Легенды «Вымпела». Разведка специального назначения - Валерий Юрьевич Киселёв

– Наверное, уже отжили традиции наших древних предков, которые заключались в том, чтобы побеждать доблестью. Не хитростью и засадами, не ночными схватками, не притворным бегством и не неожиданным ударом по неприятелю…

Я жил в одной комнате с Юрой. Знал его ещё очень плохо, но именно эти слова вдруг раскрыли его для меня как человека не только мудрого, но и искренне честного. Я с уважением смотрел на него, всем своим видом говоря: «Это мой сосед по кубрику»!

– Наши обычаи не имеют ничего общего с правилами иных времён, и поэтому о победах многих можно сказать так: «Да, ты – велик, но лишь по сравнению с такими же другими, а не по сравнению с собой, прежним, – когда ты совершал свои настоящие подвиги», – закончил мысль Алексей Коржавин.

– Ну ты, Чифтон, загнул, – не до конца понимая последнюю фразу, сказал Шура. – Ты где это вычитал? Я всегда говорил: там, во Франции, вам мозги полностью расплавили…

Алексей Коржавин, весельчак и любимец всех, душа любой компании, рассказчик от Бога, действительно закончил университет в Сорбонне. Свободно говорил на французском и немецком языках, знание которых не помешало ему попасть на целый год в Афганистан. После проведения ряда успешных мероприятий даже сумел заработать медаль «За отвагу», главный афганский орден после Красной Звезды. Все Алексея звали Чифтон. Это производное от английского шеф – chif, а далее сокращённо по-русски, уменьшительное «шефчик».

– Надо читать Шиллера, дорогой Шура! – с улыбкой стал пояснять Коржавин. И было непонятно, говорит он правду или только что придумал сказанную фразу и выдал её «из Шиллера». – Ты уясни главное… Ты – прежний, сильнее себя сегодняшнего…

Фролов продолжал, впрочем, как и все мы, с непониманием и уже поднимающимся раздражением то ли от своей недогадливости, то ли от заблудившегося в своих же словах Чифтона. Ни того, ни другого признавать не хотелось.

– Твоя большая сила не в тебе самом, а в силе твоих предков… Понял? – заключил Лёша, дружески похлопывая своего друга Шуру по плечу.

– А-а, так бы сразу и сказал, что сила человека в единении со своими предками. Против этого никто и не спорит, – согласился Фролов, а все вокруг тоже закивали головами. Дослушав ещё одну историю, я заспешил на следующие занятия. После обеда все занимались иностранными языками. В классе, совсем маленьком помещении на первом этаже рядом с дежуркой, уже начал собираться народ. В этой группе нас – всего шесть человек, изучающих испанский язык.

С преподавателями иностранного языка нам повезло: лучшие из лучших, отобранные мудрой рукой кадровиков, после окончания Института иностранных языков имени Мориса Тореза. Нашего звали на испанский манер – Sergio. Обычно он говорил с нами только на испанском языке. На уроках – вообще ни одного слова на русском.

– Сегодня мы подключаемся к новой методике, – зайдя в кабинет, неожиданно для нас по-русски стал говорить преподаватель. Удивившись от услышанного, мы даже несколько растерялись, не увидев у него ни учебников, ни плакатов, которые обычно он заносил в класс перед уроком. – Нам необходимо перейти в другую аудиторию, – от произнесённого слова «аудитория» наше изумление возросло потому, что наши классы аудиториями мог назвать только очень оптимистичный человек.

Но все молча и послушно последовали за Sergio, как оказалось, всего-то в соседний кабинет. Оказывается, наш учитель всю первую половину дня посвятил подготовке этой самой «аудитории». В помещении, которое было в два раза больше предыдущего, были плотно занавешены окна, тускло горела настольная лампа за единственным, как мы поняли, преподавательским столом, и стояли шесть разного сорта кресел. Sergio, видно, собирал их по всему корпусу и, пока мы были на других занятиях, перетащил их сюда. Так была создана максимальная обстановка уюта и возможного расслабления. Ему необходимо было сделать всё возможное, чтобы мы, все его ученики, которые в большинстве-то своём были старше его, как можно быстрее выучили язык. В такой ситуации бездельничать и «сачковать» нам было стыдно.

Он усадил учеников в кресла и повелительным тоном заговорил:

– Расслабьтесь и закройте глаза… Вы очень устали и хотите спать.

После таких слов, по крайней мере у меня, сон отшибло напрочь. «Что это он задумал?» – крутилось в моей голове, и я весь напрягся. Да, каждый день подготовки приносил сюрпризы.

– Вы сейчас впадёте в гипнотический сон, – продолжал наш Sergio, – а я вам буду читать тексты на испанском языке, чтобы вы, включая подсознание и скрытые возможности организма, изучали язык… Веки ваши становятся тяжёлыми, всё тело расслаблено, и вы уноситесь вдаль…

Час глубокого безмятежного сна прошёл для нас как одно мгновение. Уставшее после хорошей физической «долматовской» нагрузки тело не сопротивлялось. Сон был крепок и безмятежен. Где-то вдалеке звучал голос Sergio. Когда он медленно вывел нас из «гипнотического сна», мне было страшно неудобно, но ничего из прочитанного им я не помнил. «Неужели я такой тупой к языкам, что ничего не запомнил? – думал я. – Как неудобно. Ведь Sergio так искренне старался…»

Но это занятие на меня произвело большее впечатление, чем, наверное, ожидал наш учитель. Когда закончился урок и после совещаний в отделе, я даже не пошёл на ужин, остался в своём классе и засел за испанский. Сидел и зубрил те тексты, которые должен был слышать во сне. Но… увы! Спал я крепко, как было приказано, а голоса преподавателя, как ни старался, так и не слышал. Но усилия Sergio не прошли даром. Он, молодой человек, дал мне такой огромный посыл-мотивацию для изучения языка, что недооценить это невозможно. Полночи я сидел в своём «кубрике» и бормотал вслух испанские глаголы, числа и слова, периодически взбадривая их магнитофонными записями с текстами, который наговорил кто-то из носителей языка. Когда я уставал, изматываясь от испанских выражений, включал музыку и опять, для полного погружения в язык, – слушал кубинские песни. Некоторое время назад кто-то мне сказал: «Знание иностранного языка приходит после того, когда ты начнёшь понимать смысл услышанных тобою на этом языке песен…» Вот я и старался, и мстил себе и за конфуз с гипнотическим сном, и за слабую силу воли, которую всё пытался в себе воспитывать. Каждый раз, включая испанские песни, я пытался понять, знаю я язык или ещё нет. Но жизнелюбивые песни категорически были для меня пока только красивой музыкой… И снова до изнеможения зубрёжка текста. Так я и уснул на панцирной железной кровати, проведя насыщенный день своего становления разведчика специального назначения.

Сегодня я отдал бы многое, чтобы прожить этот день ещё раз!