Последний выживший на станции «Таймыр» - Александр Зубенко

вдвоём остались одни на расстоянии двухсот километров до ближайших людей в карьере, и четырёхсот километров до ближайшего цивилизованного города – в данном случае Диксона. Был ещё посёлок рыбаков на берегу залива, но Витя решил наведаться туда позже, поскольку там в это время года проживали лишь дремучие старики, да женщины с малолетним потомством. Всё зрелое население было задействовано на промыслах, вылавливая в Карском море косяки рыб, и не возвращавшись в посёлок месяцами, живя на сейнерах до окончания рыболовного сезона.

Таково было положение двух молодых людей к вечеру четвёртого дня после трагедии. Посетившая их волна непонятной природы вывела из строя всю механическую технику, не говоря уже об электронной. В их распоряжении были только фонари, кухонная плита с баллоном газа, да спиртовка, на которой они разогревали еду. Предстояло решить, останутся ли они здесь, или попытаются пешком добраться до лагеря, в котором, по их предположениям, находятся их друзья. За ужином пришли к выводу, что, прежде чем отправиться в лагерь, нужно навестить посёлок рыбаков, в котором находился стационарный передатчик, имеющий связь с сейнерами рыбаков и радиостанцией Диксона. Там люди. Там цивилизация.

– Меня больше интересует, почему о нас до сих пор никто не вспомнил? – усомнилась Тоня, укладывая в рюкзак Вити бутерброды, термос и пару бутылок спирта в качестве подарков местному шаману. Они решили, что Василёк рано утром спустится с сопки, наведается в посёлок и выйдет на связь с друзьями, затем к вечеру вернётся, и там они уже будут действовать в зависимости от полученных указаний. Тоня останется ждать его до темноты в столовой, и если он по какой-то причине задержится в пути, она закроется в жилом блоке, ожидая его до рассвета. Таков был план.

– Связи уже нет четвёртые сутки, – продолжила она, пока Витя проверял карманы и обувь: темнело быстро, а утром должно быть всё готово ещё спозаранку. – Неужели Павел Семёнович не заметил, что не может связаться с «Таймыром»?

- Я тоже думал об этом, - вздохнул Витя. – Тут что-то не так. Будто накрыло нашу станцию каким-то невидимым куполом, отгораживая нас от мира. Мы оказались в изолированной локации и сейчас похожи на двух букашек, засунутых в стеклянную банку с герметичной крышкой. Ни дать, ни взять – подопытные кролики для какого-то эксперимента…

Была ещё одна причина покинуть базу. Из-за отсутствия электричества прекратилась подача воды из без того уже сломанной водокачки. Запасов в баках оставалось на два-три дня, не более.

…И над всем этим – занавес полярного сияния: жёлтые, зелёные, пурпурные сполохи, с тихим шелестом парящие и танцующие в чёрном, негостеприимном небе.

№ 27.

Тоня ещё спала, когда Витя вышел из ворот станции, быстрым шагом направившись вниз в долину Пясинского залива. Имея за спиной рюкзак и заряженное ружьё, пройдя половину пути по тундре без особых приключений, он через два часа вышел к краю возвышенности, на которой располагалась их метеостанция. Дальше шла уже береговая линия Карского моря с базарами птиц, прибрежными скалами, мокрым мхом и лежбищами тюленей. Сразу повеяло морской свежестью, водорослями и гниловатым запахом птичьего помёта. Василёк стал спускаться вниз, где его взору предстала деревня поморов. С берега доносились крики буревестников, крачек и плескание нерп. Избы с высоты сопки казались угрюмыми, словно их покинули ещё прежде, чем рыбаки вышли в море. Что-то было не так…

Отчего не лают собаки? И где, собственно, сами люди, которые всегда встречали смотрителей станции с великим радушием, заранее зная, что те никогда не приходят без подарков или сувениров?

Несколько десятков хижин стояли пустыми, и от этого покинутого жилья будто веяло страхом смерти – неминуемой, нелепой, странной и жуткой. Посёлок был пуст. Двадцать или тридцать семей местных поморов исчезли напрочь. Обходя хижину за хижиной, он видел только удручающую пустоту, впопыхах брошенную посуду и необъяснимый беспорядок, словно обитатели убегали, оставляя нажитый скарб на волю неизвестной стихии, посетившей их внезапно как шквал промчавшейся бури. Похоже, волна всплеска гравитации добралась и сюда, отметил про себя Василёк, держа на всякий случай ружьё наизготовку. Мало ли что…

Очевидно, тот всплеск, который посетил их станцию, был не чем иным, как остаточным отголоском более мощного импульса, эпицентром которого был как раз этот посёлок. В одной из последних хижин, стоящих на отшибе посёлка, он обнаружил едва живого старца, сидящего в застывшей позе. Старше него, казалось, был только Ноев ковчег. В меховой куртке-малице, в мягких оленьих пимах, с бусами, амулетами на груди перед Витей-Васильком предстал шаман. Лицо у старца было землистое, под цвет внутренней обивки хижины. Раскачиваясь в такт какой-то внутренней мелодии, ненец совершенно, казалось, не интересовался окружающим его миром, витая в блаженстве накуренного дыма как наркоман в приступе блаженного экстаза.

– Приветствую тебя, Великий шаман! – выдавил из себя Василёк, пытаясь вспомнить, как в таких случаях учил его Сергей Борисович обращаться к древним вождям рода. – Прости, что побеспокоил. Примешь ли в гости одинокого путника, спустившегося с Большой сопки над твоим жилищем?

Старец перестал качаться, открыл глаза.

– Что привело тебя сюда, инородец?

Голос его был глухим, тягучим, но отчего-то располагал к себе с первых же секунд общения.

– Мне нужен ваш передатчик в посёлке.

– Присядь, отдохни, – указал он рукой на оленьи шкуры у стены, которая была вся украшена ритуальными масками, оленьими рогами, амулетами и прочей атрибутикой древних шаманских поверий. В углу дымился котёл с каким-то непонятным варевом, от которого по всему жилищу распространялся едкий запах. – Ты пришёл с вершины Большой сопки, я знаю.

Витя поджал под себя ноги, ружьё положил рядом, а рюкзак прижал к коленям, доставая из него флягу со спиртом. Алкоголь он взял с собой на всякий случай, памятуя о том, что все ненцы – без разницы, каюры они или поморы – весьма ценят спирт, как дань подарка в качестве гостеприимства. При виде фляги у старца оживились глаза.

– Ты из тех геологов, что следят за погодой в заливе Моржей, - констатировал про себя нойд, передавая жестяную кружку из рук в руки. Они уже сделали по глотку, и благостное тепло разлилось по телу, отчего Василька обволокла невесомая нега, заставившая полностью расслабиться и снять первоначальное напряжение. Шаман что-то рассказывал, попыхивая трубкой, а Витя слушал, всё больше погружаясь в состояние блаженства. Сделав несколько затяжек, предложенных ему стариком, он обнаружил,