Дорога шамана - Робин Хобб

Я закрыл глаза и обратился к доброму богу за советом, однако услышал лишь тихую песню ветра, звучавшую над равниной. Я крепко заснул, и мне приснился отец. Он сказал, что если я хочу быть достойным сыном, то должен все выдержать. Потом сон изменился, и сержант Дюрил заявил, что он всегда знал, какой я дурак, ведь даже маленький ребенок никогда не отправится на равнину без воды и пищи. А идиоты заслуживают смерти. Сколько раз он мне это говорил? Если человек не в состоянии сам о себе позаботиться, пусть его убьют, чтобы он не навлек беду на весь полк. Я проснулся и несколько минут лежал без сна. Я оказался во власти дикаря, который явно испытывает ко мне неприязнь. У меня нет ни воды, ни пищи. Более того, вряд ли мне удастся найти воду на расстоянии одного дня пути от нашей стоянки. Да и продержаться еще один день без воды я не смогу. Меня охватило уныние. Потом я принял решение, однако счел лучшим подождать до утра.

При первых проблесках рассвета я выбрался из своей ямки и подошел к Девара. У него были открыты глаза, и он внимательно за мной наблюдал. Попытка открыть рот причинила мне невероятную боль, но я все равно умудрился прохрипеть:

— Я знаю, что у вас есть вода. Пожалуйста, дайте мне немного.

Он медленно сел.

— Нет. — Его рука уже лежала на рукояти «лебединой шеи», у меня же не было никакого оружия. Девара ухмыльнулся и добавил: — Попробуй отнять ее.

Я стоял перед ним, физические страдания, усугубленные ненавистью, боролись во мне со страхом. В конце концов я решил, что хочу жить.

— Я не дурак, — ответил я, отвернулся и направился к талди.

— Говоришь, не дурак, да? Значит, трус? — крикнул он мне в спину.

Его слова ударили меня, словно предательский кинжал, но я сделал вид, что не слышал их.

— Кикша. Стоять. Кобыла подошла ко мне.

— Иногда человеку, чтобы выжить, приходится драться. И он должен драться, вне зависимости от обстоятельств. — Девара встал и вытащил из ножен свое оружие. Бронзовый клинок в лучах восходящего солнца казался золотым. Лицо дикаря потемнело от гнева. — Отойди от моего животного. Я запрещаю тебе к нему прикасаться.

Я ухватился за гриву и забрался на спину Кикши.

— Твой отец сказал, что ты будешь меня слушаться. Ты сказал, что будешь меня слушаться. А я сказал, что, если не будешь, я тебе порежу ухо.

— Я найду воду. — Не знаю, почему я ответил именно так.

— Ты бесчестный человек. И твой отец тоже. А я всегда свое слово держу! — крикнул он мне вслед, когда я тронул кобылу коленями. — Дедем. Стоять!

Услышав это, я пустил Кикшу галопом. Отсутствие воды ослабило ее не меньше, чем меня, но она не возражала, и мы помчались прочь. Я слышал громкий топот копыт Дедема у себя за спиной. «Это безнадежно», — подумал я, изо всех сил стараясь удержаться на спине Кикши.

Скакун Девара был сильнее моей кобылы, и я не сомневался в том, что они нас догонят. Передо мной стояли две цели: уйти от Девара и отыскать воду, прежде чем силы окончательно оставят Кикшу, ибо без нее мне домой не добраться. Я сжал ее бока коленями и направил назад по нашим следам, смутно понимая, что, выбрав этот путь, через два дня смогу найти воду. Человек может обходиться без воды и пищи в течение четырех суток. Так мне говорил сержант Дюрил. Однако по доброте душевной он всегда добавлял, что в действительности это маловероятно, поскольку в игру вступают усталость и напряжение, а тот, кто полагается на свой рассудок, не сделав за два дня и глотка воды, скорее всего, умрет от собственной глупости. Мне было совершенно ясно, что моя лошадка не выдержит обратного пути, как, впрочем, и я сам. С другой стороны, в голове у меня царила полная неразбериха — впервые в жизни я пытался спасти свою жизнь и, делая это, нарушил приказ отца. Оба этих соображения были для меня одинаково пугающими.

Мне не удалось уйти далеко, поскольку кидона почти сразу же бросился вдогонку за мной. Как я ни понукал Кикшу, ничего у нас не вышло, и вскоре Девара уже скакал рядом со мной. Я отчаянно цеплялся за гриву кобылки и прижимался к ее шее — а что еще я мог сделать? Увидев, как Девара вытащил свой клинок, я шлепнул Кикшу по крупу, но она уже не могла бежать быстрее.

Смертоносное оружие пронеслось у меня над головой, и я попытался лягнуть Девара, больше чтобы его отвлечь, нежели с какой-либо еще целью, но чуть сам не свалился с талди, когда она запнулась. Сверкающий в лучах солнца клинок снова возник у меня над головой, и Девара, верный своему слову, мастерски отсек мне кусок уха. При этом он задел кожу на голове, и я тут же почувствовал, как по шее потекла теплая кровь. Я взвыл от боли и ужаса, и воспоминание об этом вопле навсегда останется со мной. Охватившая меня паника мешала оценить, насколько серьезно ранение. Мне оставалось только, прижавшись к Кикше, продолжать мчаться вперед. Я знал, что мне не спастись и следующий удар «лебединой шеи» будет для меня последним.

Как это ни удивительно, но Девара меня отпустил.

Мне потребовалось совсем немного — или много? — времени, чтобы это понять. Я скакал вперед, рана отчаянно болела, а сердце с такой силой колотилось о ребра, что мне казалось, будто оно сейчас выпрыгнет из груди. Каждую секунду я ждал удара, который навсегда погасит для меня свет жизни. Кровь грохотала в ушах, и поначалу я не сообразил, что топот копыт Дедема постепенно стихает вдалеке. На всякий случай я с опаской посмотрел вбок, а затем оглянулся. Девара, не шевелясь, сидел на своем талди и смотрел мне вслед. Он смеялся надо мной. Я не слышал его хохота, даже не видел улыбки, но знал, что это так. Его презрение обожгло меня, а он поднял над головой свое страшное оружие и с надменным видом помахал другой рукой в воздухе.

Охваченный стыдом, весь в крови, я бросился прочь от него, словно дворняжка, которую пнули ногой. В моем организме уже не осталось жидкости для слез, иначе я бы разрыдался от охватившего меня стыда и унижения. Рана на голове довольно скоро затянулась и покрылась коркой, наполовину состоящей из пыли. Я продолжал двигаться вперед, не останавливаясь ни на минуту. Кикша теперь бежала медленнее, а у меня не осталось сил, чтобы заставить ее прибавить шаг. Некоторое время я пытался направлять ее по нашим следам, ведущим к шатру Девара, но мы почти сразу сбились с пути, а маленькая талди твердо решила, что будет так, как она считает нужным. Я не стал спорить, найдя себе оправдание в словах сержанта Дюрила, часто повторявшего мне, что я должен доверять лошади, если нет другого выбора.

К концу дня я полностью отдался на волю Кикши и был озабочен лишь тем, чтобы с нее не свалиться. Она едва передвигала ноги, а у меня кружилась голова. Над нашими головами с ярко-голубого неба проливало свое тепло неутомимое солнце. Голод, на время отступивший, вернулся, меня тошнило, и от этого пересохшее горло болело еще сильнее. Когда я следовал за Девара, мне казалось, что мы направляемся в какое-то определенное место, и, несмотря на все сомнения, я чувствовал себя в безопасности. Но вот теперь день сменился ночью, на небе показались звезды, и я понял, что заблудился.