Доклад Генпрокурору - Вячеслав Денисов

В Великобритании конца девятнадцатого столетия Скотленд-Ярд также был склонен к поиску преступника способом логического исключения, лишь усиленного методом небезызвестной дедукции.

В начале двадцать первого века Кряжину, стань он на этот шаткий путь, грозил бы крах. Проблема состояла бы в определении критической массы, в ядре которой этого преступника пришлось бы искать. К восьми с лишним миллионам москвичей ему пришлось бы прибавить еще пару (гости). Приплюсовать еще пять (гастарбайтеры, вьетнамцы, корейцы, проститутки с Украины). Еще один – туристы. Еще три – бродяги, бывшие коренные.

Вычесть тысячу – умершие за сутки по возрасту. Следом должно уйти в минус полтора миллиона – груднички и хорошо обучающиеся в школе несовершеннолетние до пятнадцати лет. Еще два – инвалиды на колясках, пацифисты, богомольцы, депутаты Государственной думы и восемнадцать членов правительства во главе с премьер-министром. Последним, только вчера получившим портфели, такие дела вроде как бы ни к чему.

Другая тема – антиглобалисты, скинхеды, сотрудники Министерства внутренних дел (бывают казусы, дело прошлое...) и диггеры. С категорией этих граждан пришлось бы помучиться и потом, после долгих раздумий, обосновать в отдельную группу и очертить отдельной версией.

Приплюсовать, умножить, поделить, вычесть и с некоторой обреченностью рассмотреть итог в цифровом значении.

Сделай Кряжин все выше перечисленное, он имел бы те же восемь миллионов. Природу не обманешь.

Слева зазвонил телефон. Иван Дмитриевич потянулся к трубке, попутно стреляя взглядом в перелистываемый телефонный справочник («Д» – «диспансеры», где производятся конфиденциальные исследования на ВИЧ-инфекцию).

– Кряжин, слушаю.

Ага, вот... Список из тридцати учреждений, где при достаточно малом давлении в рамках уголовного дела можно получить любую конфиденциальную информацию о состоящих на учете носителях африканской обезьяньей болезни. Немудрено, что болеют ею гомосексуалисты, проститутки и наркоманы...

– Иван Дмитриевич, вас беспокоят из Московского уголовного розыска...

– А что я сделал?

В МУРе работают люди с чувством юмора, иначе не давались бы им многие раскрытия так легко. И, потом, Кряжин знал, кто его беспокоит. Тот самый капитан Смайлов, что без особых усилий обнаружил в подвальной выемке дома груду брошенных вещей.

Два дня назад, в тот самый день, когда Кряжина вызывал к себе прокурор, Смайлов звонил и, не зная, как лучше раскрыть тему, забубнил что-то о «некоторых перспективах раскрытия дела по факту убийства Оресьева». Кряжин, такой педантичный, когда речь шла об официальных раутах, к межличностным отношениям сотрудников из разных ведомств (читай – быту) всегда относился терпимее и снисходительнее. Глядя на Генерального, Кряжин с ужасом думал о том, что будет, если бы он сам стал Генеральным. Из его лексикона даже в простецких разговорах исключился бы тонкий сарказм, речь перестала бы изобиловать словами-паразитами, грабеж именовался бы именно как «грабеж», а не как «скок», «рывок» или «гоп». Пиво после окончания рабочего дня, под второй тайм «Спартака» с «Зенитом» исключалось бы полностью, так как в любой момент вечера, ночи и последующего за ними раннего утра его могли бы поднять, привезти и прямо на пересечении какой-нибудь Малой Похмельной и Лоботрясовской попросить взять под личный контроль очередное дело. А брать что-то под контроль, да еще под тремя десятками видеокамер, да еще под– шофе... Лучше смотреть, как «Спартак» проигрывает «Зениту».

Кстати, «Зенит» почему-то все чаще и чаще стал выигрывать у столичного клуба. То ли тренеры перебор осуществили в принципах селекции, да «Спартак» к себе много питерских взял... Оставим. Есть те, кому виднее.

Итак, Смайлов.

Он говорил, и от речи его рука Кряжина, сжимающая трубку, влажнела с каждым новым словом опера.

– Я правильно понял вас, Смайлов? Вы задержали человека, который поначалу отрицал причастность к убийству человека в джипе на Резниковской, а потом изъявил желание написать явку с повинной?

– Так точно, – по-военному отрапортовал капитан милиции. Вспомнив его лицо, Кряжин опять представил эти голубые, как утреннее небо, глаза, найти в которых хотя бы каплю чего-то темного было почти невозможно. Но найти, если есть желание, можно всегда. Тем более в глазах капитана милиции.

– Игорь, – сбросив обороты, назвал собеседника по имени Кряжин. – Я сомневаюсь относительно того, что вы не понимаете смысла понятия «явка с повинной». И даже не предполагаете, в чем я особенно уверен, что его не понимаю я. Итак, быстро, поскольку разговор по телефону: ваш явочный Варанов отработан по оперативной схеме? Только быстро, Смайлов! Это важно.

Для следователя, получающего такую информацию, на самом деле все важно именно в первую минуту. Впоследствии начинаются такие пертурбации, причем авторами их часто являются именно милиционеры, что раскрытое преступление рассыпается в суде независимо от профессионализма следователя.

– А потому, если ты, Смайлов, хочешь мне втюхать мульку о том, что какой-то Варанов с сидором за спиной приперся на Петровку, тридцать восемь, чтобы сделать явку с повинной об убийстве депутата Государственной думы Российской Федерации, то ты унижаешь мой разум.

– Ну... – послышалось в трубке. – Конечно, оперативная разработка имела место...

– Через час Варанов должен быть в моем кабинете, – отрезал Кряжин, повесил трубку и растер лицо.

Можно, конечно, поехать в следственный изолятор, но знакомиться с человеком, который дал признательные показания в совершении убийства депутата Государственной думы, Ивану Дмитриевичу хотелось именно здесь, на Большой Дмитровке. Для любого, кому тюрьма кажется адом и кто сталкивается с перспективой знакомства с ней впервые, лучшее место, чтобы сказать правду, – СИЗО. Тех же, кому зона – дом родной и кто в общей камере следственного изолятора чувствует себя, как в своей спальне, нужно везти к кованым воротам с большой бронзовой табличкой. От одного ее вида срок сразу кажется максимальным, и необходимость контакта со следователем сразу становится первична. Элементарная выкладка из курса психологии. Удобнее всего бить врага на своей территории. Кряжин сам когда-то играл в футбол, болел за свою команду, а потому тактика преимущества своего поля была ему хорошо известна.

Сейчас же Иван Дмитриевич о своем будущем визави не знал ничего. В тюрьме тот, со слов Смайлова, уже побывал. Сейчас стоит посмотреть на этого «явочника» в кабинете. От исхода разговора зависит и будущее.

Хотя и о подобных заявлениях – явках, выбиваемых из подозреваемых, как пыль из паласа, Кряжин не просто наслышан. Он их за двадцать лет начитался до рези в глазах. Девять явок из десяти рождаются на вторые сутки после задержания подозреваемого, то есть когда само понятие «явка» в данном контексте звучит по меньшей мере странно. Тогда, спросит кто-то, зачем нужен такой документ, как протокол упомянутой явки?

Все просто: признание человека в совершении преступного деяния – одно из оснований признания его вины. Этот смысл особенно глубоко понимают оперативные работники уголовного розыска. В суете дел забывая о том, что это основание косвенное и имеет значение лишь при подтверждении следствием иных фактов, они заставляют арестантов брать в руки перо и в эпистолярном жанре описывать то, что с упомянутыми арестантами теоретически произойти могло (и якобы произошло), но не происходило.

А потому, когда давшего признательные показания Варанова Иннокентия Игнатьевича ввели в кабинет старшего следователя по особо важным делам Генеральной прокуратуры Кряжина, первый был бледен, как загрунтованный холст, подготовленный к письму, а второй разрезал этот холст лезвием взгляда.

Варанову хотелось жить. Следователю – найти в нем душу, разрезать ее и заглянуть внутрь. Ничего, если ошибется, зашить он умеет. Не в первый раз.

– Я предупреждаю вас о том, что ваш допрос в качестве свидетеля будет записываться на звукоснимающую аппаратуру.

Щелчок клавиши, и короткий скрип по столешнице: перед лицом водворенного в кабинет появляется крошечная головка на длинной тонкой ножке. Она похожа на изящно изогнувшуюся, замершую перед последним броском миниатюрную «черную мамбу». Через секунду после укуса жертва умрет от паралича центральной нервной системы...

Но пока заклинатель, которому стоит лишь прошептать черному гаду слово, безжалостно режет нутро Кеши двумя, похожими на острия двух мечей, зрачками. Он не наслаждается беспомощностью арестанта, это видно по его лицу. Он пытается его расчленить, что ли?..

– Назовите себя.

Гад на столе не шелохнулся. Значит, это было не то слово.

– Варанов Иннокентий Игнатьевич я...

Часть вторая

Глава первая

– Иннокентий Игнатьевич, меня зовут Иваном Дмитриевичем. Фамилия – Кряжин. Я – старший следователь по особо важным делам Генеральной прокуратуры Российской Федерации, советник юстиции. В связи с имеющимися основаниями полагать о вашей причастности к совершению преступления я допрошу вас в качестве свидетеля.