Легионер. Пять лет во Французском Иностранном легионе - Саймон Мюррей

Летан решил, что мы ведем себя слишком расхлябанно, и составил программу по укреплению дисциплины. Все увольнительные отменены до особого распоряжения, без конца устраиваются всевозможные проверки, и все наше свободное время уходит на подготовку к ним. Общее мнение, к которому я присоединяюсь, выражается фразой: «Чтоб этому Летану пусто было!» Если до сих пор какие-то крупицы боевого духа еще оставались в подразделении, то теперь они окончательно улетучились.

Бланко сегодня тоже показал, на что он способен, и подтвердил давно сложившееся у меня мнение, что испанцы и немцы друг друга на дух не переносят. По-видимому, это у них в крови. У нас завершилась одна из бесчисленных проверок, во время которой Бланко наорал на Риевского за какое-то упущение. Когда сержант перешел к следующему легионеру, Риевский отпустил по-немецки какое-то замечание своему соседу. Это он сделал зря, потому что, каким бы невинным ни было замечание, Бланко заподозрил, что относилось оно на его счет, и набросился на легионера с кулаками. Пять раз Риевский падал, и пять раз Бланко поднимал его на ноги и продолжал избиение, непрерывно понося при этом и Риевского, и весь мир в целом. В конце концов он выскочил из комнаты, оставив на полу тело жертвы без признаков жизни. Все дружно перевели дух, ибо во время этого торнадо боялись даже дышать, и тут Риевский потряс нас всех, поднявшись как ни в чем не бывало с пола с широкой ухмылкой на лице. Да, ребята здесь собрались крепкие, ничего не скажешь.

Недалек тот день, когда мы переедем в Блиду, под Алжиром, где совершим свои первые шесть прыжков и получим нашивки в виде крылышек. Мы ждем не дождемся этого момента. Но прежде, чем попасть в Блиду, надо выдержать целую серию испытаний, чтобы доказать свою пригодность. Первое из них — марш-бросок на выносливость — будет завтра.

Два дня спустя

Это был не марш, а настоящая душегубка. Мы протопали по холмам пятьдесят четыре мили со средней скоростью три мили в час. Вышли мы уже к вечеру, чтобы идти было прохладнее, и к полуночи проделали часть пути. Затем был сделан перерыв для сна, но в четыре утра марш возобновился. Вскоре наша колонна растянулась и стала похожа на разорванную нитку бус, в которой часть бусин утеряна. Мы тащили на себе кучу всякого снаряжения: винтовки, гранаты, боеприпасы, продовольственные пайки, спальные мешки, аптечку, лопатки и пиво — и к полудню представляли собой довольно жалкое зрелище. Капралы, которые прогуливались в ботинках на мягкой подошве и без груза, подгоняли плетущихся легионеров угрозами. В какой-то момент легионер Клаус упал на землю ничком, но тут же был оживлен несколькими пинками и продолжил путь. Клаус довольно криклив и любит прихвастнуть в казарме, но замолкает, когда приходится туго, однако в целом он безобидный парень.

Наконец в полубессознательном состоянии мы вернулись в Сюлли. У большинства все ноги в крови, так что скоро раны начнут гноиться, и это будет продолжаться несколько недель. Это самое пакостное в этих маршах. Особенно пострадали ноги у Клауса. Он боится, что никогда уже не сможет ходить нормально, и считает, что жизнь для него кончена. Думаю, он все-таки выживет как-нибудь. Те, кто имел глупость надеть в поход носки, теперь расплачиваются, потому что носки превратились в вонючее клейкое месиво и отдираются вместе с кожей и гноем. При длительной ходьбе кожаную обувь лучше надевать на босые ноги. Вообще, относительно обуви существует много разных теорий, и среди них одна довольно интересная, которая гласит, что надо наполнить ботинки мочой и походить в них — тогда они вечно будут сидеть на ногах как влитые. Я пока еще не проверял эту теорию на себе, но, может быть, стоит попробовать.

9 сентября 1960 г.

Старина Кракер попал в беду прошлой ночью в карауле. Кракер — немец, крупный нескладный малый, симпатичный и дружелюбный. Он простая душа, всегда пребывает в хорошем настроении, усердно выполняет все, что ему поручено, и даже чуть больше, время от времени бывает на взводе и при этом становится еще симпатичнее. Сложен он как бык, так же силен, но абсолютно лишен какой-либо агрессивности — одним словом, большой плюшевый мишка. В мире много таких парней, и они всегда оказываются в хорошей компании.

И вот он заснул на посту, а Виссман засек его. Схватив винтовку Кракера, он ударил того прикладом наотмашь. Можно представить себе, каким приятным было пробуждение!

После краткого визита в санчасть Кракер, с лицом, напоминающим футбольный мяч, отсиживается на губе и больше не улыбается, бедняга. Такие Кракеры есть в каждом взводе любой армии и в каждом классе любой школы, все их любят. А Виссман — жуткая сволочь. Каким животным надо быть, чтобы поступить так!

Серия испытаний между тем продолжается. Неутешительная новость: нам предстоит марш-бросок на пять миль с полной выкладкой — вещмешками и винтовками. Пройти дистанцию надо за шестьдесят минут, и это вполне возможно, если поддерживать равномерный темп. Де Грааф не уложился в положенное время — как он говорит, из-за того, что у него болят ноги. Однако у других с ногами не лучше, но они справились. Старина де Грааф лишился и тех остатков бодрости, какие у него оставались. Я бежал вместе с ним значительную часть пути, но это не помогло. Он совсем пал духом — Сюлли доконал его.

Вечером я все же уговорил его пройти дистанцию еще раз и буквально притащил его к Люстигу, чтобы получить у него разрешение сделать эту попытку завтра. Люстиг отнесся к просьбе очень благосклонно, но сказал, что сам не может решить этот вопрос и передаст просьбу Летану. Будет очень жаль, если де Грааф не попадет в Блиду после того, как ему пришлось ради этого вынести столько всякого дерьма. Мне будет не хватать его — мы уже давно держимся вместе; де Грааф здесь единственный человек, кого я могу назвать другом и кому могу доверять.

На следующий день

Де Грааф не едет в Блиду. Бедняга все еще надеется, что благодаря письму его родителей к мадам де Голль его отпустят. Блажен, кто верует. Помимо де Граафа, в Блиду не берут Абуана, Блода (о ком я ни капельки не жалею), маленького подонка-француза Ласаля и еще одного француза — Планше. Компания — не позавидуешь.

Из прибывших сюда двадцати шести человек нас осталось шестнадцать. Остальные дезертировали, заболели желтухой, попали под арест или не выдержали испытаний.

12 сентября 1960 г.

Слава богу, Летан ушел от нас. Вместо него прямо из Сен-Сира[24] прислали нового лейтенанта, Риголо. Мне он понравился с первого взгляда. Чувствуется, что это правильный человек.

Спустя неделю

На рассвете нас подняли и отвезли в Сиди-бель-Аббес, где посадили на грузовой поезд, идущий в Оран, — это был первый этап нашего путешествия на восток по Северному Алжиру. Радость оттого, что мы покидаем Сюлли, была омрачена расставанием с де Граафом. Возможно, я никогда больше его не увижу, но запомню навсегда — мы вместе прошли курс начальной подготовки в легионе. Это забыть невозможно.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});