Всё по-взрослому - Валерий Столыпин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
О последствиях наивного эксперимента с незрелой чувственностью и настороженным любопытством она даже подозревать не могла, когда тринадцать лет назад легкомысленно, как оказалось позже, подставила трогательно непорочные губы для робкого поцелуя пугливому юноше с задатками неутомимого романтика, который осмелел вскоре настолько, что Верочка стала мамой в неполные семнадцать лет.
Родители подарили девочке жизнь, создали в ней зону абсолютного комфорта, но как ей правильно пользоваться не объяснили.
Нет смысла скрывать, что любовные томления накрыли её с головой сразу же после влажного слияния губ. Вера буквально с ума сходила без объятий, без звучания Антохиного голоса, без его смущённой улыбки.
Как бесстрашно она встала на защиту своего героя, когда скрывать следы любви стало невозможно. Это было время пылких восторгов, триумфальных открытий и головокружительных побед.
Первые разочарования настигли позже, когда родилась Катенька или немного раньше. Беременность обнажила суть совсем иной любви, где за всё, тем более за полёты над бездной чувств и эмоций, нужно платить ответственностью, усталостью, болью, массой строгих запретов и жёстких ограничений.
Согласитесь, отказаться от беззаботного детства в пользу абстрактной любви (кроме кратковременно волнующих форм интимной близости и эмоционального подъёма в минуты возбуждения она не несла другой нагрузки), суть которой растворяется в навязанных обстоятельствами хлопотах и тревожных мыслях о жизни как испытании, под силу не каждому.
Верочка не была декабристкой. Она страдала, отчего невольно выцветал образ любимого. Материнский инстинкт то просыпался, то надолго брал отгулы. Антон позволял своей девочке оставаться ребёнком, маленькой девочкой, которую любят просто так, ни за что. Он легко освоил навыки папы и мужа, тем более, что родители скинулись, купили чадам квартиру в старой деревянной постройки двухэтажке с удобствами во дворе.
В восемнадцать лет миниатюрная Верочка с невесомой фигуркой, игривыми косичками и озорным легкомысленным взглядом выглядела семиклассницей. Малознакомые люди считали её ребёнком. Это впечатление она талантливо поддерживала. На обручальное колечко мало кто обращал внимание. Когда узнавали, что шаловливое дитя — жена и мама, перешёптывались, удивляясь, — неужели современные нравы настолько извращены, что девочки играют в дочки-матери по-настоящему, как взрослые?
Постепенно жизнь наладилась, вновь заиграла яркими красками. Шрамы, нанесённые депрессивными переживаниями, зарубцевались.
На поверхности. Изнутри Верочку снедала грусть-тоска-кручина. Основная часть жизни переселилась в область непознанного, в мир фантазий, где всё было иначе, где как в сказке были кисельные берега и текли молочные реки.
Быть женой и мамой оказалось неинтересно и сложно. Всё реже наступали моменты просветления, когда становилось жутко интересно играть с Антоном в любовников, когда накрывая на стол, ждёшь, что мужа заинтересуют голые коленки и прочие аппетитные формы, что он дерзко запустит руку под подол и тогда будет не до еды, когда этого изысканного десерта очень-очень-очень хочется.
В такие минуты ставший вдруг раскалённым воздух звенит от напряжения, сладко наливается соком то, чему предстоит испытать особенно пылкую страсть, в соблазнительном чувственном танце кружится голова, дрожат от напряжённого предвкушения неминуемого праздника возбуждённые внутренности.
Верочка мечтала о подобных счастливых мгновениях, ценила откровенную искренность мужа, его неиссякаемый оптимизм, желание и умение бескорыстно любить. Только сама уже как бы и не любила, не могла заставить себя притворяться. Антон стал предсказуем, привычен, в нём не было больше загадок и сюрпризов. Её всё глубже засасывала в необъятное пространство монотонной обыденности вязкая скука.
И тут появился Он — человек из сказки. Это был Кирилл Аверченко, школьный друг мужа, которого совершенно случайно встретил Антон в магазине и по простоте душевной пригласил на ужин.
Мужчина поглядывал в сторону Веры урывками, тайком. В его взгляде было столько неподдельного интереса, столько энергии и обожания, что у неё перехватило дыхание, а грудь и шею обсыпало нервными пятнами.
Прощаясь, Кирилл словно невзначай, незаметно для Антона прижался к ней бедром, нежно сжал кукольного размера ладонь. Верочка вспыхнула. Не было сказано ни одного слова, но диалог состоялся.
Всю ночь Верочка крутилась как уж на сковородке: ей в откровенных сюжетных комбинациях снился Кирилл. Она называла его любимым. Поцелуями иллюзии не ограничились. Лишь предельная близость к телу мужа ограничивала активную фазу вулканической деятельности интимных фантазий.
Можно было ограничиться иллюзиями, положить их на полку памяти как приятную безделушку, как диковинный сувенир, но Кирилл подстерёг утром по дороге в детский сад, — ты моя женщина, я сразу понял. Не нужно ничего говорить. Жду у почты.
Вера колебалась лишь несколько шагов. К месту встречи она не шла — летела, ярко переживая сомнение, что это окажется плодом возбуждённого воображения. Но мужчина ждал с букетиком анютиных глазок.
Как оказались у него дома, юная женщина упустила из внимания. Она мелко дрожала всем телом, словно школьница на важном экзамене. Медовой ловушкой её тело терзали музыкальные звуки и рождённые ритмами эмоции из серии неуправляемых импульсов, приводящих в движение потоки вездесущих гормонов. Слов не понадобилось. В момент наивысшего восхищения, когда Вера со страшной силой пьянела непонятно отчего, глядя ему в глаза, когда прилив крови явственно обозначил её личные желания и приоритеты, Кирилл уверенно расстегнул верхнюю пуговку, проникая языком в жаждущий ласки рот. Это было божественно приятно.
Женщина перестала чего-либо соображать. Гипноз это был или что иное — неважно. Ей было хорошо. Не задумываясь плыть в облаках эйфорического восторга — что может быть прекраснее и вкуснее?
Душа нечаянного любовника изнемогала от восхищения, блаженно корчилась в предвкушении трепетно-сладостного азарта в тисках невыносимого энтузиазма, ощупывая глазами и руками доступные для контрабанды впечатлений сокровенные женские тайны, доверчиво выставленные напоказ, плотоядно облизывалась, растворяясь без остатка в бессознательно-агрессивном эротизме, захлебывалась от неожиданного обещания счастья.
В тот период времени Кирилл перманентно пребывал в состоянии активного поиска пикантных впечатлений, поскольку довольно долго жил один, но в данную минуту не был готов принять столь щедрый подарок, несмотря на то, что желанный объект сам мечтал стать жертвой бурных эротических действий. В нём всё ещё боролись противоречия: Антон его друг, как быть с этим обстоятельством?
Кирилл затаил дыхание, высвобождая руку из фривольно оттопыренного декольте, но обжигающее прикосновение к дерзко восставшему соску не оставило следа от сомнений. Белоснежная упругая кожа груди, откровенно порочная стойка её соблазнительно выпуклых форм, умоляющий взгляд хозяйки чарующих прелестей — что может быть горячее?
Верочка