Начальник отделения личного состава, руководивший нашей подготовкой, тоже был на борту и расхаживал взад и вперед, не скрывая насмешливой улыбки. Потратив уйму часов на то, чтобы научить нас прыгать правильно, он хотел убедиться, что не напрасно извел на нас время.

Самолет медленно выкатил на взлетную полосу, яростно взревел моторами и оторвался от земли.

Мысленно отсчитывая минуты, я смотрел в иллюминатор и видел землю в тысяче футов под собой. Набрав высоту, самолет стал кружить. Сердце у меня стучало, как двухтактный двигатель, а челюсти, наверное, побили рекорд в скорости жевания резинки.

Неожиданно в переборке зажглась красная лампочка, и Лежен, взмахнув рукой, крикнул: «Debout! Accrochez!».[29] Мы поднялись и прицепили парашюты к проволоке, протянутой под потолком. Монитёры быстро прошли мимо двух наших колонн, проверяя, правильно ли застегнуты замки. Мы напоминали рыбу, развешанную на проволоке для сушки; мне казалось, что ноги у меня отнялись.

«Bon voyage!»[30] — напутствовал меня Лежен, проверяя мое снаряжение. Я ответил ему слабой улыбкой. Внезапно с устрашающей пронзительностью взвыла сирена, заглушив даже рев двигателей. Внутри у меня все куда-то ухнуло. Вместо красной лампочки зажглась зеленая, и первый парашютист подошел к раскрытому люку, готовясь прыгать. Монитёр скомандовал: «Пошел!» — хлопнул парня по спине, и тот исчез. Наша колонна сместилась вперед, в дверях стоял уже следующий. Дыхание у меня сперло, во рту было сухо, как в солончаке посреди Сахары. Вот уж не думал, что могу испытывать такой страх. Господи, что за трус! Но если уж перебздел, так перебздел, ничего не поделаешь.

Мы неумолимо продвигались все ближе к дверям, передо мной оставался один только Мараскал. Лежен крикнул ему: «Пошел!» — однако легионер явно не хотел никуда идти. Лежен опять дал команду и сильно хлопнул Мараскала по спине, но тот будто прирос к полу. Тогда сержант заорал так, что на миг заглушил двигатели, и пнул упрямца ногой в зад, выпихнув его наружу. И вот уже я стоял в дверях, выдвинув вперед одну ногу, вцепившись обеими руками в края дверного проема и глядя с небес на далекую землю внизу.

Я лихорадочно пытался вспомнить, что написано в инструкции о прыжках с самолета. Сбоку от дверей примостился начальник отделения личного состава, который наблюдал за тем, как мы прыгаем, и делал пометки в блокноте. Меня совершенно оглушил рев двигателей; время, казалось, остановилось. Наконец откуда-то издалека прозвучал голос Лежена, однако что именно он кричал, я не мог разобрать. Может быть, обнаружили какую-то ошибку и прыжки отменяются? Но тут кто-то хлопнул меня ладонью по спине.

И внезапно мне захотелось прыгнуть. Я со всей силы оттолкнулся ногами и вылетел из самолета с максимально возможной скоростью. И стал падать все ниже и ниже в бездонную пропасть. Я так сильно зажмурил глаза, что они чуть не вдавились в мозг. Но вот раздался резкий хлопок — раскрылся парашют. Я парил в воздухе в подвешенном состоянии. Это было потрясающе.

Полная тишина, полная неподвижность. Фантастическое, ни с чем не сравнимое ощущение. Будто ты в каком-то другом мире. Но позади я видел самолет, из которого вслед за мной выпрыгнули еще двое и повисли на своих парашютах. Парашюты раскрывались на вытяжных стропах и плыли в воздухе, покачиваясь, как две чайки на своих крыльях. На земле виднелись белые пятна — уже приземлившиеся парашютисты. А мы все еще болтались в воздухе, словно прицепленные к воздушному шару. Но вот земля стала стремительно приближаться. Настал момент, опасный для лодыжек. Ноги держать вместе, колени слегка согнуть, локти упереть в бока, руками обхватить плечевые ремни под подбородком, голову наклонить. В таком положении ждать столкновения. Я дождался и рухнул на поле, но чувствовал себя при этом отлично, лучше не бывает.

Говорят, что первый прыжок обычно самый хороший. Незабываемый, это точно. Он длится очень долго и дарит удивительные ощущения. Жду не дождусь завтрашнего второго прыжка.

Мы накинулись на булочки и пиво. Все наперебой делились своими впечатлениями. Оказалось, что мы в отличной форме. Мы были страшно довольны собой. Подошел начальник отделения личного состава и, схватив меня за ухо, вытащил вперед и объявил: «Voici mon champion de promotion. Il a fait saut sensationnel».[31]

Мне было неудобно, но вместе с тем, конечно, очень приятно. Он сказал, что за все время своей работы в Блиде ни разу не видел, чтобы кто-нибудь так прыгал в первый раз. Обычно все бесхитростно вываливаются из самолета, я же вылетел, как пробка из бутылки с шампанским. Начальник был в восторге, и я, в общем-то, тоже. Вот сколько адреналина выделяется при панике и вот какую прыгучесть он придает человеку!