Сказания старой Праги. Чудеса и тайны древнего города - Адольф Вениг

– Я справлюсь! – радостно воскликнул резчик. – Я хочу показать, на что способен, я вырежу такое распятие, какого нет ни в одном другом монастыре или костеле в Праге или где-нибудь еще в стране.

Они договорились, что резчик зайдет к настоятелю и примет его заказ. Настоятель не скрывал, что в монастыре и другой работы предостаточно. Нужно будет сделать новый алтарь в монастырском храме и резные рамы на образа. Резчик снова уверил, что досточтимые господа останутся довольны распятием, но вынужден был признаться в своей бедности, поскольку денег на дерево у него не было. Ему выплатили задаток, и резчик пошел готовиться к работе.

Купил он дерево и раздобыл глины: он хотел сначала создать глиняную модель, а потом, по созданному образцу, работать с деревом. Но нужно было ему найти человека, с кого бы он слепил фигуру Распятого. Долго искать ему не пришлось. Поблизости от влтавского берега в полуразрушенной хижине укрывался молодой нищий, который из-за болезни не был способен ни к какому труду. Резчик хорошо его знал и говорил о нем: «Беднее меня бедного». Но лицо этого бедняка отличалось благородными чертами, хотя во всем его облике проступала нужда и болезненность. Резчик вспомнил о нем и привел его в свой домик, чтобы тот стал моделью для создания образа умирающего Христа. Принес он бревно, к которому привязал распятые руки стоящего нищего.

Работа шла хорошо, тело Распятого было смоделировано быстро. Трудности были с лицом. Нищий, который теперь каждый день ел досыта, был доволен своей судьбой, что отражалось на его лице. Никак не мог резчик уловить выражение страдания измученного и умирающего человека. Бесполезно было просить нищего, чтобы он выглядел так, как требовал от него резчик. Наконец резчик придумал так: затянул он потуже веревки, которыми руки нищего были привязаны к бревну, привязал и ноги его к доске так, что тот и пошевельнуться не мог, а когда подошло время, когда он обычно отвязывал свою модель, он этого не сделал.

– Не отвяжу тебя, – сказал он испуганному нищему, – пока не увижу на твоем лице такого выражения, какое мне нужно.

Измученный нищий просил, умолял, но безрезультатно. И стал он кричать, призывая на помощь. Рассерженный этим резчик схватил лежащий рядом нож, подскочил к нищему и всадил ему острие в сердце. Смертельно раненный вскрикнул, но тут же затих, склонил голову, умирая.

Резчик испугался того, что сделал, но тут же, взглядевшись в лицо умирающего, нашел в нем то выражение, которое перед этим напрасно искал. Он схватил глину, чтобы скорее запечатлеть эти черты. Он работал в самозабвении, и вскоре под руками его появилась модель, лучше которой он не мог и желать. И тут же нищий испустил душу. Резчик отвязал труп и закопал его в подвале.

Когда же потом распятие было вырезано из дерева и принесено в монастырь, священники даже испугались, насколько достоверным было выражение лица умирающего Христа. Они похвалили резчика за мастерскую работу, хорошо ему заплатили и пообещали, что вскоре снова закажут ему что-то.

Но распятие было единственным произведением, которое резчик создал для монастыря крестоносцев. Люди вскоре хватились молодого нищего. Прошел слух, что он ходил к резчику, вот к нему и пришли на поиски. Резчик говорил, что ничего не знает, но он был так испуган, что всем это бросилось в глаза. Дело дошло до суда, из ратуши пришли за резчиком и, когда в его мастерской нашли следы крови, отвели его в тюрьму. Поначалу он запирался, но после пыток признался, что нищего убил он. Рассказал он и о том, как это все произошло и где он спрятал труп. Судьи приговорили резчика к отсечению головы, и он закончил свою жизнь на плахе. А память о его искусстве и преступлении осталась в монастыре крестоносцев.

О доме «У железного человека»

Среди улиц Старого Места есть та, что ведет от монастыря крестоносцев по направлению к рынку, – улица Платнержская. Она называлась так уже в XIV веке, потому что там находились мастерские платнеров – кузнецов, которые ковали железные латы. На фасаде одного из домов на этой улице в нише между окнами стояла каменная статуя в латах, которую иначе не называли, как каменный человек. Из-за этой статуи и дом называли «У железного человека». Можно подумать, что эта статуя была цеховым символом кузнецов. Но из уст в уста передавалось совершенно иное предание, связанное с фигурой в латах.

Говорили, что это был рыцарь, проклятый за убийство невинной девушки, который после смерти превратился в камень – во исполнение проклятия. Только один раз в сто лет, ровно день в день и час в час, когда совершено было убийство, рыцарь мог быть освобожден. Но отважиться на это могла лишь молодая девушка, не имевшая на душе тяжких грехов. Если бы такая девушка произнесла в нужный момент слово «освобождение», душа рыцаря освободилась бы от заклятия.

Окаменевшего рыцаря поставили в нише на фасаде дома, в котором было совершено убийство, и там он стоял несколько столетий. Никто и не вспоминал о его освобождении. Но однажды, когда заканчивались очередные сто лет, в доме поселилась вдова с дочерью, очень милой и добропорядочной девушкой. В день, предшествующий годовщине преступного деяния рыцаря, вдова ушла из дома перед полуднем, и дочка осталась одна на кухне. Вдруг у входа перед дверьми раздались тяжелые шаги, потом распахнулись двери, в них стоял человек в латах. Девушка в испуге пала на колени, в ужасе глядя на таинственного гостя, в котором она узнала рыцаря из ниши на фасаде.

Рыцарь ласковым голосом успокоил девушку и рассказал, почему пришел. Он поведал, что завтра наступит тот самый момент, когда он мог бы быть освобожден, и попросил девушку снять с него проклятие. Он собирался появиться тут на следующий день снова, ровно в полдень, и тогда она произнесет заветное слово. Главное, чтобы она хранила молчание. После этих слов рыцарь исчез прежде, чем девушка смогла опомниться от испуга.

Напуганная происшедшим, она никому не хотела об этом рассказывать, но вечером не удержалась и выложила все матери. Мать пришла в ужас от этого рассказа, она боялась, как бы с ее дочерью не случилось чего-то злого. На следующий день она от девушки ни на шаг не отходила; когда близился полдень, она заперла ее в каморке, а сама пошла на кухню. Пробило двенадцать, и в дверях объявился железный человек. Когда же обнаружил он на кухне вместо дочери мать, вздохнул только: «Снова сто лет!» И исчез.

С того времени рыцарь так и стоял в нише дома, и никто не