Штрихи к портретам: Генерал КГБ рассказывает - Эдуард Нордман

Я быстро набросал записку в президиум: «Прошу слова». Когда вышел на трибуну, сказал примерно так:

– Товарищ Патоличев в своем докладе убедительно говорил о необходимости воспитывать кадры в духе принципиальности и честности. Мы в районной организации стараемся от этих принципов не отступать. Но давайте посмотрим, как само Бюро ЦК КПБ выполняло на деле эти принципы.

Обращаюсь к президиуму, где сидели члены бюро. А были там люди еще с довоенного состава.

– О какой вашей принципиальности можно говорить, когда вы порой необдуманно выдвигали руководящие кадры, представляли к орденам, высоким званиям? Хотите примеры? Пожалуйста. Алексей Клещев в июле 1941 года был оставлен в тылу врага членом Пинского подпольного обкома КП(б)Б. Но в сентябре он покинул своих товарищей, ушел в родную деревню, отсиделся там, отрастил бороду, затем перешел линию фронта и оказался в комфортабельной «землянке» гостиницы «Москва». Просидел в столице до сентября 1942 года. Потом самолетом забросили Клещева в Пинскую область уже секретарем подпольного обкома партии. Через несколько месяцев ему присвоили звание генерал-майора, а затем и Героя Советского Союза. За что? Немца живого в глаза не видел. Уже через год – в октябре 1943 – снова был в советском тылу. А после освобождения Пинска назначили первым секретарем обкома. Позже стал первым секретарем Полоцкого обкома. «Советская Белоруссия» разделала его как бездарного руководителя. И что же? Через пару месяцев, в 1948 году, читаем Указ Президиума Верховного Совета БССР о назначении А.Е. Клещева Председателем Совета Министров республики. И только в июле 1953 года его освободили, направили на «райские курсы» в Москву, в резерв. Где же ваша принципиальность, товарищи члены Бюро ЦК? А как вы подходили к награждениям? Главный снабженец Белорусского штаба партизанского движения – нарком торговли – ухитрился получить не только орден Ленина, но и орден Красного Знамени, опять-таки не выходя из комфортабельной «землянки» гостиницы «Москва»…

Зал притих, не ожидали такого… Сидели так тихо, что пролети муха – было бы слышно. Для многих участников пленума это было откровением.

К.Т. Мазуров сказал потом второму секретарю Пинского обкома партии В.И. Лузгину:

– Ну не умрет Эдуард своей смертью.

А мне на всю жизнь запомнилась реакция секретаря ЦК ЛКСМБ Петра Машерова. Он подошел ко мне в перерыве – высокий, худощавый, посмотрел, молча пожал руку. Улыбнулся. И – ни слова. Выходит, то, что я сказал с трибуны, было и ему близко. Значит, мы были единомышленниками.

Это подтверждалось потом не раз.

А Пленум ЦК 1953 года, когда я впервые встретился с Машеровым, мне не забыть. Почти полвека прошло, а помнится все, словно вчера это было.

* * *

Петр Миронович Машеров в августе 1955 года стал первым секретарем Брестского обкома партии. А в сентябре я уезжал на учебу в Москву.

– Жаль, что уезжаешь, – сказал тогда Машеров. – Если бы пришел я в область раньше, не отпустил бы. Мы бы еще с тобой вместе поработали.

Все три года учебы Петр Миронович держал в поле зрения нас – брестских студентов: меня, Василия Шваро, Татьяну Дудареву. К Новому году и к 1 Мая мы всегда получали от него весточку – денежный перевод. Для студента, особенно семейного, это многое значило. А как завидовали нам товарищи из других регионов: «Надо же, три года не забывает вас первый секретарь обкома!..».

Судьба распорядилась так, что в сентябре 1958 года после завершения учебы я неожиданно для себя попал на работу в КГБ Белоруссии. Перед секретарем Брестского обкома партии П.М. Машеровым мне было совестно. Я ведь обещал, что вернусь в Брестскую область. А в апреле 1959 года он был избран секретарем ЦК КПБ. Я обрадовался этому. При первой же встрече сказал Петру Мироновичу:

– Камень с моей души свалился, когда Вас избрали секретарем ЦК, вину свою чувствовал все эти месяцы.

– Ну вот, теперь будем работать в Минске. Поручили мне, брат, курировать оргвопросы, кадры и правоохранительные органы. Ценю, что ты искренне переживал. Однако правильно сделали, послав тебя работать в органы безопасности. Не переживай!

10 мая 1965 года напутствовал меня Петр Миронович на руководящую работу в Москву – в Центр. Мы долго беседовали. Тепло попрощались. Оказалось, судьба развела нас надолго.

* * *

Будучи на отдыхе в Кисловодске, Петр Миронович спросил меня как бы между прочим:

– Вернулся бы в Белоруссию?

– Да я по шпалам пошел бы домой.

Разговор на этом закончился. Я тоже деликатно замолчал. И Петр Миронович ничего больше не сказал.

* * *

С 1968 года я работал на Северном Кавказе.

В январе 1970 года со мной беседовал Ю.В. Андропов. Вручая генеральские погоны, Юрий Владимирович сказал:

– Готовься к возвращению в Белоруссию. Будем рекомендовать тебя председателем Комитета…

Проходит месяц, два, три. И председателем КГБ БССР назначают Я.П. Никулкина. До этого его оформляли на пенсию. Ничего не понимаю, и спросить не у кого. Разговор тот был конфиденциальный, присутствовали только В.А. Крючков и

С.Н. Антонов. И только потом мне доверительно сказал Антонов:

– Знаешь, что произошло с твоим назначением?

– Нет, не знаю.

– Когда Юрий Владимирович доложил Брежневу о твоей кандидатуре, тот сказал: «Вы что, не понимаете, что Петро (так Брежнев называл Машерова) подтягивает к себе партизан? Мы же ничего не будем знать, что он там замышляет!».

Мог бы привести и другие факты, подтверждающие настороженность Брежнева по отношению к Машерову.

Знал ли Машеров об этом? Думаю, это для него секретом не было. Но если и не знал, то чувствовал. Ведь он был человеком тонкой душевной настройки.

* * *

Выдающийся математик XX века Андрей Бомбрук утверждал: «Математика приводит в порядок умы. И учит системе доказательств. Человека, который знает математику, труднее провести на мякине. Он сумеет отличить правду от лжи».

Академик не был знаком с Машеровым и не знал, что Петр Миронович был преподавателем математики. Но сказанное им целиком относится к Машерову. Его трудно было «провести на мякине», он умел отличать правду от лжи. Об этих его качествах знали не только в Белоруссии.

* * *

Есть смысл сказать тут и о том, как я оказался на посту председателя КГБ Узбекистана. Выяснилось это, разумеется, позже, спустя годы. Оказывается, Машеров еще раз ставил вопрос о моем возвращении в Белоруссию. Как мог Андропов опять отказать Петру Мироновичу? Причин хаять меня не было. Потому и сделали красивый ход: выдвинули Нордмана, но – в Узбекистан.

Что тут скажешь? Машеров руководствовался добрыми чувствами, а «гореть» в Узбекистане пришлось мне…