Нежность к ревущему зверю - А Бахвалов

- Ха! Аэропорт все-таки. Зашел к ребятам в летную комнату - так и так, говорю, провожаем девушку, нужен букет. А там как раз "Ил-14" из Астрахани прилетел.

- Слава, выпускай шасси.

- Понял. Шасси выпущены.

- Давай закрылки.

Через минуту "С-44", рокоча колесами, вольно катил по длиннейшей полосе аэродрома.

К концу мая, с увеличением светлого времени суток, установилась стеклянно-ясная погода, и летно-испытательная база грохотала так, как на этом свете грохочут только аэродромы.

Со времени возвращения из командировки Лютров всего второй раз появился на базе: в начале месяца и вот теперь. Все это время он пробыл в КБ, работал на тренажере, помогая разработчикам уточнять "идеологию" будущей автоматики на управлении "девятки". На аэродром его вызвал Гай-Самари: утверждалась программа первого вылета "С-441", и Лютрову, как члену методсовета, надлежало быть на заседании.

Он представлял себе, в каком состоянии сейчас, да и все эти дни, находится Чернорай. "С-441" была не только первой его опытной машиной, которую он поведет с самого начала испытаний, но это был такой пассажирский лайнер, какие еще только осваивала мировая авиация. Создание машин класса "С-441" хоть и признавалось в принципе возможным, представлялось специалистам проблемой с сотней неизвестных, "слишком большим шагом, который нельзя сделать, не разорвав брюки", по выражению популярного западного авиационного журнала. До первого вылета этого лайнера оставались считанные дни, и если погода продержится, то где-нибудь в середине июня Слава Чернорай отпразднует "свой день".

Когда-то такой машиной для Лютрова была "С-04", и она долго после первого вылета вела себя. безукоризненно. До тех пор, пока в полете целевого назначения пущенная с крайнего пилона ракета не повредила гидравлику выпуска шасси, из-за чего стойка правой ноги надломилась на пробежке после посадки. Последние триста - четыреста метров машина была неуправляема. Сорвавшись с полосы и надломив правое крыло, они с Сергеем Саниным едва не ввернули себе шеи.

- Ты понял что-нибудь? - спросил Лютров, выбравшись из самолета.

- Чудак! Понял, что мы с тобой беседуем, а в остальном всегда можно разобраться.

В другой раз их выручил паренек-электрик из отдела экспериментального оборудования. Шасси не хотело выходить дальше чем до половины пути. Они носились над летным полем, пока было горючее, и Лютров понял, что сажать придется "на брюхо". А в это время тот самый паренек-электрик прибежал к Данилову со схемой электрооборудования самолета и предложил остроумнейший вариант аварийного выпуска, для которого нужно было отключить от питания почти все бортовые системы. Решение было основано на его собственных предположениях о причине невыхода шасси, и паренек оказался прав. Проделав все предложенные с земли манипуляции, Лютров с радостным удивлением воспринял вспыхнувший зеленый огонь сигнала: "Шасси выпущено".

Как почти все машины Старика, "С-04" стояла на вооружении несколько лет. КБ Соколова умеет делать машины надолго. Но всему свой черед: недалеко то время, когда на смену "С-04" придет второй год "пробующий голос "С-224".

Шагая вдоль ангаров к зданию летной части, Лютров видел, как садится на малую полосу и тут же взлетает истребитель-бесхвостка. Видимо, снимались посадочные характеристики. Кто на самолете? Гай-Самари? А может, Витюлька Извольский, которого Гай недавно выпустил и очень старательно готовил к испытаниям на штопор?

На ближней стоянке, в двухстах метрах от окон здания летной части, механики гоняли все четыре турбовинтовых двигателя "С-440". Дождевая лужица на бетоне под винтами растекалась и дрожала, охваченная мелкой концентрической рябью. А еще дальше, по ту сторону рулежной полосы, у нового "С-224" осатанело срывались на форсаж два мощных спаренных двигателя. Этот всепогодный многоцелевой перехватчик в прошлом году поднимал Борис Долотов и уже облетали Лютров, Чернорай и недавно зачисленный на фирму Федя Радов.

Когда Старик снял Долотова с "С-14" за самовольный выход "за звук", ожидали, что последуют какие-то еще более суровые меры, говорили даже, что Главный вообще собирается отказаться от услуг Долотова, но он не только

не отказался, но и ничего не имел против, когда Данилов давал Соколову подготовленный им приказ о назначении Долотова ведущим летчиком на "С-224". Прав был "корифей": "мальчишка" заставит уважать себя, хотя, кроме нешуточного выговора, ничем еще не отличен.

Взрывная струя "С-224" рикошетила от отбойного щита, неслась вверх, насыщая бледную голубизну неба легкой дымной вуалью. От рева дрожала земля, Лютров чувствовал эту дрожь через подошвы ботинок, видел, как мелко поблескивали стекла на ангарных воротах.

Беззвучные в этом грохоте, по площадке катили тучные топливозаправщики, автомобили с пусковыми генераторами, заправщики жидкого кислорода. Дважды мимо Лютрова пронесся красно-белый "РАФ" Наденьки, единственной девушки на всю шоферскую братию аэродрома. Летом в клетчатой мальчишеской рубашке, зимой в старенькой меховой летной куртке и вязаной шапочке, девушка-шофер обречена была выслушивать бесконечные шутливые заигрывания летчиков, пока доставляла их от парашютной к стоянке самолетов и обратно. Наденька никогда не отзывалась на реплики такого толка и лишь косила на болтунов строгими серыми глазами. Единственный, кто повергал ее в растерянность, заставляя краснеть и отвечать невпопад, был Гай-Самари.

Впрочем, не только ее. Наделенный изысканной вежливостью, неизменно в белоснежной сорочке и безукоризненно отглаженном костюме, Гай выглядел "аристократом" даже среди самых молодых и самых модных щеголей летного состава. Его появление в конструкторских отделах фирмы вызывало оживление среди женской части сотрудников.

- Девочки, кто это? - восклицала какая-нибудь вчерашняя студентка.

- Гай-Самари, старший летчик-испытатель. Или, ежели по-заграничному, шеф-пилот, - отвечали посвященные. Иногда прибавляли: - Соколов к нему слабость питает. - Похож на итальянского графа. И фамилия какая-то... размышляла вслух вчерашняя студентка.

И если мужчины иронически интересовались, откуда у нее познания об итальянской аристократии, то женщины молчали, им казалось, что сравнение вполне подходящее. В КБ его ценили (и не только Старик), не за впечатляющую внешность, а за недюжинную пытливость, за аналитический ум, за редкую способность докопаться до причин самых непредвиденных отклонений, отрицательно влияющих на поведение опытной машины. Никто лучше Гая не мог обосновать психологически неизбежные действия человека за штурвалом в самых запутанных происшествиях, отчего он и был постоянным членом всех аварийных комиссий.