Штрихи к портретам: Генерал КГБ рассказывает - Эдуард Нордман

Э.Б. Нордман

Штрихи к портретам: Генерал КГБ рассказывает

Предисловие

Книга носит мемуарный характер. В ней, между прочим, любопытен образ автора, нарисованный им самим. Это прослеживается во всех главах, особенно в рассказах о Ю. Андропове, К. Мазурове, П. Машерове, В. Корже, Ш. Рашидове, М. Горбачеве.

Автор – уникальная личность. С июня 1941 до июля 1944 года (1119 дней и ночей) воевал в глубоком тылу врага, находясь в рядах пинских партизан. В первые сутки войны девятнадцатилетний юноша получил винтовку, 90 патронов, гранату. 28 июня состоялось боевое крещение отряда. В этом бою прозвучал первый партизанский выстрел в Великую Отечественную войну.

Он часто попадал в безвыходные, казалось бы, ситуации, но всегда уходил от смерти. В 1941-м о нем ходили легенды на Полесье. На его боевом счету – бронепоезд и 9 эшелонов, пущенных под откос, десятки боев и дерзких операций, в которых он был на переднем крае. Разведчик в обозе не отсиживался.

8 июля 1941 года был создан Пинский подпольный обком комсомола (впервые в Великую Отечественную войну). В течение трех лет Э.Б. Нордман сначала был заместителем секретаря, потом секретарем и членом обкома. Одновременно он возглавлял Пинский подпольный горком комсомола. Это был героизм повседневный. О нем в 1942 году писал К.Т. Мазуров из тыла врага: «Нордман – геройский парень. Прославился здесь в 41-м. Однажды надел немецкую форму, подобрал «полицейских» из партизан и в роли «коменданта» разоружил несколько гарнизонов».

Совесть автора всегда была чиста. Не кланялся пулям в войну, не прогибался после войны, никому не кланяется сегодня. Может, сознание правоты, чувство исполненного долга и позволяли ему говорить правду в лицо товарищам – будь то член Политбюро ЦК КПСС или рядовой сотрудник.

Прямота и честность вызывали уважение у одних, озлобление и ненависть у других. Правда, первых было значительно больше.

Партизанская жизнь не воспитывала чинопочитания. Почитание мужества – да. Но не лизоблюдства.

Автор пишет только о том, что лично видел и слышал, вымысла не допускает.

Это о нем в «Российской газете» за 28 июня 2001 г. написала журналистка Я. Юферова: «Один из самых заслуженных белорусов в Москве и авторитетных москвичей в Белоруссии причастен к такому количеству событий, что надо торопиться слушать и слышать эту живую легенду».

Я.Я. Алексейчик.

ЮРИЙ АНДРОПОВ

19 мая 1967 года председателем Комитета государственной безопасности при Совете Министров СССР был назначен Юрий Владимирович Андропов. Об этом я услышал утром по радио «Свобода». Пришел на «водопой» к колоннаде в Карловых Варах, где встретил группу генералов из центрального аппарата КГБ. Тогда на этом курорте передачи советского телевидения не принимались, газеты из Союза приходили с опозданием на сутки, потому мое сообщение для них было полной неожиданностью. Первый заместитель председателя КГБ генерал-полковник Н.С. Захаров даже изменился в лице:

– Откуда ты взял такую информацию? Что ты мелешь?

– Николай Степанович! Мне товарищи подтвердили, что они то же самое слышали по московскому радио. Семичастного освободили, Андропова назначили.

Генералы быстренько ушли в свой санаторий звонить в Прагу и в Москву. В обеденный «водопой» высокие московские чины из Комитета уже скупо комментировали это назначение. Н.С. Захаров сразу же улетел в Москву. Мы же – работники рангом пониже – продолжали спокойно лечиться и отдыхать. Нас это сообщение не взволновало.

* * *

Летом того же 1967 года в КГБ СССР готовился к рассмотрению на коллегии вопрос о введении личных лицевых счетов для каждого оперативного работника. Мне тогда поручили возглавить рабочую группу по подготовке соответствующих материалов.

Изучили историю вопроса, начиная с 1918 года. Оказалось, что дело это в системе госбезопасности отнюдь не новое. Просматривая документы 20–30-х годов, мы уловили удивительную закономерность. За введением в 1934 году лицевых счетов в НКВД последовали репрессии 1936–1938 годов. Среди других причин сработал и «стимул личной заинтересованности».

Появились желающие состряпать побольше дел, найти побольше «врагов» и тем отличиться на службе. Чем больше дел завел, чем больше людей арестовал, тем больше поощрений, наград и прочих благ. Были ведь и в органах прожженные карьеристы, интриганы, просто подлецы. Возможно, не так уж много, но были.

Так зачем заново создавать ситуацию 30-х годов, думалось мне тогда. Ведь в свое время, работая в Белоруссии, я рассматривал тысячи дел по реабилитации осужденных в 1937—1938 годах. И начитался там такого, что сорок лет забыть не могу…

Я в то время не знал, что идею о личных лицевых счетах оперативных работников подали Андропову генералы Цинев, Титов и Горбатенко. Уже потом мне В.А. Крючков показал их записку с резолюцией Юрия Владимировича: «Подготовить вопрос на коллегию».

В августе 1967 года меня вызвали на третий этаж Лубянки, где был кабинет председателя. Дежурный секретарь подполковник Юрий Сергеевич Плеханов (впоследствии генерал-лейтенант) записал мое сообщение и пошел докладывать Андропову. Меня попросил не уходить, вдруг понадобятся какие-либо уточнения. Из кабинета председателя он вышел довольно быстро, поскольку Андропов сказал: «А чего это он докладывает через «переводчика», пусть заходит сам».

Зашел. Доложился:

– Нордман, заместитель начальника службы № 1 Второго главного управления.

Извинился, что небрит, всю ночь провел на работе, выполняя поручение руководства, связанное с острым сигналом из Средней Азии. К счастью, то была ложная тревога.

– Ну что ж, вам испортили выходной, и мне приходится работать в субботу.

Юрий Владимирович предложил присесть. Принесли чай с лимоном и сушками. Чай я выпил, а к сушкам прикоснуться постеснялся, хотя в десять утра уже и не мешало бы подкрепиться.

И начался содержательный разговор по проблемам работы КГБ. Андропова интересовали многие вопросы и детали. Его можно было по-человечески понять: он был новым руководителем и только осваивал работу Комитета. Помню, на один щепетильный вопрос отвечать не хотелось. На мой уклончивый ответ, что мне, полковнику, по рангу вроде бы и не положено давать оценку этой государственной проблеме, он среагировал быстро: «Мы же разговариваем как коммунист с коммунистом, а не как начальник с подчиненным». Юрий Владимирович перешел на «ты» и как-то незаметно расположил к откровенной беседе. Скованность моя пропала. Высказывал свою точку зрения без оглядки.