Строгий адвокат по вызову - Ашира Хаан

не тороплюсь. Трогаю головку кончиком языка, обвожу ее по кругу, чувствуя чуть-чут неровный край, щекочу ее – и оставляю скромный поцелуй на самой вершине, касаясь мягкими губами гладкой туго натянутой кожи.

А потом обнимаю ствол ладонями и провожу языком снизу вверх.

Глеб глухо стонет и, качнувшись вперед, в последнюю секунду упирается рукой в стену.

Поднимаю глаза и вижу, что он прикрыл глаза и тяжело дышит – и от этой картины покорного мне мужчины, пробирает по полной программе. Простреливает дрожью от промежности до сосков, и я невольно раздвигаю бедра, елозя коленями по полу.

Высовываю язык и позволяю скользнуть гладкому, идеально вытесанному члену по нему, словно по горке, в мой рот. И сразу обняв губами, начинаю сосать

Я увлекаюсь настолько, что забываю обо всем. Под моим языком пружинят вены, скользит шелк кожи, набухает головка и упруго откликается на сжатые губы гибкая сталь ствола – почему я никогда раньше не замечала, какое это совершенное произведение искусства? Члены раньше были для меня чем-то вроде необходимого зла, приделанным к мужикам природой-матушкой ради прикола – посмотрите, сам мужик весь такой гладкий, ладный, гармоничный, особенно если пузо не успел отрастить. А тут – хоба! И торчит какая-то странная фиговина, причем ни по цвету, ни по форме никак с остальным телом не соотносящаяся.

А теперь я задыхаюсь от восторга и не могу наиграться. Пожалуй, я бы сменила точку зрения – это мужик приделан к члену ради прикола. Момент, когда пальцы Глеба зарываются в мои волосы, и он жестко толкается глубже, лишая меня возможности дышать, наступает неожиданно. Ловлю языком вязкие капли с терпким вкусом и чувствую… разочарование?

– Эй, я еще не наигралась! – возмущаюсь я вслух, облизываясь.

Глаза у Глеба в этот момент становятся прямо бешеные.

Он тянет меня вверх, чтобы поцеловать, а я уворачиваюсь и начинаю расстегивать его белую рубашку. Кто ходит в бар в белой рубашке? Ну, очевидно, этот странный эскортник.

– Это, конечно, должно происходить в обратном порядке, – усмехается он. – Сначала раздеться, потом секс.

– В рубашке ты такой суровый… – мурлычу я с тайной надеждой на продолжение. – Невозможно устоять.

– Нравится, когда я изображаю строгого господина? Могу устроить.

В его глазах – холодные искры, похожие на те, что летят, когда скрещиваются стальные мечи.

Он отбрасывает мои пальцы и застегивает рубашку обратно.

В недоумении смотрю на него, не понимая, чего ждать.

А Глеб одним движением подхватывает мое платье за подол и стаскивает его, оставляя меня в одних стрингах. Очень маленьких и практически незаметных стрингах.

Втягивает носом воздух, разворачивает спиной, вынуждая прогнуться и стаскивает их.

А потом шлепает по заднице и направляет к стеклянной полупрозрачной двери.

– Марш в душ. А я пока кое-что закажу для нас.

– А ты?..

– А я посмотрю, – усмехается Глеб, доставая телефон.

Его ванная комната – шикарна. Золото, черный, зеркала, яркие, бьющие узкими лучами в глаза, светильники, джакузи и тропический душ за стеклянной перегородкой.

Глеб включает воду и кивает на душ, облокачиваясь на мраморную столешницу с раковиной и продолжая что-то делать в телефоне.

Я делаю шаг под воду, ловлю его быстрый горячий взгляд – и моментально втаскиваю его за собой. Мгновенно вымокшая рубашка липнет к его телу, с волос стекают ручьи, капли воды барабанят по экрану телефона, хаотично переключая приложения.

Глеб откладывает его на полку с шампунями, не отрывая от меня глаз, берет один из флаконов и выливает на ладони розовую жидкость, пахнущую жвачкой!

Я, конечно, не ожидала, что он пользуется ванильным гелем для душа. Слишком он брутален, настоящие мужики такого себе не позволяют!

Зато вот баббл-гам – это его размерчик.

Я бы засмеялась.

Но ладони, скользящие по моему телу, хоть и пахнут чем-то чересчур детским, забираются в совсем не детские места. Пока одна тщательно намыливает мою грудь, другая ныряет между ног и внутрь меня проскальзывают два пальца. Слишком легко, слишком быстро – хихиканье замирает между губ и вырывается наружу громким прерывистым стоном.

Глеб ловит его ртом, прикусывая мою губу, спускается ниже, по очереди обводит языком соски, сжимает зубами кожу на животе и ниже, еще ниже, еще…

Я вынуждена опереться на стену, запрокидывая голову к теплой капели душа – и обнаруживаю поручень, за который крайне удобно держаться в этой позе и ситуации.

Все-то у него продумано!

Кроме презервативов.

– Надеюсь, теперь нам не нужно укладываться в два часа? – пытаюсь поддеть его.

– Арина… – укоризненно говорит Глеб, закидывая мою ногу себе на плечо.

– Все еще не время это обсудить? – интересуюсь я.

Он стоит передо мной на коленях в мокрой рубашке и расстегнутых штанах.

Я перед ним абсолютно голая, измазанная гелем для душа.

Его пальцы внутри меня.

Когда, если не сейчас?

Глеб. 22

Ее кожа дразнит сладким запахом, терпким и густым, пробивающимся даже сквозь гель для душа. И я не могу удержаться – наклоняюсь, чтобы коснуться языком пульсирующей завязи клитора и собрать капли пряного сока.

Увы – жесткой рукой Арина сжимает мои волосы и оттаскивает от себя, требуя смотреть ей в глаза. Эти игры в смену ролей заводят до одури, так что рвет крышу.

То я командую ею, то она повелевает мной.

Ей можно чуть-чуть больше, потому что я знаю, что в любой момент могу скрутить ее, заломить руки за спину и оттрахать так, как хочу сам.

Поэтому и горит на коже пощечина, и рвутся волосы, и приказы выполнять так дразняще любопытно.

– Отвечай!

Какой у нее яростный взгляд!

Но стоит мне чуть-чуть надавить пальцами вот на это местечко внутри – и глаза ее подергиваются туманной дымкой, губы приоткрываются, а рука чуть-чуть разжимается.

Как раз настолько, чтобы позволить мне вновь приникнуть губами к лепесткам плоти, всасывая припухшую горошину и щелкая по ней языком.

– На самом деле… – говорю я, дожидаясь томного стона. – Я не эскортник. Я юрист.

Как же мне нравится с ней играть – такой податливой и мягкой. Она может смущаться, сердиться, зажиматься, думать о чем-то постороннем. Может быть, даже считать, что она приличная девушка, которая не может вот так, с первым встречным лечь в постель.

Но в моих руках она мягкая, как теплый воск.

Отзывается на все идеи, доверяет абсолютно, как будто не встречалась с теми, кто злоупотреблял доверием. А я ведь знаю, что встречалась.

Это заводит – хочется, чтобы не пожалела, чтобы снова позволила все, что придет в голову, и кричала, и