Сыграй на цитре - Джоан Хэ

Она ставит нетронутый чай на стол и садится на пятки. Выражение ее лица меняется на холодное под стать этой комнате. Как будто она делает мне выговор за то, что я задала такой вопрос, когда мы так хорошо ладили.

– Я в курсе, что ты знала ее в прошлом.

Это один из способов выразить это. Да, Цикада, я действительно знала свою сестру в прошлом.

– Кем бы она ни была для тебя раньше, – продолжает Цикада, – она больше не тот человек.

– Потому что она твоя?

– Она никому не принадлежит. – Разговор окончен. Но через мгновение Цикада выдыхает, вкладывая в это какой-то смысл. – Она приехала несколько весен назад и попросила меня о встрече. Сказала, что может помочь.

Я представляю, как Ку идет к воротам шатра. Просит аудиенции у Южной леди. Сидит за столом, как я сейчас, и излагает свои планы по разгрому пиратов. В моей груди клокочет болезненный смех. Я запиваю его большим глотком чая.

– Продолжай, – говорит Цикада. – Смейся. Мои советники, конечно, тоже так отреагировали. Это только укрепило мою решимость взять ее к себе на службу.

– Как питомца или товарища по играм. – Как принято в подростковом акте неповиновения.

– Это то, как ты бы описала себя? Как питомца или товарища по играм Жэнь? – Я давлюсь чаем, а Цикада улыбается. – У меня нет недостатка в подданных старшего возраста, с окаменелыми представлениями об обрядах и династиях. Я думаю, что молодость – это гениальность. Разум в его самом лучшем проявлении. Я думала, ты согласишься с этим.

Не сравнивай нас. Во дворе небо становится пурпурным. В воздухе ощущается зевота, небеса раскачиваются перед ливнем. Скоро он начнется. Я знаю это по чтению космоса, навыку, которому я впервые обучилась у бывшего имперского космолога, а затем оттачивала, проводя месяцы в открытых полях, записывая наблюдения, составляя графики своих предсказаний, отмечая, что сбылось и при каких условиях. Я такой же классически подготовленный стратег, как и все. Все мои наставники, которые были живыми воплощениями своего искусства. Обучалась ли у наставников Ку? Я не могу себе этого представить. Я не вижу в Ку никого, кроме девочки, которая сопротивлялась моей заботе в приюте.

– Что привело тебя на этот путь в таком раннем возрасте? – спрашивает Цикада, прерывая мои мысли.

– Кем еще мне суждено было стать? Фермером?

Цикада выгибает бровь.

– Я родилась в Командорстве Горной долины, – говорю я, и выражение лица Цикады меняется, когда она осмысливает услышанное. Горная долина провинции И. Север. Земля сражающихся военачальников, голода и чумы, до вторжения Миазмы. А после него там остались только голод и чума. – Я могла бы жить обычной жизнью по милости небес. Или попытаться понять вселенную.

– Рискуя жизнью на своих собственных условиях.

– Да. – Досаждает, что она закончила мое предложение.

– Ты могла бы стать воином, – говорит Цикада.

– Взгляни на меня, – говорю я легко. Перед соратниками из образованных людей я не стыжусь своей комплекции или телосложения. Мы обе знаем, что есть разные способы представлять опасность.

Появляется придворный и что-то шепчет на ухо Цикаде. Она бесстрастно выслушивает и отпускает его.

– Как раз вовремя, – говорит она мне. – Ваша леди прибыла…

На какое-то мгновение я думаю о Жэнь.

– …и закупорила мой фарватер своей флотилией джонок. – Цикада поднимает свой уже остывший чай и пьет. – Может быть, я подарю ей твою голову, когда ты потерпишь неудачу.

– Может быть, – говорю я и тоже пью свой холодный чай. Снаружи начинается дождь. – Или я смогу стать той, кто подарит тебе ее голову.

* * *

Дождь сходит на нет по мере приближения вечера. Я возвращаюсь в джонку и вижу людей, шепчущихся о прибытии Миазмы. Их глаза смотрят на меня, вероятно, задаваясь вопросом, есть ли у меня клятва верности Цикады, которую я могу показать Премьер-министру. Не вступая в дискуссию, я занимаю место на корме и обмахиваясь веером, наблюдаю, как солнце садится за Горами Диюй. Появляются звезды. Я остаюсь на палубе, в то время как все остальные спускаются вниз. На фарватер наползает первый после дождя туман.

К рассвету туман становится плотным, словно хлопок. Надев самые белые одежды, какие только могу найти, я иду в каюту Ворона и трясу его, чтобы разбудить. Он медленно пробуждается и спрашивает, который час.

Я набрасываю на него его черную мантию, затем кладу его горчично-желтый пояс и щитки на запястья в ногах кровати стратега.

– Наша леди здесь. Пришло время отдать дань уважения.

Но на самом деле пришло время одолжить сто тысяч стрел.

* * *

Моя рука исчезает в тумане, когда я хватаюсь за борт лодки, чтобы сохранить равновесие. Ворон карабкается следом за мной, по звуку его кашель более влажный, чем обычно. Я оглядываюсь через плечо и вижу, как он вытирает рот краем рукава.

– Я же говорил тебе, что моя болезнь ухудшается вместе с моими перспективами, – комментирует он, и мне приходит в голову жуткая мысль о том, что даже если он начнет кашлять кровью, из-за его полностью черного одеяния это будет невозможно определить.

И почему, собственно, меня должно это волновать?

– И каковы твои перспективы? – интересуюсь я, когда гребец на носу лодки погружает весла в воду.

– Скажем так, у меня просто не очень хорошее предчувствие по этому поводу.

Я сажусь. Лучше мне побеспокоиться о заимствовании стрел, чем о благополучии Ворона.

– Наша леди наконец-то присоединилась к нам. Вполне естественно, что мы должны отчитаться перед ней.

– На джонке, – уточняет Ворон. – Вместе с остальной командой. – Он прислоняется к корпусу, его силуэт размыт в слабом свете. Волосы полностью распущены – он не потрудился собрать их даже наполовину, и кажется… уязвимым, когда вздыхает и закрывает глаза. – Во всем этом есть что-то неправильное. – Его голова наклоняется набок; челка падает на лоб. Я суетливо перебираю пальцами и поправляю свой и без того идеальный высокий хвост. – Как будто мы пытаемся улизнуть. – Один его глаз приоткрывается и смотрит на меня сквозь челку. – Только не говори мне, что мы действительно ускользаем вместе.

Теперь и мое сердце трепещет. Да, мы на лодке, плывем по прославленной Гипсовой Реке, справа и слева от нас горы, а вокруг невесомый, как паутинка, туман, но менее чем через десять минут эта идиллическая сцена превратится в ад.

Словно восприняв мои мысли, Ворон усаживается.

– Скажи что-нибудь.

Если бы только я могла рассказать ему правду, что все, что сейчас произойдет, – это мой гениальный замысел. Но даже я знаю, когда нужно быть скромной. Я не должна показаться ему орудием настолько острым, что от