Дорога шамана - Робин Хобб

К концу дня я полностью отдался на волю Кикши и был озабочен лишь тем, чтобы с нее не свалиться. Она едва передвигала ноги, а у меня кружилась голова. Над нашими головами с ярко-голубого неба проливало свое тепло неутомимое солнце. Голод, на время отступивший, вернулся, меня тошнило, и от этого пересохшее горло болело еще сильнее. Когда я следовал за Девара, мне казалось, что мы направляемся в какое-то определенное место, и, несмотря на все сомнения, я чувствовал себя в безопасности. Но вот теперь день сменился ночью, на небе показались звезды, и я понял, что заблудился.

Хуже того, я запутался в собственной жизни. Я ослушался и отца, и Девара. Я, не имевший их жизненного опыта, посчитал, что лучше, чем они, знаю, как следует поступить. Если я здесь умру, мне некого винить, кроме себя самого. Возможно, меня подвергли испытанию, желая проверить, на что я способен, а я сбежал. И если бы я попытался силой отнять у Девара воду, тот стал бы уважать меня за храбрость и дал бы мне напиться. Может быть, мое бегство показало, что я трус и заслуживаю смерти. Я останусь на этой равнине навсегда, мое тело станет добычей насекомых и птиц, а кости превратятся в пыль. Отцу будет больно и стыдно, когда Девара расскажет ему о моем малодушии. Охваченный безнадежностью, я продолжал ехать вперед.

На следующее утро Кикша нашла воду. Моей заслуги в этом не было никакой.

Тот, кто говорит, что на наших равнинах нет воды, правы лишь наполовину. Вода есть, но по большей части она течет под поверхностью земли и выходит наружу, только когда ее вынуждают особенности местности. Кикша нашла такое место. Каменистое русло, по которому она упорно шла, этой весной высохло, точно давным-давно обглоданная кость, но маленькая кобылка не сворачивала с выбранного пути, и в конце концов мы вышли к небольшому скоплению камней, выдавивших наружу воду. Я увидел крохотный заболоченный прудик размером не больше двух лошадиных стойл. Зеленая вода кишела жизнью.

Я сполз на землю, проковылял два шага и плюхнулся на живот прямо в эту жижу. Потом, опустив лицо в тонкий слой воды, начал потихоньку втягивать ее в себя, осторожно пропуская между зубами. Напившись, я продолжал неподвижно лежать, стараясь пропитать влагой разбухший язык и потрескавшиеся губы. Рядом со мной пила Кикша, время от времени она громко вздыхала и снова опускала голову в прудик. Наконец я услышал, как она с громким плеском вышла из воды и остановилась на заболоченном берегу, занявшись жалкой травой, растущей вокруг. Я ей позавидовал. Медленно поднявшись на ноги, я стер с лица и рук липкую грязь. Я чувствовал, как внутри у меня булькает вода — ее было столько, что меня едва не стошнило. Тогда я решил изучить наше крошечное убежище и сразу понял, что оно находится чуть ниже раскинувшейся вокруг равнины. Я даже слышал неумолчный шепот ветра у себя над головой, но сюда, вниз, он не залетал. Я замер на месте, и в пруду вновь закипела маленькая жизнь — завели свою нескончаемую песнь насекомые, над водой повисла стрекоза, красные лягушки, сбежавшие при нашем появлении, снова выбрались на поверхность. Яркие, точно капли пролитой крови, они украшали плавучие растения и толстый тростник на берегу. Они страшно ядовиты, и я обрадовался, что они прятались, пока мы пили. Когда я был совсем маленьким, одна из наших собак умерла только оттого, что взяла такую лягушку в рот. Даже трогать их опасно, после этого долго зудит и болит кожа.

Я сорвал и съел несколько знакомых растений — хоть что-то, чтобы притупить голод, но мне не удалось обмануть свой желудок, и он тут же начал жалобно ворчать. Я не смог найти ничего подходящего, чтобы прихватить с собой воду, и меня приводила в ужас мысль о том, что, пока я доберусь до дома, мне снова придется испытать мучительную жажду. Но настоящим кошмаром стало для меня видение неизбежной встречи с отцом, чьи ожидания я обманул. Эти печальные размышления снова привели меня к пруду. Я смыл запекшуюся кровь с шеи и уха, которое больше никогда не станет прежним и до конца дней станет служить напоминанием о моем бесчестье. До самой смерти, если кто-то спросит меня об изуродованном ухе, я буду вынужден рассказать, что это память о том, как я не выполнил волю отца и не сдержал собственное слово.

Маленький пруд окружали участки жесткой, пропеченной солнцем земли, свидетельствовавшие о том, как усох пруд после зимы. Я принялся изучать следы и увидел, что, когда земля была еще сырой, здесь побывал маленький кустарниковый олень, две другие цепочки следов указывали на большую кошку и дикую собаку. На краю потрескавшейся голой земли в тени мертвого деревца торчала сухая трава. Я набрал две горсти и подошел к Кикше. В первый момент, когда я принялся стирать с ее спины и боков грязь и пот, она испугалась, но довольно скоро решила, что ей эта процедура нравится. Я же уверился в том, что мое прежнее воспитание было правильным и я должен заботиться о своей лошади. Мне вообще не следовало слушать Девара — ни в чем.

Закончив, я устроился среди жесткой травы, решив проспать до вечера, встать, выпить как можно больше воды и отправиться в путь, полагаясь на свет звезд. Я сломал мертвое деревце, а затем ободрал с него сухие ветки — не слишком надежное оружие, но ночью к воде мог прийти кто угодно. Все-таки это лучше, чем ничего. Я положил палку рядом с собой и улегся спать. Я боялся встречи с отцом, но отчаянно хотел снова оказаться дома. Я закрыл глаза, слушая дружную песнь насекомых и верещание красных лягушек.

ГЛАВА 4

ПЕРЕПРАВА ПО МОСТУ

Я проснулся и обнаружил, что уже наступили сумерки и ночь собирается спуститься на равнину. Я лежал не шевелясь и напрягал все свои чувства, чтобы понять, чем вызвано мое пробуждение. И тут сообразил: тишиной. Я заснул под немолчный гомон насекомых и лягушек. Теперь же они затихли и куда-то попрятались.

Во сне я продолжал держать свою палку и, теперь сжав ее посильнее, скосил глаза, чтобы посмотреть, где Кикша. Она стояла неподалеку, напряженно к чему-то прислушиваясь. Я поднял взгляд, чтобы выяснить, что же ее так заинтересовало, и сначала ничего не заметил, но уже в следующее мгновение увидел на фоне темнеющего неба силуэт Девара. Я моментально вскочил на ноги и, повернувшись к нему лицом, принял боевую стойку, выставив вперед палку, словно она была самой настоящей пикой. Я сам поразился тому, какие страх и ненависть проснулись в моей душе. Оружие Девара оставалось в ножнах у него на боку. Я вдруг подумал, что он, наверное, даже не позаботился стереть с него мою кровь. В моем арсенале была жалкая палка и неполные шестнадцать лет, и мне предстояло противопоставить их сильному, опытному воину.

Не сказав мне ни единого слова, Девара начал спускаться по склону к пруду. Я приготовился к поединку, неожиданно почувствовав, как на меня снизошло невероятное спокойствие — я знал, что умру здесь и сейчас. Он встретился со мной глазами и обнажил зубы в хищной улыбке.