Вторая Гаммы - Гоар Маркосян-Каспер

Окрыленный добычей новых сведений и к тому же вдохновленный комплиментами Генисы, Дан действительно выдал «полную программу», как выразился Маран, впрочем, в данном случае, это особых усилий или навыков не требовало, ублажить собственную жену было делом куда более трудоемким, а бедной маленькой варварке любая ласка казалась подарком судьбы, и однако он пустил в ход чуть ли не все приемы, которыми к настоящему моменту овладел, тем более, что торопился поговорить с Мараном, ему хотелось обсудить то, что он узнал от Генисы.

Убедившись, что девушка уснула, он нажал на «ком» в надежде, что Маран ответит. Если, конечно, не занят выше головы. Ну а вдруг спит, сообразил он, но было уже поздно. Однако Маран не спал и не был занят ничем иным, он отозвался сразу и тоном самым что ни на есть будничным, Дан невольно вспомнил, в каком настроении тот был после вынужденного приключения на Эдуре… нет, видимо, он все-таки решил освободить себя от опрометчиво данного себе же слова… по крайней мере, на время экспедиций… ну и правильно, надо так надо… он смутился, вспомнив, как был возмущен, когда Патрик сказал эту же фразу и по тому же поводу…

— Не спишь? — спросил Маран.

— Не спится, — сказал Дан. — Хочу тебе кое-что рассказать.

— А девушка?

— Видит сны. Надеюсь, приятные. А твоя?

— Тоже.

— На сколько часов даешь гарантию? — пошутил Дан, вспомнив Эдуру и невозмутимого Мита с его точными сроками, но Маран ответил вполне серьезно:

— До утра. Выкладывай.

Дан пересказал ему свой разговор с Генисой, Маран слушал, не перебивая, и только когда Дан завершил свое повествование эмоциональной тирадой о несчастном положении «ненастоящих» женщин, вдруг возразил:

— Не все столь однозначно.

— В каком смысле?

— Есть и другие мнения на этот счет.

— Ты имеешь в виду?..

— Мою даму.

— Так ты с ней обсуждал эту проблему?

— Видишь ли, она личность куда более сумбурная, к тому же… — Маран замялся, и Дан пришел ему на помощь:

— У нее другие интересы?

— Скажем так. Но она все же кинула пару фраз, смысл которых я полностью понимаю только теперь, в свете того, что ты мне поведал.

— И что именно она сказала? — полюбопытствовал Дан.

— Ей не понравилась моя реакция на ее поведение. Она изобразила тут…

— Небольшой стриптиз?

— Что-то вроде того. У нее был довольно жалкий вид, и я… Словом, она заявила, весьма, должен заметить, вызывающе: не смей смотреть на меня сочувственно, если хочешь знать, я только рада, что Самисис обошла меня своей благосклонностью. И, вообрази себе, задрала голову вверх и высунула язык… Не знаю, в курсе ли ты, но тут этот простенький жест считается крайне неприличным. Колоссальная особа! Можешь представить себе земного язычника, показывающего кукиш Зевсу?

Он рассмеялся, и Дан понял, что вся эта история его, в основном, забавляет. Вот как?

— Так Самисис это богиня? — спросил он.

— По всей видимости. Богиня плодовитости, я думаю.

— Плодородия, ты хочешь сказать?

— Нет, не хочу. Какое плодородие там, где нет земледелия? — Он сделал паузу, потом добавил: — Это уже два. На обеде я слышал об еще одном боге.

— Каком?

— Войны, разумеется. У него звучное имя — Руаран.

— Паомес тоже намекнул мне на высшую силу. Но никого не назвал. Судя по смыслу, и он имел в виду бога войны. Значит, религия у них есть. Собственно, этого следовало ожидать, в подобную эпоху без веры обойтись сложно.

— Без веры вообще обойтись сложно, — заметил Маран задумчиво. — Даже в наше с тобой время. Большинство человеческих существ до сих пор предпочитает, чтобы их так или иначе вели по жизни. Людей нашего склада, таких, кто не хочет быть безвольной марионеткой в чьих-то руках, куда меньше.

— Ну этого никто не хочет!

— В таком выражении может и нет. Но суть дела ведь именно такова: бог — кукловод, а ты — марионетка в его руках.

— Это в более древних религиях. Потому, наверно, они и эволюционируют. В сторону более человечных.

— Человечных религий, Дан, не бывает по определению. Любая религия ставит человека в подчиненное, зависимое положение, а следовательно, унижает его. И если ты не хочешь, чтобы кто-либо был выше тебя, ты просто отбрасываешь всякую религиозную идею.

— Чтобы кто-либо?.. Больно ты гордый, — засмеялся Дан. — Ладно, а что еще она сказала?

— Ничего особенного. Отпустила несколько критических замечаний в адрес местного сильного пола. Ну это меня не удивило, я так и думал, что вряд ли здешние парни в смысле определенных достоинств превосходят среднего представителя мужской половины рода человеческого.

Дан уловил в его тоне оттенок презрения и не преминул его кольнуть.

— Тебе, конечно, хорошо, — заметил он с легкой иронией, — поглядывать на этих средних представителей с высоты бакнианской исключительности.

— Если б это был божий дар, — сказал Маран сухо, — твоя ирония была бы к месту. Но ты сам теперь отлично знаешь, что это неустанный труд.

Что правда, то правда! Теперь Дан это знал. Кевзэ действительно предполагало постоянный труд, как, впрочем, и любая другая система физической тренировки. Никто не в состоянии готовиться к состязаниям впрок, мышечная работа не может прекратиться никогда. То есть, может, конечно, но одерживать победы тогда станут другие. Кевзэ, естественно, не спорт, но тренировать мышцы все равно надо каждый день. И чем было вызвано презрение в голосе Марана, Дан тоже знал. Первый репортаж о кевзэ появился в прессе еще перед их отлетом на Эдуру, но вернувшись оттуда через полгода, Дан вовсе не увидел очередей из желающих заниматься системой, создающей сексуальных суперменов, как идиоты-журналисты расписали кевзэ в газетах, ажиотаж — да, тот был, но охоты работать над собой… что вы! Собственно, он всегда знал, что земляне ленивы… Он вспомнил, как говорил об этом Нике еще в астролете, по дороге с Торены, именно тогда ведь они про кевзэ и узнали, и Ника воодушевилась, стала взахлеб строить планы о решении с его помощью соответствующих земных проблем, он же был настроен скептически, он лучше знал земных мужчин… не то чтобы видел насквозь, не такой он умный, но после знакомства с бакнами, да и прочими уроженцами иных планет, он научился смотреть на землян со стороны. Вначале земной патриотизм, как он его понимал или ощущал, мешал ему оценивать людей и вещи объективно, но постепенно… не в малой степени, благодаря, конечно, и влиянию Марана, Марану ложный патриотизм был чужд, он никогда не поставил бы над другими ни свой народ, ни свою планету, ни даже свою расу. Сам Дан стал приходить к этому только теперь, еще год с небольшим назад, на Эдуре, когда Маран стал вдруг говорить о землянах без почтения, его это, помнится, задело, но сейчас, после Глеллы… Конечно, и возраст, пришла пора зрелости, а значит, и критического отношения к жизни и людям, никогда он с такой ясностью не видел человеческих и общественных пороков… Да, земляне ленивы, а что касается этой стороны жизни, они были ленивы всегда, ленивы и эгоистичны. Если б еще не существовало всяких таблеток. Правда, толк от них сомнительный, а последствия удручающие, но кто думает о подобных вещах, когда есть повод увильнуть от лишних затрат энергии. Не времени, потому что убиение его — главная на сегодня земная проблема. И для этого все средства хороши. Опять-таки кроме труда.

— Ладно, Маран, — сказал он бодро. — Твою критику я принимаю.

— Какую критику? — удивился тот.

— Невысказанную. Конечно, земляне — бездельники. Но черт с ними! Давай спать.

— Давай, — согласился Маран и добавил: — Связь я пока отключу. Но если что-то надумаешь, вызывай в любой момент. Да, кстати, я буду вытаскивать тебя поближе к себе всякий раз, когда смогу. Вдруг подвернется шанс удрать. Ну все, спокойной ночи.

Когда Дан проснулся, Гениса все еще спала. Сжавшись в комочек под теплой шкурой с длинным серебристым мехом, она ровно дышала и иногда слабо улыбалась. Господи, до чего ему было жалко это злосчастное, забитое существо! Как голодный бездомный котенок… Он осторожно выполз из-под шкур, и, чтобы не разбудить ее, старался ступать полегче и поменьше шуметь.

«Ком» молчал, он не стал вызывать Марана, никакой спешки в этом не видя, ждал, пока тот объявится сам. Но принесли завтрак, он поел — никак не мог решить, поднять Генису и покормить или лучше не трогать, наконец отложил ее долю и быстро умял остальное, а от Марана все не было ни слуху, ни духу, а потом вместо него явился взбудораженный Паомес, даже не явился, а ворвался.

— Пойдем, — начал он с порога, — Маран сказал, чтобы я поговорил с тобой… — Он наткнулся взглядом на спящую девушку и замер, потом увидел, что разбуженная его шумным вторжением, та открыла глаза, и буркнул:

— Одевайся и уходи.

Девушка, стыдливо прикрываясь шкурой, нашарила валявшийся на полу балахон, торопливо натянула его и вскочила. Она хотела уже выскользнуть из комнаты, но Дан удержал ее за руку.