Песнь Морской Девы (СИ) - Романова Маргарита "Margari Vlaiser"

С тех пор правили они с отцом, Посейдоном, глубинами морей. Она никогда не выходила на сушу, ибо все на земле напоминало ей о матери и унылой земной жизни. Пока Сирена не влюбилась в человека. Ради него она ступила на берег. Притворившись человеком, Сирена завоевала сердце моряка. И вот однажды раскрыла ему свою тайну. Возлюбленный, к счастью Сирены, принял ее такой. И они поженились. Но ничто на земле не могло заменить ей красот Посейдонова царства. Пожаловалась она мужу на тоску, одолевшую ее сердце. Отпустил он Сирену на день в море. И поплыла она прямиком к отцу.

— Ради счастья твоего, дочь моя, я сделаю так, чтобы оба вы могли жить здесь. Пусть моим тебе свадебным подарком будет хвост твоего возлюбленного.

Обрадовавшись, передала Сирена предложение царя морского мужу. Но не представлял человек жизни под водой и отказался. Стала царевна сбегать порой в море погулять. И вернувшись однажды домой, застала мужа с другой. Слезы, капающие в океан, сделали его соленым. Сирена плакала на берегу, пока не кончились слезы. Любовь и горе раскололи ее сердце. Умирая, породила она заклятье. И с тех пор, умирающая в море девушка с любовью в сердце, превращалась в сирену.

— Чем отличается сирена от русалок? — спросила я у Виолы.

— Мы, русалки — жены Посейдона. Сирены — его дочери. Утопленницы превращаются в русалок, если жаждут мести, если последним их чувством была злость. В сирену — если перед смертью в сердце девушки теплилась любовь и печаль. Или же рождается сразу сиреной.

— И все же я не понимаю, что нас различает.

— Сирены считают себя высшими морскими существами. Они могут повелевать волнами, погодой, течениями, кораллами, водорослями. Их магия не в пении, они очаровывают мужчин не колдовством. И, в отличие от нас, ходьба им не причиняет никакой боли. И да, некоторые могут даже жить среди людей. — Рассказывала Виола то ли со злостью, то ли с завистью. — Тебе нужно знать еще кое-что. Русалка может стать сиреной.

— Как?

— Если она искренне полюбит человека и любовь эта будет взаимной. Это своего рода разрушение проклятья. Но учти, если ты влюбишься, а тебя не полюбят в ответ, если сердце твое разобьется, то превратишься ты в морскую пену. Много кто хотел вернуться навсегда на сушу, но вместо этого обращался в пену. Поэтому я даже не разговариваю с мужчинами, если доходит до близости с ними. И тебе советую не рисковать.

— Уж об этом можешь не беспокоиться. Я так разочаровалась в людях, что любви больше к ним не питаю.

— Вот и правильно.

Повисло молчание. Мы плыли косяком, разрезая воду. Остановились, когда на глубину перестали пробиваться солнечные лучи. Сегодня я не стала слушать истории, нашла удобное местечко для сна, но уснуть не могла. Почему-то вспомнила Себастьяна. Он там сейчас один. На необитаемом острове, в окружении нескольких десятков русалок и околдованных приятелей. Как жаль, что нам не дали побыть вместе подольше…

— Ее звали Грезе, — доносился голос какой-то русалки. — Она была родом с северных земель. Обретя дар Посейдона, она приплыла на русалочий остров. И клан помог ей отомстить. Но после она покинула бермудский треугольник. И вернулась в холодные северные воды. Она и по сей день живет по соседству с язычниками. Грезе плавает на белом нарвале, в руках у нее всегда топор. Она защитница двушек и злейший враг невежественных мужчин. Если Грезе и погибнет, то не станет морской пеной, а вознесется в Вальхаллу…

Женщина-воительница, это так нелепо. Я думаю, что Грезе плохой пример для подражания юным девицам. И почему русалки так восхищаются ей? Наверное, потому что никто, кроме нее не плавает на белом нарвале. Интересно, кто это? А если я стану плавать верхом на ките, обо мне тоже легенду сложат? Межет стоит попробовать? И что это за Вальхалла такая?

19 [Себастьян]

После того, как нас с Анабель прервали, русалки вовсе не сразу рванули вдогонку некоего "Акульего зуба". Но закончить нам не дали. Старшая хвостатая увела рыженькую что-то обсуждать, предоставив меня самому себе. На корабле мне оставаться не шибко хотелось. Все из команды теперь походили на кукол, которыми игрались девочки с хвостами и жабрами.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Так что я сиганул за борт, и поплыл к берегу. Побродил по острову в поисках чего-нибудь полезного. Ничего полезного я не нашел. Лег на песок, закинул руки за голову и закрыл глаза. Пусть я на острове, откуда выбраться почти не возможно, можно насладиться моментом и хоть на час представить, что я попал в рай. Тут тебе и солнце и песок и тень вон от пальмы.

Но через час мне это наскучило. Если рай выглядит так, то после смерти я предпочту попасть в ад. Ну а пока, гляну чем там рыбьи хари занимаются в своем болоте.

— Если хочешь устроить спектакль мести, то лучше бы тебе отрепетировать. — говорила одна русалка моей рыжей красотке.

— Да, вот только как мне репетировать? Я же не стану говорить с тем камнем.

— С тем камнем разговаривать и не нужно. Можешь представить, что тот, кто стоит за этим камнем — Генри.

Большеглазая деваха с каштановыми кудрями вытащила меня из-за булыжника, откуда я слушал их разговор.

— Представь, что он любовь всей твоей жизни, что разбил тебе сердце, и выскажи ему все, что хотела бы.

— Кто? Он? Любовь всей моей жизни? — Рассмеялась Анабель, потрясая рыжими кудрями и грудью.

Это слегка задело мое самолюбие. Но я не подал виду, сделав скучающий и презрительный вид.

— Я не видела твоего Генри, но этот тоже красавчик. — Настаивала зеленоглазка.

— Ну уж нет, сориентируюсь на месте.

Я не понимал полной картины. Из болтовни этих двоих было ясно, что Анабель хотела отомстить Генри, кем бы он ни был. Видимо, за этим весь клан и должен был покинуть остров, отправившись в погоню за "Акульим зубом". Погодите, это же корабль Сальваторе Радаманта Элизео. Или как он сейчас себя кличет, Капитан Безымянный. И с его старпомом Генри я знаком. Не близко, пили как-то раз, просаживая долю на Тортуге. Но и за тот пьяный вечер, что всплывает в моей памяти лохматыми обрывками, я понял, что Генри тот еще подонок и бабник. Подонок, потому что стащил у меня кошель, пока я пьяный в стельку в собственной рвоте лежал. А еще ни с того ни с сего в драку полез, подумаешь я в кости разок смухлевал… Ай, ладно… Ну а бабник он потому, что у него на лице это написано. В общем, нормальный мужик этот Генри, как любой из нас. Ну не найдете вы, девки, честного джентльмена из романов среди моряков. Вот вам зуб.

Тьфу, цинга проклятущая!

Я сплюнул зуб себе под ноги. Был бы я суеверный, счел бы это знаком того, что я не прав. Но это все чушь и брехня, так что я развернулся и пошел в джунгли. Нашел себе, поросшее густым мхом, местечко и лег спать.

Проснулся утром, а напротив меня сидела рыжая бестия, как-то странно изучая меня.

— А-а, красотка, соскучилась?

— Нужен ты мне. — Хмыкнула она в ответ. И эта дамочка должна была стать моей невестой. Мнда.

— Чего пришла тогда?

— Сказать, что меня не будет какое-то время.

— Нужна ты мне. — зевнул я, перевернувшись на другой бок.

— Не чуди тут без меня.

Она ушла раньше, чем я успел придумать остроумный ответ. Думал, усну, ага, как же! Чем бы заняться? Не радует меня перспектива сидеть на этом острове до скончания веков своих. Надо выбираться. Корабль есть, команда есть. А вместе с этим есть еще и армия хвостатых девиц с трезубцами и своим треклятым пением, взбивающим мужские мозги в яичную болтунью. Да и без удачи Тонто нам из бермудского треугольника не выплыть живыми. И все-таки рискнуть стоит. А иначе что за жизнь!

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

И, воодушевленный, появившемся на горизонте, приключением, я пошел.

Куда?

Для начала в бухту, проверить много ли селедок осталось и рискнут ли они меня заворожить в отсутствии Анабель.

Как оказалось, не рискнули. Я даже в качестве эксперимента поухлёстывал за некоторыми. Однако селедки эти делали вид, что меня нет или просто уплывали. С одной стороны, это, конечно, хорошо. Но с другой — неприятно. Как будто я личная игрушка своей неудавшейся невесты к которой никто притрагиваться не смеет, даже если я сам этого захочу. Чтоб им всем пусто было.