Кошачьи - Акиф Пиринчи

10 мая 1980 года

Они приняли это с небрежным равнодушием. Не потому, что я использовал Клаудандуса для теста, а потому, что я сделал это за их спиной. Словно я какой-то мелкий лаборант-химик, который должен спрашивать разрешения, чтобы взять помыть пробирки. Меня больше не воспринимают серьезно! Это основной вопрос. Причина должна быть в моем лице, во всем моем существе, моем поведении, которое дает людям повод сомневаться в моем авторитете. Но это должно быть мне безразлично, потому что единственное, что стоит всех усилий, — «суп».

Клаудандус оправился от операции и в основном спит. Остается только подождать, растворится ли со временем защитная система клея. Я опрыскал весь живот отвратительной на вкус субстанцией, чтобы животное не лизало рану или не прокусило нити. Через пару недель мы повторим опыт на многих животных, при этом действовать станем точно как я той волшебной ночью.

Триумф редко приходит один: визит простофили Кнорра, которого я опасался, прошел гладко, и он не получил разрешения, которого так желал. В конце концов мы предъявили Клаудандуса.

1 июня 1980 года

Я недалек от того, чтобы потерять рассудок. Перемена, которую я со своей заносчивостью уже считал свершившейся, объективно еще не произошла. Опыты на всех пяти животных закончились провалом. «Суп» не только не оказал заживляющего действия, но еще и по неизвестным причинам уничтожил свойство крови сворачиваться, так что бедные животные безжалостно истекли кровью.

У меня самые худшие подозрения. Мы ждем, пока не затянется рана на животе у Клаудандуса. Потом придется его снова «разобрать на части».

14 июня 1980 года

Все именно так, как я и предполагал. Клаудандус — мутант. Что его отличает от других животных, мы не знаем. Но какой-то фактор в его генной структуре заботится о том, чтобы организм без проблем принимал «суп». Сегодня мы проводили опыты на боках животного, делали различные по длине и глубине разрезы и препарировали. На его внутренних органах также были сделаны несколько поверхностных разрезов. После обработки «супом» раны так хорошо склеились, что на этот раз мы даже отказались от швов. Потом были проведены подобные эксперименты на другом животном, которые не удались. Мы больше не старались склеить раны и просто усыпили его на месте.

К счастью, Грей был с нами, и отныне наше многострадальное исследование движется в направлении генетики. Мы должны провести бесконечно много опытов на Клаудандусе, чтобы разгадать его «тайну». Наряду с этим по-прежнему проводятся опыты с другими животными. У меня серьезное беспокойство, что руководство «Фармарокса» ввиду неполной уверенности в успехе может подумывать о том, чтобы отдалиться от проекта или вообще отказаться. Что тогда будет со мной? В институт я ни за что не вернусь!

2 июля 1980 года

Грей и Цибольд все время заняты генным анализом Клаудандуса, насколько это возможно с нашими скромными средствами. Животному не позавидуешь, потому что оно должно испытывать невообразимые страдания. Постоянно необходимо брать анализы ткани, делать инъекции, давать болезнетворные субстанции и проводить заборы из его внутренностей. Вопиющая картина. Так как мы уже использовали половину предоставленного нам времени, приходится работать в режиме цейтнота. То, что мы ежедневно оперируем по дюжине животных, — разрезаем, снова сшиваем, часто изуродованных, или сразу же усыпляем, — превратилось в зловещую рутину. К тому же я все чаще получаю взбучку от Розалии за мое пьянство. Эта женщина просто отказывается понимать, что я страдаю от стресса и подавленности и по крайней мере ночью нуждаюсь в успокоительном средстве.

Я никогда не увлекался алкоголем, даже в свободное время. Красное вино мне нравилось, собственно, только из-за того, что прекрасно на вкус. Но в последние месяцы алкоголь стимулирует все чувства, заставляет думать яснее и заботиться о сбросе напряжения, что мне так остро необходимо. Розалия просто ничего не понимает. А понимала ли она что-нибудь хоть когда-то? Я имею в виду, значение моей работы, мечты, смысл, который я пытаюсь придать своей жизни? Очевидно, двое людей могут прожить вместе целую вечность, так и не узнав и не поняв друг друга. Осознание этого горько и печально, печально, как все здесь.

17 июля 1980 года

Мы так и не продвинулись вперед. Но не это кажется несчастьем; гораздо хуже, что мои сотрудники высказывают все меньше рвения и желания продолжать работать над проектом. Молодые люди, особенно многообещающие, видимо, обладают безошибочным шестым чувством, чтобы отказаться от дела прежде, чем оно окончательно провалилось. Хотя они пытаются не привлекать внимания, прилежно выполняя свои дневные обязанности, с чувством долга посмеиваются над моими шутками и изящно подводят итог каждому незначительному шажку к провалу, нужно быть совсем бесчувственным, чтобы не заметить: всех давно поразили парализующие стрелы разочарования. Как могут молодые люди быть такими слабаками? Разве они не знают, что большие дела могут совершить только люди с большим мужеством и большим сердцем?

Но есть и радостный побочный аспект у этой печальной истории. Чем больше я занимаюсь этими животными и больше узнаю о них, тем сильнее они восхищают меня. Все равно теперь, к чему мы придем в результате, я полагаю потом совершенно забросить исследования, вероятно, вообще больше не стану работать. Выведение этих тварей на строго научной базе было бы милым и прибыльным хобби. Чтобы быть честным: я уже тайно начал этим заниматься.

4 августа 1980 года

Три печальных послания в один день: теперь уже официальные. Сегодня утром на мой письменный стол легло письмо из «Фармарокса», в котором Гайбель сообщает мне, что средства на проект сокращены на треть. Конкретные последствия бессмысленного перелома: увольнение почти всех лаборанток и ассистента-биолога, сокращение жалованья, суровая экономия на подопытных животных и различных мелочах, недостаток которых добавит нам трудностей в работе. Эти крохоборы делают все в точности до наоборот. В напряженные часы, когда мы не продвигаемся вперед и, как никогда, нуждаемся в дополнительном финансировании, они сокращают бюджет. Вдобавок Грей подал заявление об увольнении. Я полагаю, он не хочет, чтобы его имя было связано с провалом, что, следует признать, указывает на высокую степень интеллекта.

Третья катастрофическая весть относительно безвредного происхождения. Ветеринарные ведомства дали разрешение нам проводить меньше опытов на животных, чем мы запросили. Чтобы сохранить без изменения число пока выданных разрешений, члены комиссии потребовали детального введения в курс экспериментов — это значит, они хотят видеть успехи. Что сказать на это? Если бы проект финансировался не «Фармароксом», а этими всезнайками. Я, конечно, могу полагать, кто скрывается за этим опасным хулиганством: Кнорр и его прихлебатели. Так как они не видят никакой другой возможности повредить моей работе, они прибегли к этому нечестному приему.

Два часа ночи. Во всем здании царит удушающая жара. Я снова пьян, и чувства притупились. Только что был в зверинце, ходил проведать моих пациентов и дать им воды. У всех ужасные шрамы. Очень жаль, что некоторые останутся калеками, но у нас не было выбора. Хуже всех дела у Клаудандуса, генетический код которого мы так и не смогли пока расшифровать. После бесчисленных экспериментов он выглядит как монстр. Он спит, но стонет во сне от боли. Если действительно должно существовать чудо, то я увековечу его имя. Я назову препарат «Клаудандус».

23 августа 1980 года

Сегодня я сделал это. Когда я, покинув лабораторию в три часа утра, шагал к своему автомобилю… не очень ровно под влиянием существенной дозы перебродившего виноградного сока… они бросились мне в глаза. Перед входной дверью почти каждого дома сидел один из этих эксцентричных творений и охранял свой участок. Так как это превосходные ночные звери, они выходят на улицу в середине ночи. Тогда город принадлежит им. Это нужно предусматривать. Они формально берут его в свои владения. Вдруг у меня возникло абсурдное подозрение: они чувствуют себя превосходно по сравнению с нами и ждут только подходящего момента, чтобы свергнуть нас. Мне вспомнилась история о поедающем мясо растении, которое принесли в дом как сеянец, холили и лелеяли, в один прекрасный день оно выросло и окрепло, потом проглотило всю семью целиком.