Невыносимая шестерка Тристы (ЛП) - Дуглас Пенелопа

Я смотрю вперед, снова погрузившись в свои мысли.

Моя семья думает, что они сильные, но мы хрупкие, как корочка пирога. Осознание того, что мы вместе, придает нам уверенности, но отъезд уменьшит ее ровно настолько, чтобы Даллас мог уехать следующим. А затем Трейс, и Арми, и Айрон, и ради чего будут все жертвы Мэйкона?

Мне ненавистно, что он просит меня остаться, но я знаю, почему он чувствует себя обязанным. Если я уеду, стану успешной, это будет за счет нашей семьи. А я люблю свою семью.

Слезы наполняют мои глаза, и впервые в жизни я понимаю, что Мэйкон, должно быть, чувствовал, когда ушел из морской пехоты.

И я точно знаю, что бы случилось с нами, если бы он этого не сделал. Где бы мы были без него?

— Заблудилась? — спрашивает кто-то.

Я поворачиваю голову и вижу, как ко мне подходит Меган Мартелл. Ее светлые волосы расплываются, и я вытираю глаза, выпрямляясь и прочищая горло.

— Нет, — отвечаю я и заставляю себя усмехнуться. — А ты?

— Совсем нет, — она поднимает коричневый пластиковый пакет с продуктами, внутри одна из коробок с пирогами из «Мариетты».

Можно вычеркнуть то, что я сказала о Святых, пересекающих рельсы без всякой причины. Здешний лаймовый пирог — приманка, они просто всегда берут его с собой.

Меган останавливается передо мной, и я избегаю ее взгляда, пока не смахиваю оставшиеся слезы.

— Не плачь, — шепчет она.

— Я не плачу.

Натягиваю улыбку и, наконец, поднимаю взгляд, проводя рукой по своим волосам. Прохладный пот покрывает мою спину, и я засовываю руки в карманы джинсовых шорт, наблюдая, как ее глаза на мгновение опускаются к моему декольте, которое исчезает под майкой.

Мою кожу покалывает.

— Что-то не так? — спрашивает она с искренним беспокойством в голосе.

Я качаю головой.

— Не знаю.

Я так растеряна, что даже не знаю, с чего начать.

— А что тогда? — дразнит Меган.

Смех вырывается из меня, и я снова прислоняюсь к стене ресторана, стараясь расслабиться.

Подойдя ближе, она касается моего лица свободной рукой, и мое сердце замирает, я закрываю глаза, и мне это нравится больше, чем я ожидала. Сейчас я немного уязвима, и у меня есть соблазн забыть, что она — авторитетная фигура. Даже если всего на год или около того старше меня.

— Так занята сбором камней, — она цокает, — и пропускаешь бриллианты.

Слезы снова подступают к глазам, и я понимаю, что она права. Вокруг так много любящих меня людей, а я ною.

— Я просто хочу поделиться с кем-то радостью. — Мое дыхание прерывается, когда слезы текут из моих закрытых глаз. — Я не хочу быть одинокой во всем, что я делаю. Черт…

Школа. Дом. Работа. Театр. Всегда есть трудности, и я редко нахожусь у руля.

— На моей стороне никого нет, — шепотом произношу я, встречаясь с ней взглядом.

Это длится всего мгновение, но Меган выдерживает мой взгляд, и я перестаю дышать, ее светлые волосы и голубые глаза — единственное, что я вижу, прежде чем она приближается ко мне. Ее губы сливаются с моими, и я лишь мгновение колеблюсь, прежде чем обнять ее.

Боже…

Я сжимаю ее тонкую талию, вдавливаю свое тело в ее, стон Меган вибрирует у меня в горле, когда я закрываю глаза и чувствую жар нашего дыхания. Это опьяняет меня.

Или ты бы предпочла, чтобы вместо этого я пришла в твою комнату? Голос уносит меня прочь.

Обхватив лицо Меган одной рукой, я разворачиваю ее и прижимаю спиной к стене, длинные шелковистые волосы ниспадают ей на спину и щекочут другую мою руку.

Я пропускаю ее волосы сквозь пальцы, ощущая их мягкую шелковистость, и покусываю ее губы, отчего из меня вырывается стон.

— Лив, — умоляет она, ее губы скользят по моей щеке и вниз по шее, когда она прижимается ко мне.

Крепко зажмуриваюсь и зарываюсь в ее волосы, желание действовать слишком сильно охватывает меня. Боже, я не могу остановиться. Я беру ее за горло и заставляю запрокинуть голову, посасывая и покусывая губы, наслаждаясь ощущением ее тела в моих руках.

Я покажу ей, что она получит за то, что обращается со мной как с долбаной прислугой. За то, что испортила всю тяжелую работу нашей команды, и за то, что никогда не была добра ко мне.

И за то, что позволила этому придурку из братства прикоснуться к ней. Что, черт возьми, она нашла в нем? У него есть тревожный набор рубашек поло пастельных тонов, потому что ему нужно, чтобы все знали, что он белый, как чертов альфа-самец, делающий снотворное из алкоголя.

Я жестко целую ее, кровь бурлит во мне.

Она хнычет, и я не понимаю: от удовольствия или от боли.

— Лив.

— Молчи. — Я отстраняюсь и беру ее за руку. — Садись в машину.

Киваю в сторону мустанга Далласа и приближаюсь к ней, когда она пятится к нему. Ее шаги медленные, как будто она не уверена, но ее грудь поднимается и опускается, и я знаю, что она этого хочет.

Я не смотрю на нее.

Дверь открывается, я забираюсь на сиденье вслед за ней и закрываю дверь, притягивая ее в свои объятия.

— Нас увидят, — бормочет она мне в губы.

Я прижимаюсь лбом к ее лбу, провожу большим пальцем по ее нижней губе и почти чувствую запах тех духов, которые заставили меня захотеть прикоснуться к ее коже, когда я увидела ее в первый раз.

— Саноа — это место, где секрет остается секретом, — отвечаю я.

Никого не волнует, что мы здесь делаем. Здесь ты можешь иметь меня, сколько захочешь.

— Ты никому не расскажешь? — спрашивает она.

Меган беспокоится, что может потерять работу из-за секса со школьницей.

Девушка из моих мыслей беспокоится о том, что ее парень узнает, кто на самом деле заставляет ее кончать.

— Я никому не скажу, — уверяю ее.

И я притягиваю ее к себе, просовываю язык ей в рот, а руку ей под юбку.

Меган стонет, пульс на шее бьется под моими пальцами, когда она извивается.

— Я так долго хотела тебя, — признается она.

Останавливаюсь, и вот чары уже начинают рассеиваться.

— Не говори так. — Я опускаю ее подбородок, заставляя посмотреть на меня. — Скажи, что ненавидишь меня. Прикажи мне остановиться.

— Но я…

— Скажи это, — требую я, толкаю ее спиной к двери и нависаю над ней. — Назови меня болотным мусором и скажи, чтобы я прекратила.

Я опускаюсь к ее шее, пока она пытается найти слова, которые доставят мне удовольствие, но она в замешательстве.

— Скажи это. — Я хватаю ее сзади за шею, зажмуриваю глаза и ласкаю ее через трусики.

— Стой, — вздыхает она. — Я ненавижу тебя, ты болотный мусор. Я ненавижу тебя.

Я нахожу ее клитор сквозь ткань, вожу пальцем по кругу, снова слышу ее стон, когда она шире раздвигает ноги.

— Да? — Я провожу языком по ее губе. — Но ты такая мокрая. Разве ты не хочешь этого?

И я вставляю в нее палец, лаская ее обнаженную кожу.

Она вздыхает.

— Или этого? — издеваюсь я, добавляя еще один палец.

— Прекрати, — она целует меня в ответ, тяжело дыша. — Ах, стой. Нет.

Ммм, нет.

И все это время я дрожу, когда Меган хватает меня, прижимает к себе и хочет, чтобы я была в нашем тайном месте, где нас никто не увидит, потому что я тоже хочу, чтобы это все происходило по-настоящему. Я хочу, чтобы Клэй Коллинз сидела в этой гребаной машине и любила меня так сильно, что ей было бы трудно терпеть.

Просто чтобы я больше не оставалась одна.

Вот насколько я жалкая. Я фантазирую о натуралке, которая считает, что я не заслуживаю ничего хорошего в этом мире, потому что думаю, что, трахнув ее с ненавистью, я почувствую себя сильной. Потому что я не люблю ее, и мне она не нравится, но я что-то испытываю к ней, не понимаю что, но это чувство такое сильное, и оно мне нужно. Мне хочется повалить ее на землю, впиться в нее зубами, ощутить ее прикосновения, и, в конце концов, заставить ее подойти и поцеловать меня в губы, и дать ей наконец понять, что у меня осталось одно приятное воспоминание.

О, да. Одно.

Меня начинает трясти, и я не могу отдышаться. Я рычу, слезая с Мартелл, и откидываюсь на спинку сиденья, не уверенная, злюсь ли я за то, что использовала ее, или испытываю отвращение к тому, что пыталась заставить ее играть роль кого-то, кто никогда не будет достоин меня.