Любовь требует жертв… - Диля Еникеева

— И в качестве кого вы меня будете допрашивать? — наконец спросила она.

— В качестве подозреваемой в убийстве, — заявил следователь, продолжая буравить ее взглядом.

На несколько секунд ее всю обдало жаром, в груди стало горячо, виски и затылок повлажнели. Кажется, даже сердце остановилось. На нее накатила волна безграничного ужаса, потом душа замерла и будто омертвела.

Не зря с утра было предчувствие беды...

Прохоров не торопил ее с ответом, наблюдая за реакцией подозреваемой в убийстве.

Неужели пришел его звездный час? Радуется, что удалось-таки подловить? Да разве может нормальный человек радоваться этому? Просто уму непостижимо — торжествовать от возможности засадить кого-то за решетку...

Неужели все это происходит именно с ней?

Если бы можно было переиграть события полугодовой давности... Ведь все могло сложиться иначе... Если бы полгода назад, встретив жадный, полный желания взгляд Кости, она сделала вид, что ничего не заметила, со временем Костя переболел бы своей любовью. Не было бы и мотива убийства, мальчик остался бы жив, и ей сейчас не пришлось бы умирать от страха, унижения и сознания своего бессилия под пытливым взглядом хама и садиста Прохорова, уже мысленно потирающего руки с чувством глубочайшего удовлетворения.

Неужели это поражение?

Даже если это поражение, то проигрывать нужно с достоинством. В конце концов, преферансистка она или кто?! Не бывает такого, что всегда выигрываешь, порой проигрыш неизбежен, как ни старайся. Что ж, можно считать, что ей не поперло, везение кончилось. Пер не бывает вечным — это закон жизни и закон преферанса. Так что все происходящее логично: если кто-то выигрывает, то кто-то неизбежно проигрывает.

“Свою игру, милая, ты не сыграла. Вист втемную, как известно любому преферансисту, чреват подсадкой. Можно, конечно, и сыграть, но шансов сесть немало. Ты переоценила себя... Следователь знает расклад, а ты не знаешь. Образно говоря, у него на руках все козыри, а ты просчиталась, — вела мысленный диалог Лариса-преферансистка с Ларисой-подозреваемой. — Как говорит любимая подруга, недолго музыка играла, недолго фраер танцевал. Все, оттанцевалась... Теперь этот клещ в очках уже не отцепится. Весь подобрался, как бойцовый пес перед нападением, даже кончик носа побелел от возбуждения. Откровенно наслаждается близкой победой. Смотрит, как энтомолог на интересное насекомое, за которым долго охотился и наконец-то поймал. Теперь он уже не спешит и меня не торопит. Уверен, что я уже никуда не денусь. Видимо, менты докопались до чего-то существенного. Вот ведь дура самоуверенная! За все в жизни приходится платить, в том числе и за ошибки, и за минутную слабость, и за свои импульсивные поступки, и за самонадеянность. Значит, пришла пора расплачиваться...”

Дознаватель прекрасно видел ее растерянность. Да, это была минута его торжества. Именно ради таких минут триумфа следователь Прохоров жил и работал, не жалея времени и сил. Потому и не торопил подозреваемую в убийстве.

Ему никогда не предлагали работу в коммерческой фирме, куда перебежали многие его коллеги. Но даже если бы предложили — он бы наотрез отказался. Виталий Ильич Прохоров не желал поступаться своими принципами, поскольку всей душой ненавидел современных нуворишей. В прежние годы, когда следователь Прохоров еще был уважаемым человеком, то, чем занимаются теперешние хозяева жизни, называлось “спекуляцией в особо крупных размерах”, “незаконной предпринимательской деятельностью”, “хищением государственной собственности в особо крупных размерах”. В свое время он пересажал не одну сотню таких “коммерсантов”, а теперь должен им служить и помогать обходить законы? Да никогда и ни за какие деньги! Мало того, что так называемые бизнесмены сами постоянно нарушают закон, вокруг них происходят сопутствующие правонарушения, в том числе взяточничество, злоупотребление служебным положением и заказные убийства. Лариса Ивлева — одна из плеяды нуворишей. Убийство ее заместителя — типичный “заказняк”. Она ли его “заказала” или кто-то другой — не суть важно. Ивлева и ей подобные своей деятельностью создают условия, способствующие правонарушениям, а следовательно, косвенно являются соучастниками.

Иногда эта холеная шлюха раздражала его, и Прохоров с трудом сдерживался. Он не жалел и покойного Сохова — этот молодой карьерист и альфонс, ублажавший начальницу, на его взгляд, недостоин сожаления.

Ивлева называла то, чем они занимаются в своей фирме, “работой”, “делом”, а по мнению Прохорова, все эти “бизнесмены” — трутни и вампиры, присосавшиеся к результатам чужого труда. С большим удовольствием он возродил бы сталинский лагерь где-нибудь на Колыме и сослал всех коммерсантов туда. Ездишь на иномарке? Купил квартиру, где число комнат превышает количество членов семьи? Имеешь за городом многоэтажный дом и участок больше положенных шести соток? А на счету в банке у тебя сумма более ста минимальных зарплат? Да еще и валютный счет есть? Всех в лагерь, пусть эти кровопийцы там замаливают свои грехи. Хватит, пожили в собственное удовольствие.

По его мнению, поведение Ивлевой свидетельствовало о том, что рыльце у дамочки в пушку. От допроса к допросу она становилась все более растерянной. Порой пыталась огрызаться, но ее прежней самоуверенности уже и в помине нет. Прохоров видел, что Ивлева бледна и выглядит нездоровой, глаза запали и обведены черными тенями, — значит, не спит ночами, мучаясь угрызениями совести. Морщин прибавилось, косметика наложена небрежно, губы она постоянно покусывает, всю помаду съела, а подкраситься забыла, да и легкомысленную шляпку а-ля “Неизвестная” Крамского на допросы уже не надевает.

Он и сам не сознавал, что испытывает к ней самую настоящую ненависть, но это было именно так.

“Все тайное станет явным, ничто не останется без возмездия” — эту истину Лариса знала еще со студенческих времен. Американцы говорят: “Бесплатных гамбургеров не бывает”; норма римского права гласит: “Нет преступления без наказания, нет наказания без закона, нет преступления без законного наказания”. С этим не поспоришь.

Тучи над ее головой постепенно сгущались, и вот закономерная развязка — из свидетельницы она стала подозреваемой в убийстве. Приходится расплачиваться за все.

Лариса сделала шаг, потом другой. Первое движение далось ей с трудом, второе уже легче, и вдруг она неожиданно успокоилась.

“Я преферансистка или кто?” — снова спросила Лара, обретая прежнюю уверенность в себе.

Это еще не финал, а лишь закономерное развитие ситуации. Подозреваемая в убийстве — еще не преступница, а подозрение — еще не приговор. Пусть сначала докажут, что она виновна.

Да, дело приняло серьезный оборот, но это еще не конец. Сейчас самая неверная тактика — дать понять, что ей есть чего опасаться.

Сосредоточившись, Лара приготовилась к новым неприятным неожиданностям. Что бы ни произошло, сумеет держать удар.

Сев поудобнее, она закинула ногу на ногу, закурила, оценивающе разглядывая следователя.

Что ж, пора начинать новый раунд.

— Я вас слушаю. — Ее голос звучал ровно.

Прохоров удивился резкой перемене в ее поведении, но виду не показал и зашелестел бумагами.

— Передо мной лежит протокол допроса свидетеля, видевшего ваш “мерседес” 12 февраля в десять часов вечера припаркованным у въезда во двор, где находится ваш офис, и хорошо запомнил номер машины. Свидетель отметил, что автомобиль стоит не на обычном месте. Вы имеете обыкновение ставить “мерседес” как раз под его окнами, и это его раздражало. Он вообще не любит людей, которые ездят на иномарках.

— Этот человек видел меня там 12 февраля в десять часов вечера? — уточнила Лариса.

— Вас свидетель не видел, — вынужден был признать дознаватель, чему она подивилась, — ведь мог бы не отвечать, напустив туману.

— Однако наличие моего “мерседеса”, пусть даже в тот же час, когда произошло убийство, вовсе не означает, что именно я убила. — Ей тоже захотелось поиграть с ним в кошки-мышки. Возможно, он еще раз проговорится, что известно следствию.

— А на вашей машине мог приехать кто-то другой? — вступил в игру Прохоров.

— Теоретически — да.

— Ваш муж ездит на ней?

— У него нет водительских прав.

— Тогда кто же? — Следователь ехидно улыбался.

— Да кто угодно! — пожала плечами Лара. — Машина стоит во дворе, сигнализацию может отключить любой умелец, завести ее без ключа тоже не проблема: можно соединить провода напрямую, и все.

— И зачем же этот “умелец” так рисковал? — Дознаватель подыгрывал ей в надежде, что она чем-нибудь выдаст себя. — Гораздо проще воспользоваться другой машиной.

— Может быть, он сделал это намеренно, чтобы подозрение пало именно на меня.

— И кто же это, по-вашему? — прищурился Прохоров.