Беспокойные дали - Сергей Аксентьев

Как-то так получалось, что вот уже третий год подряд в середине декабря Платонов оказывался в столице. На этот раз в первопрестольную его привели дела научные. Вызвал как-то Пятница и повел такой разговор:

— Андрей Семенович, пришло приглашение из МВТУ имени. Баумана на научно-технический семинар. Тема: «Газовая динамика внутрикамерных процессов ракетных двигателей». Это как раз то, чем вы занимаетесь. Так?

Андрей утвердительно кивнул, с удовлетворением отметив, что у начальника особый дар: казалось, даже не вникая в суть личных научных интересов своих подчиненных, он четко формулировал существо волнующих их вопросов.

— Поэтому, если не возражаете, отправляйтесь-ка на этот семинар. Настала пора, как говорится, «на людей посмотреть и себя показать». В секретном отделе ознакомьтесь с приглашением и готовьте краткое сообщение.

Его выступление на семинаре вызвало интерес. В перерыве к нему подошли сразу несколько человек. Один из них — оказался начальником отдела НИИ. Он пригласил Платонова к себе на фирму для более детального разговора. Туда как раз и спешил Андрей, лавируя в людской толпе, медленно плывущей по подземному переходу. Уже почти на выходе, он натолкнулся на парня в длинном бостоновом пальто. Парень обернулся, и оба остолбенели.

— Макс! Ты? — не веря глазам, заорал Андрей

— Андрюха! Какими ветрами в столице? — кинулся к нему Максим.

Их толкали, стыдили, материли, а они, пораженные внезапной встречей, ничего и ни кого не замечая, тискали друг друга в объятьях…

Дружба их была неровной ещё со школьной скамьи. После непродолжительного бурного общения, о котором говорят «не разлей вода», оба вдруг, без видимых причин, охладевали друг к другу на несколько лет. Потом опять всплеск взаимной притягательности и снова долгий разрыв в отношениях.

И внешне и внутренне они были антиподы: длинный, худой и ироничный, Максим Горский, и невысокий, сухощавый, всегда сосредоточенный и малообщительный Андрей. Макс рано начал приударять за девчонками, обожал шумные компании. Одно время увлекался, поэзией. Особенно запрещенными в ту пору Ахматовой и Мандельштамом. Андрея же больше тянуло к технике и спорту. Шумных компаний он не любил. Всегда в них скучал, отбывая номер. Отношения с девчонкам тоже как-то не складывались. Скорее всего, им было с Платоновым не интересно.

Трудно сказать, что объединяло Андрея и Макса. Быть может, безотцовщина (у Максима отец погиб в январе 1943 под Сталинградом, а у Андрея — не вернулся после войны в семью) и ранняя самостоятельность, а может, стремление свободолюбивых натур найти творческое приложение своим быстро растущим энергетическим потенциалам.

После школы Макс сразу поступил в политехнический институт, а Андрей, не добрав двух баллов в авиационный, подался на завод. Через год уехал в училище. Погорев на пьянке, отслужил год на флоте, снова вернулся в училище, закончил его и получил назначение на Северный флот. Макс же, двумя годами раньше защитив диплом инженера-механика, подался в бега, так как ехать по распределению в захолустный уральский Миасс напрочь отказался. Осел на юге, в Темрюке, откуда через год прислал открытку на мамин адрес, а та переправила её Андрею в училище. Он писал: жизнью доволен, бесконечно рад морю, солнцу, сухому вину, рыбе, овощам и красивым казачкам. Работает в техникуме. Преподает «детали машин». Андрей ему написал о себе, но ответа не последовало.

Накануне отъезда из дома на Север после первого офицерского отпуска объявился Паша, приятель и напарник Макса по Темрюку. Сославшись на большую занятость, от встречи отказался. В коротком телефонном разговоре сообщил, что Макс обретается под Москвой в Реутово. Устроился там в техникуме всё с теми же «деталями машин». В Москве имеет подружку, на которой вот-вот должен жениться. Дал её телефон.

…До отправления поезда Москва — Мурманск оставалось пару часов. Послонявшись по привокзальным окрестностям, Андрей вспомнил про телефон. Позвонил без всякой надежды. Трубку взял Макс… и Платонов застрял в Москве почти на неделю. Благо эта неделя была предусмотрена у него в отпускной «заначке» для «вентиляции» кадровой обстановки на доблестном Северном флоте.

На подружке с редкостным именем Аксинья Макс действительно женился и перебрался в Москву. Молодоженов приютили родители Аксиньи в небольшой двухкомнатной квартире. Аксинья работала секретарем референтом, а Макс оформлялся инженером по кадрам в отраслевой институт. Ребята быстро перезнакомили Платонова со всеми своими приятелями, сопровождая каждое представление свежеиспеченного флотского лейтенанта веселыми дружескими пирушками.

Штатские люди никогда не тянувшие лямку воинской службы, как заметил Платонов, относятся к военным или презрительно, не скрывая, что считают их бездарями и нахлебниками, или ханжески раболепно, приписывая им не существующие жизненные блага и фантастические заработки. Но к морякам, у цивильной российской публики с давних времен отношение особое. И чем дальше в глубинку, тем трепетнее и сердечнее. При виде морячка равнодушным не остается в России ни стар, ни млад, а уж о женщинах и говорить не приходится. Возможно, вселенская любовь к морякам — это своего рода ностальгия, импульсивное шевеление в душах сухопутных соплеменников полуистлевших генов древних прапращуров, которые в далеком мезозое однажды вышли из темных океанских глубин на земную твердь, да так и остались на поверхности?

Так это или не так, но в те дни Андрей явно ощущал на себе завистливо — влюбленные взгляды московских тусовок, куда водили его на показ Аксинья и Макс. И это льстило. Всеобщая восторженность достигла апогея на прощальной вечеринке, когда уже все изрядно взбодренные выпитым, пустили по кругу кубок — плафон, снятый с люстры в честь будущего северянина. При трепещущем свете фронтовой коптилки сделанной из старой гильзы артиллерийского снаряда, под торжественный речитатив присутствующих: «На Полярных морях и на Южных по изгибам зелёных зыбей…» Андрей, поклонившись на четыре стороны света, первым испил «огненной воды». Затем ему вручили зонт и «буденовку», чтобы атмосферная влага не попортила светлой головы северного первопроходца, валенки с галошами, чтобы с земной мокротой в изнеженное южное тело не проникала злодейка хворь и библиотечку «Сокровища лирической поэзии» — чтобы в полярной глуши не остывала душа…

…А потом… Потом они вяло переписывались с Максом ибо новостей ни у того ни у другого особых не было, а жизненные интересы у каждого были разные. И переписка заглохла сама собой. О существовании друг друга оба от случая к случаю узнавали окольными путями от общих знакомых и родных.

И вот эта неожиданная встреча в подземном переходе почти через десять лет.

…Низкий стеклянный столик был изящно сервирован. После традиционных тостов «За встречу!», «За хозяйку!», «За тех, кого нет!» разговор вошел в неспешное русло «А как там у вас?». Около десяти вечера Аксинья, пожелав друзьям приятной беседы, ушла укладывать восьмилетнего Олега. Они остались вдвоём. Долго молчали, разглядывали друг друга, прикидывали в уме, как поработали над ними годы.

«Макс плохо выглядит, — мысленно отмечал Андрей.— Землистое, аскетически нервное лицо. Вкалывает, наверное, „по-чёрному“ и зашибает не в меру — вон какие мешки под глазами».

Перехватив изучающий взгляд Андрея, Горский разлил по рюмкам водку, кивнул: «выпьем!». Похрустел огурчиком и нехотя начал:

— Ты думаешь в столице райская жизнь?

— С чего ты взял, что я так думаю? — удивился Андрей

— Думаешь, думаешь. Квартира в центре Москвы, дорогая мебель, машина. Не ты первый так думаешь, — с ожесточением продолжал он. — Так вот знай, что столица это большая крысиная помойка, в которой идет постоянная борьба за выживание. По головам, по спинам, а если надо, то и по трупам — только вперед, только вперед. Без остановки. Иначе затопчут.

Макс снова налил. Жестким прострельным взглядом вперился в Андрея:

— Здесь нужны не мозги. Вернее нужны особые мозги. Чтобы двигаться по служебной лестнице, ты должен напрочь забыть о своем самолюбии, своих амбициях, своих способностях. Но, зато должен чувствовать шкурой, волосами, обонянием коньюктуру каждого дня, значимость каждого жеста, каждой фразы и желания шефа. Помнить наизусть дни рождения не только его и всех замов, но и всех их родственников, включая любимого попугая Кешу. И не просто помнить, а ненавязчиво, со вкусом, и главное в резонанс настроению приносить свои поздравления. Ты должен отслеживать отношение к себе и при первых признаках снижения к тебе интереса находить способ вновь доводить его до устойчивого состояния. Ты должен быть всегда под рукой, но не на глазах. И многое, многое чего ещё ты должен…

— По-моему, ты устал и на кого-то или на что-то сейчас обозлен, — попытался «закрыть» эту тему Платонов.