Праздник любящих сердец - Мейси Ейтс

Винченцо не дышал, а будто шипел сквозь зубы, и она сама не верила в собственную смелость. Но она не маленькая девочка. Может, у нее и не было практики в сексе с мужчинами, но знала она об этом все. Она прочла достаточно книг, описывающих совокупление двух людей. В деталях и в метафорах. А также видела немало телевизионных сериалов, где метафоры отсутствовали напрочь. Она знала, для женщины смелость не постыдна. Напротив. Она вызывала интерес. Она знала, как следовать собственным желаниям, и это волшебное чувство казалось подарком свыше. Чувство, незнакомое ей прежде.

Винченцо запрокинул голову на сиденье, тяжело дыша ей в лицо. Она сползла с него и опустилась на пол, встав перед ним на колени, глядя на него и его возбужденную мужскую твердь. Она прильнула губами к головке и обвела ее языком. Винченцо обхватил ее голову, направляя ее движения, и она глубоко погрузила его плоть к себе в рот. Язык ее скользил по его пылающей, горячей плоти. Это было прекрасно. Элоиза тонула в величии этого момента. В его силе. Ибо она стояла на коленях перед ним, и самая уязвимая часть его тела находилась у нее во рту. И он всецело принадлежал ей. Не важно, что она менее опытна, чем он. Не важно, что она моложе. Сейчас они были равны. Здесь, стоя на коленях перед принцем, скорее она верховодила им.

Это было для нее пьянящим открытием. Глубоким, сильным и неожиданно приятным. Но разве не провела она всю жизнь, чувствуя себя беспомощной. Окруженная людьми, у которых было больше денег, сил и возможностей манипулировать другими, чем когда-либо было у нее. А теперь у руля находилась она. И была здесь главной.

Винченцо вновь издал животное рычание, и его бедра подались вверх. Его плоть уперлась ей в горло, но она не шелохнулась. И ей это нравилось. Он не мог себя контролировать, не являясь более главным, а всецело нуждаясь в ней.

Она продолжала ласкать его до тех пор, пока лимузин не остановился перед входом в здание. Винченцо опустил глаза, и они сверкали.

— Может, стоит попросить его еще покатать нас? — спросила Элоиза, и снова принялась водить языком по его возбужденной плоти.

Шея Винченцо напряглась так, что выступили вены.

— Нет, — ответил он, поправил брюки, застегнулся и вновь усадил ее подле себя. — Мы закончим все должным образом.

И она ненавидела ту правду, что скрывали эти слова. Она означала, что они закончат это в кровати, потому что сегодняшняя ночь будет для них последней. Потому что больше они не будут вместе никогда. При мысли об этом Элоиза ощутила горечь, что, в общем, ей самой было не очень понятно. Да ей и не хотелось понимать.

Винченцо вышел из машины, протянул ей руку, и она снова очутилась на улице. Так, словно мгновение назад часть его тела вовсе не находилась у нее во рту. Они выглядели как обычная пара, не занимавшаяся только что сексом на заднем сиденье машины.

Эта мысль возбуждала ее еще больше. Так она не ощущала себя никогда прежде. Все потому, что вела тихую, спокойную жизнь. Исчезла в саду, окружив себя цветами. Цветами, которым не требовался уход, чтобы цвести и выживать в дикой природе, и которые не были жертвами собственной красоты. Она сделала так, чтобы обрести исцеление, но у такого исцеления имелись последствия. Оно в конечном счете лишь притупляло боль. Она лишь зарыла все острые углы своей жизни в песок. Но вместе с тем жизнь так же утратила свой интерес. Свой захватывающий ритм. По правде говоря, Элоиза никогда не испытывала истинного азарта. Вся ее жизнь всегда определялась кем-то другим. В ней присутствовали боль, и горесть, и печаль, и пренебрежение. Даже опасность. Но никто и никогда не устраивал ей вечеринок ко дню рождения. Ее окружали постоянные свидетельства того, что роскошные празднества существовали. Просто ни одно из них никогда не устраивалось в ее честь. Ни одного доброго слова не было сказано в ее адрес. Она жила среди богатства, но не являлась частью этой жизни. Ее кормили и одевали, но у нее никогда не было красивых рождественских елей и лежащих под ними подарков. Потому что она не принцесса и никогда ею не была. Но хотя бы сегодня ночью ощутить азарт всей этой жизни… Оно того стоило. Пусть она уже и жалела, что все это не могло продолжаться, но, по крайней мере, у нее оставалась ее тихая жизнь, к которой она могла вернуться. Безопасная жизнь. Хоть это у нее осталось.

Поездка на лифте была истинной пыткой. Они стояли друг против друга. Лишь небольшое расстояние разделяло их. И она просто старалась дышать. Вдох-выдох. И ни о чем не думать. Ее тело горело от желания. Она чувствовала привкус его плоти во рту и чувствовала влагу между бедер. Предвкушая то, что должно случиться.

Двери лифта открылись, Винченцо вышел первым и протянул ей руку, как и до этого, на улице. Только на этот раз он приглашал ее не в публичное пространство, а туда, где их не увидит никто. Он приглашал ее провести ночь необузданного греха, и она намеревалась ответить согласием. Она протянула руку и коснулась его пальцев. Мелкая дрожь пробежала по ее спине. Желание, обуревавшее ее, едва не переходило в боль.

Винченцо притянул ее к себе. Его темные глаза не отрывались от нее ни на миг. Во рту у нее пересохло. Нет, это не боль. Это глубокое ощущение пустоты. Желание, чтобы он наполнил ее собою. Она хотела его. Может, она и девственница, но прекрасно знала, что сейчас произойдет и что ей суждено испытать наслаждение. Ее не заботила боль. Боль она знала наизусть. Можно жить с невероятной болью внутри. Болью от предательства и страха. Уж это она успела усвоить. Нужно только понять для себя, как ее вытерпеть. А немного физической боли не беспокоило ее. Ничуть. Элоиза не ощущала беспокойства о том, что было ей до сих пор неведомо. Потому что она с Винченцо. И все будет потрясающе, она в этом не сомневалась.

Уверенность в этом эхом отдавалась в ее душе.