Кошачьи - Акиф Пиринчи

Цибольда я «умыкнул» из института. На первый взгляд кажется, будто он выбрал не ту профессию: ежедневно меняющаяся модная одежда и фатоватая манерность подходят скорее модельеру, нежели ученому. Но во время работы он таинственным образом меняется, превращаясь в одержимого. Тогда гениальные идеи просто бьют из него ключом. Это наглый, с необсохшим молоком на губах карьерист с причудами, не желающий мириться с отсутствием своего крема после бритья за двести марок даже в центре пустыни Гоби. Вот так-то выглядит следующее поколение исследователей.

Грей же, напротив, мне несимпатичен. К сожалению, я не могу от него отказаться — в своей области он волшебник. Теперь он знает все и так ловко назидательным тоном высмеивает мои идеи, что я вскоре сам начну подозревать, что они абсурдны. Когда же ученые признают, что фантазия — самое важное в нашем ремесле? Но я не жалуюсь, а благодарю Бога за этот единственный шанс.

Через двенадцать дней мы начнем смешивать субстанции. Если первый опыт на животных удастся, я хотел бы поехать вместе с Розалией в Рим и целую неделю питаться только у «Чианти Классико». Это будет роскошный пир!

2 марта 1980 года

«Суп» приготовлен!

Так мы в шутку величаем в лаборатории эту смесь: суп. Он составлен из семидесяти шести экспериментальных компонентов, их дозы рассчитаны так тонко, что фактически речь идет о тех же самых препаратах. На встрече, которая прошла очень шумно, мы приняли предложение Грея использовать культуры бактерий, которые ускоряют процессы сворачивания крови, а потом интегрировать их в «суп». То, что получилось, мы подвергнем тысяче экспериментов. Я сам склоняюсь к сумасшедшей идее моих коллег, хотя не откажусь от главной мысли, в первую очередь от того, что необходимо подходить к делу с позиции химии. Как это еще крутят и вертят, существенная субстанция должна оставаться автополимерным искусственным материалом, потому что он один в состоянии быстро и прочно соединять между собой два предмета на основе своей молекулярной структуры. Живые клетки здесь не исключение.

Идея «супа» пришла мне десять лет назад, когда я вырезал газетную статью для личного архива и при этом порезал себе ножницами руку. Полностью занятый вырезками, я перевел рассеянный взгляд от кровоточащего пореза на ладони на канцелярский клей, стоявший передомной на столе. Вдруг меня осенило. Как было бы практично, подумал я, просто склеить легкую ранку, вместо того чтобы сначала обработать ее антисептиком, наложить повязку, а потом пройти через болезненный процесс заживления.

Подбадриваемые этим озарением, мои мысли унеслись ввысь, кровь из раны тем временем лилась на стол и на газету. Я думал об этом клее, склеивающем ткани, так называемом двухкомпонентном фибриновом клее, который используется при небольших ранениях и операциях, где применение нитей невозможно, то есть при операциях на так называемых внутренних органах — селезенке и других внутренностях, не обладающих особенно прочной структурой тканей. Однако фибриновый клей никогда не был в полной мере тем, что необходимо. Да, его не отторгают ткани и он хорошо воспринимается организмом, но все же такой клей неупотребим при зияющих и механически обрабатываемых ранах. В конечном итоге его можно использовать только в сочетании с классическим наложением швов. И потому едва ли удивляет, что хирурги не являются ценителями этого средства, а клянутся всеми святыми в преданности традиционным нитям, которые, пожалуй, поднимают их искусство в цене.

Это нужно изменить. Передо мной витало радикальное решение. Хотя можно предсказать, что я не получу за мой «суп» никакой Нобелевской премии, он произведет революцию в медицине. Да и что такое Нобелевская премия? Ее не получил изобретатель электрической лампочки, хотя она вызвала в прошедшем столетии больший переворот, чем расщепление атома! Все зависит от маленьких, невидимых революций.

Моей мечтой, моей целью является полностью упразднить нити, используемые исключительно профессионалами. Я делаю еще один шаг вперед и верю, что однажды мой «мгновенный клей» найдет место в каждой аптечке первой помощи. Зияющую рану можно будет просто заклеить сразу на месте. Это средство приобретет жизненно важное значение при авариях и военных действиях!

Итак, нужно достичь следующего… Первичное заживление ран — практически дело самой природы. Проблемы начинаются лишь при вторичном лечении ран. В большинстве случаев края ран не ложатся точно на прежние места. Часто рана зияет, либо не хватает куска ткани, или ткань так сильно пострадала, что отмирает. В разорванную ткань моментально внедряются бактерии. Поэтому ране нужно помочь задним числом, то есть соединить края с помощью нитей, зажимов либо же с помощью клея. Идеальным случаем было бы свести любую рану к первичному лечению.

Само собой разумеется, мой клей для тканей не в состоянии полностью заменить ловкие руки хирурга. Но раненому солдату на фронте или истекающему кровью ребенку во время автомобильной аварии уже санитар мог бы оказать первую помощь благодаря этому средству.

При условии, что препарат будет схватывать с мгновенным эффектом, все требует еще тщательной доработки.

1. Средство должно быть антисептическим, в том числе «прогонять» бактерии уже на первом этапе проникновения в рану.

2. Благодаря своему свойству полимера клей должен соединять края раны моментально. Однако ни в коем случае нельзя все закрывать герметически: недостаток кислорода способствует распространению инфекции.

3. Иммунная система не должна отторгать препарат.

4. «Суп» должен быть просто дьяволом, который вселяется в человеческое тело, а спустя время снова вырывается наружу. Две-три недели кажутся мне реальным сроком.

5. Препарат должен быть прост в применении. Практически демон из тюбика.

Если мы сможем этого достигнуть, мы сослужим славную службу человечеству.

Что касается признания и исполнения желаний, меня всегда преследовали неудачи. Но должно же человеку когда-нибудь повезти?

17 марта 1980 года

Все идет отлично, даже чересчур. Осталось провести пару исследований по свертыванию крови, потом можно начинать опыты с животными. Розалия считает, что я слишком много работаю и должен хотя бы в выходные устраивать себе отдых. Милая душа просто не может представить, что работа, которой одержим человек, не имеет ничего общего с расхожим понятием «работа».

Теперь час ночи, и я все еще сижу в моем уютном бюро, убранном Розалией. Остальные давно ушли. Единственный горящий в здании свет — это лампы в античном стиле на моем письменном столе. Я позволил себе пару бокалов красного вина и медленно начинаю философствовать. Мои мысли перенеслись от Роберта и Лидии к счастливым воскресным дням, когда они были беззаботными детьми. Я по-прежнему самозабвенно люблю их всем сердцем, хотя они оказывают нам честь и наносят визиты только на Рождество, делая скучающие мины при скучной игре. Дурацкая, унизительная ситуация. Мы стали совершенно чужими, и нам нечего сказать друг другу, кроме пары ничего не значащих фраз. Даже мой стремительный подъем, похоже, не особенно-то интересует их. Ложь, ничтожность и холод составляют отношения между моими детьми и мной. И это ход мира? Должны ли все люди разделить эту участь, — родителей, которые когда-то желали детей и теперь должны с горечью признать, что породили на свет чужаков?

Единственные радости, которые мне остались, — это работа и Розалия. Или Розалия тоже относится к разряду неизбежных ошибок? Не является ли она гораздо больше любимой привычкой, от которой я не в состоянии отказаться, потому что иначе нужно со стыдом признать, что она ничто другое как привычка и годами поднимали слишком много шуму по этому поводу? Не знаю…

У меня никогда не было страстных отношений с женщинами. Ни я их не понимал, ни они меня особенно не восхищали. Даже когда я был молод. На первой женщине, с которой у меня завязались дружеские отношения, я женился. Та часть жизни, которая описывается поэтами, ради которой вообще стоит жить, осталась для меня недоступной. Итак, что я сделал из своей жизни?

Я должен покончить с этими размышлениями, полными пессимизма. Они ни к чему не приведут. Уже поздно. Завтра утром привезут животных, и я должен присутствовать, когда они прибудут. Я запрашивал разрешение на опыты на шимпанзе, но, как и ожидалось, мне отказали. Приматы могут использоваться только на последней стадии проекта, таково было несостоятельное обоснование. Невежды! Они все еще не хотят признать, что здесь происходит нечто революционное, открывающее новые пути.