Тыква - Любовь Федорова

И надо было, в конце концов, определить подозреваемого. Без подозреваемого что за расследование? Никакого. Грех один…

В этом месте ход мыслей Мема был нарушен прыщавым пареньком в засаленном фартуке, который небрежным тоном осведомился, что Мему будет угодно. Мем из рукава показал ему свой жетон. Парень дернулся, словно его вытянули хлыстом вдоль спины.

— Хозяина позови, — распорядился Мем.

Тот помчался, словно видел черта. Мем подумал, что почему-то в этом трактире при появлении человека с жетоном всем сразу становится дурно и начинается переполох. Это неспроста. Видно, дело тут нечисто, и интересно было бы выяснить причину.

На этот раз хозяин появился не быстро. Похоже, он спал, и его подняли с постели. Физиономия у него была помята. На ходу он торопливо запахивал куцый кафтанчик и поправлял непременную косынку на голове. Но при виде Мема ему вроде бы полегчало. Он даже чуть-чуть обрадовался знакомому лицу.

— А, это вы! — воскликнул он. — А я уж подумал…

Мем приветливо кивнул:

— Я рад, что вы меня узнали, — сказал он. — Что же такого страшного вы подумали?

— Ну… — замялся хозяин. — Это пустое.

Мем подвинулся и похлопал рукой по лавке подле себя.

— Садитесь, — пригласил он. — На этот раз я к вам с более подробным разговором.

Трактирщик покорно уселся.

— Рассказывайте, — потребовал Мем.

— Ну… Я не знаю, кому теперь отдавать секретные сведения. Так никого и не прислали.

— Мне, — отвечал Мем. — Мне и будете отдавать. Меня прислали. Рассказывайте еще.

— Что?

Мем решил сыграть с хозяином в игру.

— Все, — сказал он. — Я-то знаю, что. Мне интересно, осознаете ли вы сами, насколько безнадежно влипли.

Трактирщик мелко вздрогнул и опустил голову.

— О чем таком вы говорите… Даже не представляю, — пробормотал он.

— Да бросьте вы придуриваться, — укоризненно покачал головой Мем. — Вы представляете. И я представляю. Не представимо здесь одно — как вы выпутываться-то будете? Или вы хотите туда же — вслед за Мероем?..

Трактирщик выпрямился и положил руки на стол. Теперь он смотрел на тех двух северных господ с подвернутыми по военному обычаю рукавами.

— Выпутаюсь как-нибудь, — совершенно другим голосом произнес он. — А доносы у меня в комнате. Пойдемте, я отдам.

— Принесите их сюда.

— Не могу же я отдавать их вам на людях. У меня сразу испортится вся торговля.

— Хорошо, — согласился Мем. — Пойдемте.

Когда они пробирались к внутренней двери между столиками и толпившимися возле стойки не вполне трезвыми посетителями, трактирщик сделал вид, будто споткнулся. Он наклонился к столику северян и дважды стукнул по нему костяшками пальцев. Неизвестно, как в этом трактире, а в Каменных Пристанях подобный трюк у идущего отвечать означал «я не выучил вопроса, горю, выручайте». И Мему не очень понравилось, как при этом вслед ему поглядели северяне.

Доносы были писаны в два почерка — часть угловатым прямым, часть — мелким, красивым, наклонным. Только это одно Мем и успел высмотреть во врученном ему свитке. Ему показалось по теням на окошке, что Яся освободилась, и он сразу поспешил в дом тетушки Ин. С верхнего этажа навстречу ему спускался молодой красавец-тарг в богато расшитом кафтане. Плащ, подбитый мехом лунного кота, он нес, небрежно перекинув через руку, перстни на пальцах играли огнями. А за ним, светясь от счастья, словно праздничный фонарик, плыла Яся в накидочке и сапожках для улицы.

То, что высокорожденный, вне всяких правил, забирает девушку с собой, до Мема дошло только когда эти двое, обратив на лицеиста внимания не больше, чем на букашку, вышли на улицу. Снаружи за дверьми их ждали слуги, со двора дома вынесли золоченый паланкин. Мем сунулся было следом, да опоздал.

Яся сделала вид, что его не знает. Не поздоровалась, даже не кивнула. Прошла, словно мимо пустого места.

Доносы выпали у Мема из рукава, он забыл, за чем сюда пришел.

Неизвестно, сколько времени он стоял, провожая взглядом давно растаявший в ночи свет факелов. Оторвался от опустевшей улицы Мем только из-за того, что его настойчиво дергали за рукав. Тормошила его тетушка Ин.

— Мем, — сказала она. — Пойдем-ка. — Незачем тебе туда смотреть. — Взяла его за край рукава и повела, только не в сторону гостевых, а к жилым комнатам.

Он поплелся за ней покорно, словно теленок. Что-то из его жизни только что исчезло, оставив в душе такое же пустое место, каким он сам сотую долю стражи назад выглядел перед Ясей и надменным владетельным киром с золоченым паланкином, кучей денег и слуг. Из-за этой пустоты он даже не заметил, как оказался у тетушки Ин в постели. И что он там делал, он тоже почти не понял. Чем-то занималось его тело, а в том месте под сердцем, где прячется душа, было пусто. Потом его тело устало, а сам Мем немного пришел в себя. Поначалу он лежал, уткнувшись носом в мягкое белое плечо тетушки Ин, а она гладила его по волосам, виску и щеке и шептала:

— Какой ты стал… Совсем взрослый… Приходи всегда, я не стану брать с тебя плату… И не ходи больше к девчонкам наверх, не надо, они ничего не умеют. Хочешь, я дам тебе лар?.. Отец совсем не дает тебе денег, а они тебе нужны…

Мем поднял голову, потом привстал на локте. Ему думалось, тетушке Ин лет тридцать пять. Она была еще весьма красива, только не той прозрачной и нежной юной красотой, которая нравилась Мему. На лице ее была наложена ночная яркая косметика, но тело все равно выглядело значительно моложе лица. Узнай он, впрочем, сколько ей лет на самом деле, он бы не поверил. Для него пока и тридцать пять было возрастом глубокой старости — шутка ли, почти вдвое старше его самого…

Вот так он и дошел до одной из тех жизненных границ, на которых требуется на что-то решаться. Выбирать, как он дальше будет себя вести: как плохой человек, или как хороший? Всех убьет или всем простит? Как станут воспринимать его люди вокруг, когда он сделает выбор, и важно ли ему это?.. Старуха предлагала ему деньги, чтобы он оставался в ее постели. Яся не считает его за существо, достойное взгляда, и уехала с богатым таргом. В лицее его наверняка выпорют за то, что он без предупреждения потерялся на двое суток. Сам он возомнил себя следователем и взялся раскрывать преступление, которое сейчас для него не имеет никакого значения. Но на самом деле неизвестно: то, что он на свет родился — это вообще надо было кому?.. Представляет ли его жизнь хоть какую-то ценность помимо тех гадостей, которые говорит о ней инспектор Нонор?.. Неужели он в самом деле такое ничтожество? Просто дурак с большими кулаками? Похоже на то.