Повелители волков - Виталий Гладкий

Демарата лишала сна и покоя вражда между ним и его соправителем Клеоменом. Царские распри не шли на пользу Спарте и оказались причиной нескольких крупных военных неудач. Чтобы досадить ненавистному соправителю, Демарат отвел войско от Элевсина, чем оказал большую услугу афинянам. А затем, воспользовавшись походом царя-соперника на Эгину, — Клеомен хотел наказать там сторонников персов — не дал ему захватить заложников. Демарат вполне здраво рассудил, что негоже ссориться с таким сильным правителем, как Дарий, и старался наладить с ним, в противовес заносчивому Клеомену, дружеские отношения.

Он и приехал-то в Сузы только потому, что его пригласил повелитель персов. К сожалению, время для поездки было крайне неудачным. Клеомен вступил в союз с Левтихидом, который был из того же рода, что и Демарат. Он пообещал, что возведет его на престол вместо Демарата. И вот Левтихид, этот сын гиены и осла, по наущению Клеомена, под клятвой обвинил Демарата, утверждая, что тот не сын царя Аристона и поэтому незаконно царствует над спартанцами. Левтихид напомнил суду слова, вырвавшиеся у Аристона, когда слуга сообщил ему весть о рождении первенца. Тогда царь, сочтя по пальцам месяцы со дня женитьбы, поклялся, что это не его сын. Свидетелями Левтихид вызвал тех эфоров[42], которые заседали тогда в совете вместе с Аристоном и слышали слова царя.

Забурлили страсти, искусно подогреваемые Клеоменом, и в конечном итоге совет принял решение вопросить оракула в Дельфах — Аристонов ли сын Демарат. Из-за приглашения царя Дария поездку делегации в Дельфы удалось отложить на неопределенный срок, но Демарат совершенно не сомневался в том, что Клеомен подкупит дельфийских жрецов и добьется своего. Он очень сожалел, что не в состоянии опередить соправителя, но ничего поделать не мог. Оставалось уповать лишь на судьбу…

— Демарат, а, Демарат! — Кто-то теребил царя Спарты за полу праздничного плаща-палудамента. — Послушай!

Рослый Демарат невольно вздрогнул и посмотрел вниз. На него смотрели большие черные глаза мальчика лет десяти в богатой парчовой одежде, затканной золотом. Это был царевич Хшаяршан; лакедемонянин переиначил его имя на свой лад и звал Ксерксом.

— Что хочет твоя милость? — вежливо спросил Демарат.

Он знал, что Ксеркс — первенец Дария от Атоссы, дочери Кира. А значит, не исключено, что именно Ксеркс после смерти своего отца займет место на престоле персидской империи. Поэтому Демарат, искусный дипломат и большой хитрец, относился к мальчику как к равному, и не только по положению, но и по годам. Ксеркс был очень любознателен, однако, как успел подметить царь Спарты, чересчур изнежен и бесхарактерен.

Конечно, когда Ксеркс станет повелителем персов, то характер ему заменит гонор, но Демарат был уверен, что большого толку с него не будет — мальчик туго соображал и не отличался живостью, столь необходимой выдающемуся военачальнику, а также был слишком самоуверен и тщеславен. Умудренный жизнью и дворцовыми интригами, Демарат играл тонкую игру на этих свойствах характера Ксеркса, поэтому мальчик проникся к спартанцу большим доверием и принимал его слова за чистую монету.

— Расскажи мне про свою армию. Правду говорят, что спартанцы непобедимы?

Вопрос неожиданно получился очень коварным. Похоже, Ксеркс не сам додумался до него, кто-то ему подсказал. Демарат поискал глазами наушника-осведомителя тайной стражи, — а он точно должен быть где-то поблизости — но разве можно его вычислить в пестрой многоликой толпе?

— Победить можно любую армию, — осторожно ответил лакедемонянин.

— Даже армию моего отца?

— Я не успел закончить фразу, — с наигранной сердечностью улыбнулся Демарат. — Победить можно любую армию, если во главе ее не стоит повелитель Персии, царь царей Дарий.

— Так ты считаешь, что наше войско сильнее спартанского?

— В какой-то мере да. К тому же оно многочисленней. Но и у нас есть определенные преимущества.

Они говорили шепотом, чтобы не нарушать церемонию, но акустика в ападане была великолепной, поэтому тот, кто хотел подслушать разговор царевича и царя Спарты, мог сделать это совершенно свободно. Но теперь разговор свернул на проторенную колею, — Демарат и Дарий не раз обсуждали достоинства и недостатки спартанского и персидского войска — поэтому лакедемонянин успокоился и стал смелее.

— Какие преимущества? — не отставал Ксеркс.

— Защитное вооружение в первую очередь. У всех наших гоплитов есть металлические панцири и шлемы. А такая защита в бою имеет немаловажное значение. Но и это еще не все. Гоплиты входят в одну фалангу, которая представляет собой линейный строй копейщиков, насчитывающий восемь шеренг в глубину. Дистанция между шеренгами на ходу четыре локтя, при атаке — два локтя, при отражении атаки — локоть. Такое построение словно железный кулак сметает все на своем пути… в особенности неорганизованные войска варваров.

Про варваров Демарат сказал без опаски. Он знал, что персы мнят себя цивилизованным народом, а варварами называют все племена, которые не входят в состав империи. За исключением эллинов. Демарат криво улыбнулся: в Лакедемоне и во всей Аттике считают варварами как раз персов, хотя они этого и не заслуживали. По крайней мере культура Персии была выше, чем в его стране. Но персы не знали демократии, а в глазах эллинов это было едва не преступлением.

Тем временем большой царский прием продолжался. Сотни лиц мелькали перед Дарием — вавилоняне, египтяне, иудеи, арамеи, эламиты, колхи, эфиопы, арабы, греки… — все народы огромной империи в лице своих самых знатных представителей спешили засвидетельствовать преданность повелителю Персии. Живой и непоседливый, царь всегда тяготился этим действом, тем более сейчас — мыслями он уже был в скифской степи, — но положение обязывало, и Дарий продолжал изображать живого бога. Впрочем, это было недалеко от истины — царь объявил себя сыном богини Нейт[43], и строил храмы ей и другим египетским божествам. И все лишь ради того, чтобы подтвердить свою царскую Хварну.

Царь вдруг почувствовал большую жажду и решил немного передохнуть, чтобы выпить чашу охлажденного вина с тонизирующими пряностями; он сделал знак юноше, приставленному к шторе, и тот поспешил скрыть пресветлый лик повелителя персов от пестрой толпы, заполнившей ападану. Здесь нужно сказать, что ни один народ не был так подвержен влиянию чужих нравов, как персы. Персидские цари не довольствовались тем, что переняли обычаи и костюм мидийцев, они многое заимствовали и у других народов. Персам нравились костюмы ассирийцев, вавилонян, фригийцев, лидийцев… Поэтому в ападане царило буйство красок и смешение различных стилей, что придавало большому приему потрясающий колорит и красоту.