Неверная - Аля Алая

Я обещала отцу, что справлюсь. Обещала, что его имя прогремит, каждый будет помнить о нас, и теперь все кончено. У меня нет ни единого шанса выбраться отсюда. Все документы у Рената, даже телефона нет. Со мной никто всерьез не станет здесь разговаривать, потому что я его жена и все права на мою жизнь тоже принадлежат ему.

Даже выйти из квартиры не получится. Куда идти? К кому?

Я сама загнала себя в ловушку.

Но я просто так не сдамся, он никогда не получит то, что хочет.

Никогда!

Если я буду жить в аду, то и он окажется там же!

Глава 14

Интересно, сколько я вообще способна продержаться в одиночестве?

Никогда об этом не думала всерьез. Бывали, конечно, застойные депрессивные недели, когда работа не шла, и я кружила по мастерской сутками. Но это был добровольный уход в себя. Смысл любого такого заточения был в последующем творческом взрыве, который обязательно шел следом.

Перезагрузка.

Папа всегда говорил, сдаются только слабаки. Сильные личности борются за себя до последнего. Но борьба, представляющая собой полное отсутствие борьбы как таковой,  это в два раза сложнее. Три недели одно и то же. Сплю, пока не начинает болеть тело, завтракаю или обедаю, не знаю, как назвать первый прием пищи в три или четыре дня. Сижу у окна и смотрю на чуждый мне город. Смотрю, пока не засыпаю. Редко ужинаю, потому что встречаться с Ренатом не хочу. Проще подождать до завтра и опять позавтракать в три. По ночам почти не сплю, ужасная бессонница не дает покоя.

Мне все чаще снится или является мама. Она разочарованно качает головой и называет меня бедной девочкой. Ну, вот уж нет. Я точно не бедная. Вон, в каких хоромах обитаю, да еще при таком-то муже. Нет, мам. Ты меня не сломала, и у Рената не получится.

Открываю глаза и опять проваливаюсь в день сурка. Отличный фильм, кстати, но пытаться самоубиться в двадцать один пока рановато.  Голова как барабан от чрезмерного лежания в кровати. Натягиваю на себя любимые джинсы и футболку, завязываю волосы в хвост и бреду на кухню.

Там все как всегда, чисто и просторно. Щурюсь в сторону Рании, которая перебирает в руках маленькое полотенце и смотрит на меня с жалостью. Ну, вот какого хрена? Ненавижу, когда люди так на меня смотрят. Я достойна куда более ценных эмоций. Уважение, восхищение моим талантом, ненависть на худой конец. Но без вот этой щенячьей жалости. Тошнит.

– Я приготовила вам завтрак, – она ставит передо мной тарелку с яйцами и тостами, а рядом чашку с кофе.

– Спасибо, – подпираю голову рукой и веду пальцем по ободку чашки. Аромат не бодрит.

– Соня, – женщина присаживается на соседний со мной стул, – у меня сердце разрывается, когда я смотрю на то, что вы с собой делаете и на бедного Рената.

Супер.

– И где же он бедный? Вы только посмотрите на все вокруг. Ренат ужасно богат, без меры.

– Соня, – в ее голосе слышится упрек, – вы понимаете, что я говорю о семье.

– Мда, мы же семья с ним, – смотрю на дорогущее кольцо на пальце, – связаны намертво.

– Жена не может позволять себе такое отношение к мужу, поймите. Не знаю, как было у вас в семье, но это неправильно.

– Как было у меня в семье, вам лучше не знать, – я пожимаю плечами, – ваша нежная восточная душа не переживет такого.

– Вас не любили, поэтому вы такая? Не умеете сами?

Приехали.

– Любили, папа был лучше всех. Ну а мама старалась, как могла.

Мама, мама, мама. Что с нее возьмешь, певичка, которая ничего не достигла и потеряла голос, да еще с ребенком на руках и мужем, вечно пропадающим в мастерской. Ей было сложно. Как результат, сложно было и мне. Но кто-то же должен был быть в ответе за все проблемы в ее жизни.

– Вы же понимаете, чем все может закончиться, если вы будете упрямиться? – она протягивает ладонь и нежно поглаживает меня по запястью.

– И чем же? – я напрягаюсь.

– Ренат возьмет себе другую жену. Ласковую и добрую, которая будет любить. У них появятся дети, а вам останется только смотреть на все это и жалеть, что не смогли переступить через свою гордость, – она качает головой, – я уже видела такое, Соня. Не губите себя.

Вот, значит, как.

Хочешь жить хорошо, завяжи свою гордость узлом и ползи на коленях к хозяину. Улыбайся и с энтузиазмом прыгай в койку. Не хочешь же быть второй? Старайся, работай, ублажай.

Ренат и вправду думает, что я такой стану? Посижу взаперти пару месяцев и приползу? Стану шелковой? Выброшу все свою жизнь на помойку и стану приставкой к его эго?

Да я лучше сдохну.

– Рания, вы ведь уже все сделали, идите домой, – хлопаю ее по руке, – вас там наверняка дети ждут.

– Ждут, – она поднимает на меня глаза, – вам не с кем поговорить, Соня. В этом дело. Нельзя одной. В городе есть православная церковь, сходите, помолитесь. Бог всегда поможет увидеть верное решение и вам станет легче. Уверена, Ренат опустит вас в церковь. Нельзя становиться между человеком и богом.

– Что? – у меня от произнесенного отвисает челюсть, – в церковь? Я? – мотаю головой. Только этого мне не хватало, – я атеистка всю жизнь была и всю жизнь буду.

Ее глаза расширяются, и лицо становится бледным как полотно.

– Вы неправильная, – шепчет она и пятится из кухни, – Ренат такой греховной жены не заслужил, бедный мужчина.

– А вы ему скажите, чтобы развелся со мной, – отпиваю кофе, – найдет себе послушную, вас таких тут много.

Рания ничего не отвечает, быстро разворачивается и выбегает. Как будто черта во мне увидела.

Напугала.

Надо было полегче, наверное. Хотя, как еще сказать, что ты атеист? Извиниться перед этим или что?