Мансарда для влюбленных - Алина Кускова

– Какая есть, – глядя, как подруга морщится от уколов колючего растения, произнесла Ольга. – Анжелка, подожди! Что ты предлагаешь?!

Испуганная физиономия Марио вновь вылезла из кустов. Следом за ним показалось заплаканное лицо подруги. Оля поразилась, как близко к сердцу та приняла этот необременительный поначалу роман.

– Я предлагаю спрятать Марио под нашей кроватью, – пылко прошептала Анжелка.

– Но мы спим на диване, – изумилась Оля.

– Правда? Я об этом как-то не подумала. Тогда спрячем его под кроватью Пеги!

– У нее тоже диван, под который ни один мужчина не залезет. Разве что в виде трупа, которому будет все равно, придавили его или нет.

– Что ты говоришь?! – испугалась Анжелка и зажала своими руками Марио уши. – Он такой впечатлительный! Разве можно шутить такими вещами?

– Я не шучу, – пожала плечами Оля, – на кровати спит только Феликс Иванович. Неужели ты хочешь…

– Я хочу только одного, – зловеще прошептала Анжелка, – спасти своего любимого любой ценой! Муравьева, сейчас ты станешь отвлекать народонаселение, а мы мелкими перебежками направимся в дом. Мастер все равно целыми днями возится в своем сарае, какая ему разница, кто лежит у него под кроватью?

– А ночью?

– Ночью все итальянцы серы, – пробурчала Анжелка и высунулась из малинника.

Горизонт был чист, поблизости никого не было. Феликс Иванович действительно возился в мастерской, занимаясь автомобилем Ольги. Соседи из-за забора и зарослей вряд ли что могли увидеть.

Но на всякий случай подруги решили устроить представление, дабы отвлечь любопытных селян от передвижений Марио Берлусконни в дом к мастеру под его кровать. Каждая современная девушка знает: для того чтобы отвлечь, следует развлечь. И делать это лучше всего в полураздетом виде. Мимо оголенной амазонки, подставляющей солнцу молодое ухоженное тело, никто не пройдет равнодушно. Обязательно посмотрит на нее, на амазонку, а не на пробегающего огородом итальянца.

Куда конкретно пробегать, Марио не знал, хотя не раз бывал в доме Пелагеи, посещать спальню мастера ему как-то не приходилось. Теперь представилась такая возможность, в провожатые с ним собралась, естественно, Анжела. А бегать и развлекать народ голым телом досталось Оле.

– Не ерепенься, Муравьева! – выговаривала подруге Анжелка. – Пойми, что своей наготой ты спасаешь жизнь хорошему человеку…

– А нельзя ли спасти ему жизнь чем-нибудь другим? – интересовалась Ольга.

– Нельзя, – мотала головой Анжелка из кустов. – Возвращайся в дом, открой мой чемодан, там выбери себе купальник и парео, возьми черный в розовые розы, чем ярче, тем лучше.

– У меня свои тряпки есть, – пробурчала Оля, направляясь к дому.

Позволить себе передвигаться по деревне в одних купальниках, как это обыденно делается на морском берегу, девушки не могли. Консерватизм местных жителей не позволял расслабиться по полной программе. Правда, к узким шортам и коротким юбкам они уже успели привыкнуть, местные девчонки летом мало чем отличались от горожанок. Разве что Пелагея из-за своей чисто мужской профессии надевала исключительно брюки. Так что выход Муравьевой в одном купальнике произвел должный эффект. Через штакетник редкие прохожие стали бросать на нее заинтересованные взгляды.

– Больше динамики, экспрессии, естества! – звонко шептала ей из малинника Анжелка. – Не стой одиноким чучелом и не будь тупым манекеном, совершай какие-либо движения. Руками, что ли, помаши!

Оля пожала голыми плечами и помахала правой рукой. Получился какой-то жест отчаяния, от которого проходивший мимо нее с бородатым козлом на поводке селянин резко шарахнулся в сторону. Оля постаралась взять себя в руки и снять то напряжение, которое исходило от малиновых кустов. Тропинка, по которой предстояло пробежать итальянцу, была обозрима со всех сторон. Как отвлечь внимание? Ольга принялась махать двумя руками. На большее у нее фантазии не хватило.

Анжела хмыкнула и принялась выжидать подходящий момент для перебежки в дом. Еще немного, еще чуть-чуть помашет крыльями эта ветряная мельница…

Внезапно у калитки появился Баланчин. Такого поворота судьбы не ждала ни одна из подруг. Анжелка снова юркнула в кусты, а Ольга, автоматически отвечая на его приветствие, продолжила махать руками.

– Странное занятие, не находите, Оленька? – Баланчин неотрывно смотрел на ее мелькающие руки.

– Гимнастика Ю-цы-ц, – не моргая глазом, соврала та и скосила этот самый глаз в сторону малинника.

– Что-то я о такой не слышал, – признался художник, продолжая смотреть на руки.

– Это новое веяние в старых традициях, – нервно пояснила Оля, понимая, что от этого гостя просто так не отделаешься. Придется Анжелке с итальянцем долго сидеть в малиновых кустах. – Укрепляет силу духа, поднимает иммунитет, настраивает мысли на нужный лад…

– Что вы говорите? – обрадовался тот, встал рядом с ней и принялся махать руками точно так же.

– Что вы делаете?! – прошипела Ольга, глядя на него.

– Мне, знаете ли, Оля, нужно настроить мысли, – ответил Баланчин и принялся с еще большим энтузиазмом совершать маховые движения.

Оля опустила руки и внимательно посмотрела на художника. Ясно, натура творческая, ищущая, жадно стремящаяся ко всему неизведанному… Но что-то очень сильно напоминало в нем влюбленного идиота, готового ради нее совершать всякие безумства. Она почувствовала, что думать об этом ей чрезвычайно приятно. Пусть совершает, пусть настраивает мысли. Все равно он стоит спиной к кустам, и Анжелка со своим итальянцем могут беспрепятственно перебежать в дом.

– Для лучшего эффекта нужно закрыть глаза и пропеть мантру, – сказала она Баланчину.

– Я готов, – обрадовался тот и закрыл глаза.

Оля кивнула головой Анжеле, и та приготовилась к старту.

– Пойте: «Жил-был у бабушки серенький козлик…»

– Жил-был у бабушки, – начал Баланчин возвышенно, но не выдержал, – вы надо мной издеваетесь?

Сознаться в издевательствах Ольга не могла. Позади Баланчина в этот самый момент на цыпочках передвигались ее подруга и Марио Берлусконни.

– Нисколько, – сказала она, – это русская народная мантра, ее следует петь по утрам. Бабушка козлика очень любила…

– Все-таки странные намеки, – обиделся Баланчин и перестал махать руками. – Я к вам, так сказать, со всей прямотой и откровенностью, а вы издеваетесь!

– Со всей прямотой и откровенностью? – встрепенулась Оля. – Тогда скажите мне, пожалуйста, кем вам приходится Муза?

Она набралась наглости и спросила его об этом только потому, что у него были закрыты глаза. Оля не видела их коварного блеска и потрясающей глубины, в которой можно было утонуть со всеми своими неразделенными чувствами. Спросила и замолчала. Она ждала, что он ей ответит. В принципе все было и так понятно. И в некотором роде ей было даже все равно, что он ей скажет. Жена, невеста, подруга. Тогда она сразу же поставит на нем крест. Выбросит из жизни этого странного творца, при взгляде на которого у нее начинает замирать сердце, а это очень плохой признак, очень плохой!