Поверженный Рим - Сергей Шведов

— Комит Андрогаст готов перейти на сторону божественного Феодосия, — с нажимом произнес Пордака, — но только при выполнении ряда условий. Вести переговоры с императором он поручил мне.

Лупициан бросил недовольный взгляд на викария Евсория и призадумался. Пордака выбрал для своего заявления очень удачный момент. С комитом Перразием можно было договориться, а вот Евсорий, имевший в свите императора высоких покровителей, молчать, конечно, не будет. И слух о том, что магистр Лупициан скрыл от божественного Феодосия важнейшие сведения, вполне способные изменить ход начавшейся войны, пойдет гулять по Сирмию и почти наверняка достигнет ушей императора. А это чревато для Лупициана опалой, и это в лучшем случае. Магистр бросил на квестора Саллюстия вопросительный взгляд, но тот в ответ лишь скрипнул зубами. Похоже, светлейший Пордака и в этот раз выскользнул из рук своих начальников, да еще с большим прибытком. И магистру с квестором оставалось утешаться лишь тем, что Феодосий лично поставит на место зарвавшегося проходимца, вообразившего себя важной персоной.

— Ну, Пордака, — процедил Лупициан, — меня ты можешь обмануть безнаказанно, но император сумеет вырвать из тебя все твои тайны вместе с требухой.

Феодосий, к слову, опять прихворнувший, принял корректора Пордаку почти по-домашнему. Сирмий был слишком небольшим городом, чтобы обеспечить привычными удобствами свиту императора. Дабы подать чиновникам пример скромности и воздержания, император занял под постой далеко не лучший дом в городе и теперь стойко переносил лишения, выпавшие на его долю. Впрочем, в жизни Феодосия лишений встречалось немало, и за годы своего правления он так и не успел привыкнуть к роскоши императорских дворцов. Феодосий был невысок ростом, худощав и никогда не отличался крепким здоровьем, тем не менее он выделялся среди окружающих его людей силой духа. В душевной крепости ему не мог бы отказать никто, даже враги. На вошедшего корректора он смотрел без высокомерия, столь присущего сильным мира сего, но строго. Пордака почувствовал нечто похожее на робость, но быстро взял себя в руки, отлично понимая, что от этой встречи зависит его дальнейшая судьба.

— Магистр Нанний был моим другом, — произнес Феодосий без нажима слегка хрипловатым от простуды голосом и скосил глаза на комита агентов Перразия, застывшего в почтительной позе рядом с его креслом. Видимо, Перразий, обладавший редкой пронырливостью, успел уже пересказать Феодосию подробности гибели сиятельного Нанния. И назвать имена его убийц.

— Превратности войны, — сочувственно вздохнул Пордака. — Магистр пал в битве, спасая жизнь божественного Грациана.

— Который все-таки был убит несколько месяцев спустя, — дополнил корректора Феодосий все тем же бесцветным голосом. — Его смерть тоже на совести комита Андрогаста. Я правильно излагаю суть дела, Перразий?

— Вне всякого сомнения, божественный Феодосий, — низко склонился комит.

— Ты ставишь меня перед страшным выбором, корректор Пордака, и не даешь никаких гарантий, что события будут развиваться в сторону, благоприятную для нас и для Римской империи.

— Я мог бы обмануть тебя, божественный Феодосий, но не стану этого делать из уважения к тебе и империи, которую ты собой олицетворяешь. Я действительно помог Андрогасту устранить Меровлада.

— Зачем? — нахмурился император.

— Меровлад бы связан с русами Кия и патрикием Руфином, он не нуждался в твоем покровительстве, божественный Феодосий. Юный Валентиниан только числился бы императором, но в Риме всем бы заправляли хитрый руг и изменник-патрикий. Чем это грозило бы христианской церкви, ты, божественный Феодосий, догадываешься без меня.

— А разве Андрогаст не связан с варварами? Разве не варвары помогли ему взять Паризий и убить императора Грациана?

— Все это так, божественный Феодосий, — не стал спорить с императором Пордака. — Но Андрогаст слабее Меровлада. Ему помогали, пока он был союзником префекта. Но убийства Меровлада ему не простят.

— А разве Руфин знает, кто убил его союзника?

— Пока нет, божественный Феодосий, — ласково улыбнулся императору Пордака, — но он может узнать.

— От кого?

— От меня. И тогда судьба Андрогаста будет решена, русы Кия вынесут ему свой приговор. Варвары пока что верят Андрогасту. Что нам, безусловно, на руку. Зато Андрогаст не верит варварам, более того, он их боится. А потому сделает все от него зависящее, чтобы избавиться от грозящей ему опасности с их стороны. Этот человек всегда будет нуждаться в твоем покровительстве, божественный Феодосий, а равным образом в покровительстве христианской церкви. Мне кажется, что лучшего префекта претория и опекуна юного Валентиниана тебе не найти. Во всяком случае, в ближайшее время.

— Ты уверен, что союзники Андрогаста и, в частности, Придияр Гаст последуют примеру комита и перейдут на нашу сторону во время битвы?

— Уверен, — твердо ответил Пордака. — Зачем варварам дукс Максим? Он уже показал свою непоследовательность, вступив в переговоры с епископом Амвросием.

— И что варвары потребуют за свою услугу?

— Тебе придется уступить часть Панонии Придияру Гасту и часть Норика княжичу Верену, божественный Феодосий. Таковы их условия. Эти земли они уже захватили, и, боюсь, у империи не хватит сил, чтобы вернуть их обратно.

— А Северная Галлия? — чуть повысил голос Феодосий.

— Пусть она станет главной заботой префекта претория Андрогаста. Поверь мне, божественный Феодосий, среди варваров нет единства, и если нам удастся посеять семена раздора между ними, то мы вернем потерянные земли уже в ближайшие годы.

— Ловлю тебя на слове, высокородный Пордака, — сказал спокойно император. — Возвращение этих земель отныне станет твоей заботой, комит. Кроме того, ты будешь присматривать за префектом претория Андрогастом и докладывать мне обо всем, что происходит в свите юного Валентиниана. Перразий поможет тебе в столь трудном деле. У меня все, комиты, более я вас не задерживаю.

Высокородный Перразий был вне себя от бешенства. Что случалось с ним крайне редко, ибо своими главными достоинствами комит агентов считал как раз хладнокровие и выдержку. И незаурядный ум, конечно. Гнев Перразия вылился в град ругательств, которые он обрушил на голову Пордаки, как только чиновники покинули покои императора. Комит агентов был абсолютно уверен, что корректор Пордака обречен если не на заклание, то уж, во всяком случае, на изгнание. Перразий уже успел обнадежить своих союзников магистра Лупициана и квестора Саллюстия, что звезда римского проходимца закатилась навсегда. Увы, все случилось как раз наоборот, Пордака стал комитом финансов в свите императора Валентиниана, а Перразий потерял место. Свой перевод в Медиолан он расценивал как опалу и, скорее всего, был прав.