Непереплетённые - Нил Шустерман

А ей?

Она наклоняется, оценивая размеры лаза, продумывая, как подойти. Сложнее всего не коснуться раскалённых стен — уж в том, что они раскалены до предела, она убедилась на собственном опыте. Температуру воздуха костюм ещё выдерживает, но не справится, если его приложить к почти плавящемуся камню. Она скрючивается и неуклюже придвигается к проходу плечом вперёд. На мгновение теряет равновесие и чуть не падает, но удерживается на ногах. Раненая рука задевает о стену, вызывая взрыв боли, но Анисса прикусывает губу и продолжает движение.

Удалось! Преграда пройдена. Врагу её не догнать.

Спустя какое-то время — Анисса с трудом могла бы определить, какое именно, — она выходит из пылающего ада Сентрейлии в ясный весенний полдень где-то очень далеко от разрушенного лагеря беглецов. Видит дубы с узловатыми ветвями, мягкие заросшие травой холмы, чертополох, расцветший одуванчик. Она стягивает с себя костюм, как пленник сбрасывает оковы, и вдыхает глоток воздуха — чистого, не химического, прохладного воздуха. Пульсирующая боль в раненой руке ненадолго забыта.

Её будут искать, нужно двигаться дальше. У неё масса времени (по крайней мере, она на это надеется), чтобы найти помощь, кого-то, кто очистит и перевяжет её рану и спрячет от юновластей. Многие люди сочувствуют беглым расплётам. Может быть, ей даже удастся выйти сухой из воды.

И тут она слышит за спиной голос:

— Помоги…

Спотыкающаяся фигура выбирается из шахты, срывая с себя сильно повреждённый костюм. Это бёф — Анисса не видела его раньше — светловолосый, коротко остриженный и серьёзно пострадавший. Левая сторона костюма смята и порвана, возможно, потому, что носивший его человек оказался слишком крупным для узкого лаза. Но он всё-таки пробрался. Анисса замечает, что левая рука у него ампутирована костюмом выше локтя.

Бёф валится на землю и застывает.

Она проверяет его пульс. Пока есть. Умнее всего было бы забыть об этом человеке, оставить его умирать, может быть, даже ускорить этот процесс. Соблазн велик. Так будет значительно проще сбежать. Привести к нему помощь — значит привлечь ненужное внимание и рисковать собственной безопасностью. Конечно, есть и окольные пути, например, найти в этой глуши охотника, пусть скажет, что сам обнаружил бёфа, не упоминая Аниссу. Но любая её попытка что-то сделать для раненого снижает её шансы на свободу.

Сбежать или рискнуть, помогая другому?

Анисса улыбается. Она не такая, как люди, которые хотели её расплести. И никогда такой не станет. Она дочь своего отца.

А это значит, что её выбор очевиден.

Оборванные струны

•

Соавтор Мишель Ноулден

1 • Лев

— Сделай это для него, — произносит женщина голосом тихим, но властным.

Погружённый в глухой серый туман, Лев чувствует её прохладные пальцы на своей шее — она щупает его пульс. В горле пожар, язык словно изжёванная кожаная подмётка, левое запястье ноет, глаза не открываются.

— Ещё не время, ма.

Как и веки, губы тоже не хотят двигаться. Кто это сейчас говорил? Может, один из его братьев? Наверно, Маркус. Нет, голос не его. К тому же в их семье не принято такое фамильярное обращение к матери — «ма».

— Хорошо, — слышит он голос женщины. — Решишь сам, когда он будет готов. Да не забудь свою гитару!

Звук шагов удаляется, и Лев снова соскальзывает в темноту.

Проснувшись в следующий раз, он уже может приоткрыть глаза, но только совсем чуть-чуть. Он один в обширной спальне с ослепительно белыми стенами. Укутан в красное тканое покрывало. Под ним дорогая сатиновая простыня — на таких он когда-то спал в родном доме. Он лежит на низкой кровати, у ножек которой на выложенном плиткой полу разостлана шкура пумы. При виде её Лев вздрагивает. Напротив кровати — бюро из дуба. На нём нет зеркала, чему мальчик сейчас очень рад.

Он с трудом раскрывает глаза пошире и устремляет взгляд на дальнюю стену — за окнами без ставней сгущаются сумерки. Рядом с кроватью тумбочка. На ней — свёрнутый спиралью стетоскоп, и на краткий, но ужасный миг Леву кажется, что его поймали и препроводили в заготовительный лагерь. Отчаяние душит мальчика, и он погружается в туман — тот туман, что царит в его голове, мешая сны с бредом и насмехаясь над временем. Он плывёт сквозь эту пелену, пока вдруг не слышит…

— Когда он проснётся, узнай, как его зовут. — Теперь звучит другой голос. Более глубокий. — Совет не сможет предоставить ему убежище, не зная его имени.

Прохладные пальцы снова касаются его запястья.

— Постараюсь не забыть.

Он чувствует, как женщина наклоняется над ним. Слышит мягкий звук её дыхания. От женщины пахнет шалфеем и древесным дымом. Приятный запах.

— Теперь оставь нас, — говорит она.

Лев ощущает укол в плечо — что это? Дротик с транквилизатором? Нет. Мир перед его глазами расплывается, однако это уже не тот вязкий туман, в котором он пребывал раньше. Это уже больше похоже на нормальный сон.

Внезапно он оказывается во дворе, поблизости в яме валяется покрытый грязью чемоданчик. Видно, как за штакетником к нему осторожно, бочком, подбираются полицейские. Нет, не к нему — их интерес направлен на тощего мальчишку цвета умбры, стоящего с ним рядом. В руках СайФай держит горку драгоценностей — золотых цепочек и блестящих камешков всех цветов и оттенков. Он умоляет мужчину и женщину с кожей цвета сиены, которые стоят, уцепившись друг за друга, и взирают на него в ужасе.

— Пожалуйста, не расплетайте меня! — Голос СайФая хрипит, слова еле слышны за рыданиями. — Пожалуйста, не отдавайте меня на расплетение…

Прохладная рука касается щеки Лева, и воспоминание в один миг улетучивается. Он покинул СайФая несколько дней назад. Он теперь где-то в другом месте.

— Ты в безопасности, дитя, — уверяет его мягкий женский голос. — Открой глаза.

Он подчиняется и видит приятное, улыбающееся лицо. Широкие скулы, чёрные волосы зачёсаны назад, бронзовая кожа… Да она…

— …Притонщица! — выпаливает Лев и чувствует, как краска заливает лицо. — Прошу прощения… я не хотел… оно само выскочило…

Женщина усмехается.

— Старые слова живучи, — говорит она с бесконечным пониманием. — Нас ещё долго называли индейцами, после того как стало ясно, что к Индии мы не имеем никакого отношения. А выражение «коренные американцы», на мой вкус, всегда было каким-то чересчур снисходительным.

— Люди Удачи, — поправляется Лев. Он надеется, что его оскорбительное «притонщица» будет скоро забыто.

— Да, — подтверждает женщина. — Люди Удачи. Конечно, казино давно канули в прошлое, но, полагаю, прозвище было уж слишком громкое, вот и прилипло.

На шее у неё стетоскоп — тот самый, из-за которого он подумал, что угодил в заготовительный лагерь.

— Вы врач?

— Я целительница. И поэтому могу сообщить тебе, что твои раны и порезы заживают, отёк на запястье спадает. Не снимай повязки, пока я не разрешу. Тебе не помешало бы набрать несколько фунтов, но, думаю, с этим проблем не будет, стоит только тебе попробовать, как готовит мой муж.

Лев насторожённо наблюдает, как она присаживается на краешек его кровати и внимательно всматривается в его лицо.

— А вот твоё душевное состояние, дитя, — совсем другой разговор.

Он уходит в себя, и губы целительницы печально поджимаются.

— Целители знают, что выздоровление требует времени, и один человек поправляется быстрее, чем другой. Скажи мне только одну вещь, и я оставлю тебя в покое.

Он застывает в тревоге.

— Что?

— Как тебя зовут?

— Лев Калдер, — говорит он и тут же раскаивается, что не сдержался. С того дня, когда Коннор вытащил его из лимузина, прошло почти три недели, но власти всё ещё ищут его. Одно дело странствовать с СайФаем, но сказать своё настоящее имя доктору… А что если она донесёт на него Инспекции по делам молодежи? Он думает о своих родителях и уготованной ему доле, которую отверг. Неужели он когда-то хотел, чтобы его расплели? Неужели собственные родители заставили его этого хотеть?! Мысль об этом наполняет его злобой, направленной на всё и вся. Он больше не десятина. Он теперь беглец. Значит, надо научиться мыслить как беглец.

— Что ж, Лев, мы подали заявку в Совет племени с просьбой, чтобы тебе разрешили остаться здесь. Тебе совсем не обязательно рассказывать о том, что с тобой произошло — я и так уверена: тебе пришлось несладко. — Её глаза проясняются. — Но мы, Люди Удачи, верим в удачу, верим в то, что каждый заслуживает второго шанса.

2 • Уил

Он стоит в дверях и смотрит на спящего мальчика. Гитара на спине нагрелась на солнце, струны всё ещё звенят.

Он ничего не имеет против того, чтобы посидеть здесь, хотя уходить из лесу было жалко. Время, когда он может вторить звукам дрожащих листьев, закручивающихся вихрями столбов пыли и приходящих с гор могучих ветров, для него неоценимо. Есть что-то радостно-успокаивающее в том, чтобы претворять природу в музыку: соединять в аккорды голоса желтоголовых дроздов, луговых собачек и диких кабанов, привносить их в каждую сыгранную им мелодию.