Страх Мудреца - Патрик Ротфусс

Что я знаю?

Я вытащил из разума сотню историй о Фелуриан и выделил из них повторяющиеся темы.

Фелуриан была прекрасна.

Она завораживала смертных мужчин.

Они следовали за ней в Фаэ и погибали в ее объятьях.

Как же они погибали?

Это было довольно несложно догадаться: экстремальные физические нагрузки.

Эти дела были довольно суровыми, и малоподвижным и хилым, возможно, не повезло так же хорошо, как мне. Теперь, когда я перестал замечать, что все мое тело чувствует себя хорошо выжатой тряпкой.

Мои плечи болели, колени горели и моя шея покрыта сладкими синяками от любовных укусов от моего правого уха, по моей груди и...

Мое тело покраснело и я изо всех сил нырнул в «каменное сердце» до тех пор, пока мой пульс не замедлился и я смог выбросить мысли о ней из передней части моего разума.

Я мог вспомнить четыре истории, где мужчины возвращались из Фаэ живыми, но все из них были надломлены, как булыжник горшечника.

Какой вид безумия они демонстрировали?

Навязчивое поведение, смерть от несчастного случая из-за отрешения от реальности или чахли от крайней меланхолии.

Трое умерло в течении оборота дней.

Четвертая история рассказывала о человеке, продержавшимся почти полгода.

Но что-то в этом не имело смысла.

Правда, Фелуриан была прекрасна.

Умелая?

Без сомнения.

Но до такой степени, чтобы каждый человек умирал или сходил с ума?

Нет. Это просто невероятно.

Я не хочу принизить опыт.

Я не сомневаюсь ни на секунду, что она, вполне естественно, лишала мужчин их способностей в прошлом.

Я, однако, чувствовал себя вполне здоровым.

Я коротко поразвлекал себя размышлениями о том, что я был сумасшедшим и не знал об этом.

Затем, я посчитал возможность того, что я всегда был сумасшедшим, признав ее как более вероятную, чем первую, а затем вытолкнул обе мысли из моей головы.

Глаза были еще закрыты и я наслаждался тихим томлением того рода, которого никогда не чувствовал раньше.

Я наслаждался, а затем открыл глаза и приготовился совершить свой побег.

Я осмотрел вокруг павильон из шелковых драпировок и разбросанных подушек.

Они были только украшением для Фелуриан.

Она лежала в центре всего этого, с округлыми бедрами и стройными ногами и гибкие мышцы двигались под ее кожей.

Она посмотрела на меня.

Если она была прекрасна в состоянии покоя, то проснувшись она стала прекраснее вдвойне.

Спящей она была как картина огня.

Проснувшись она была самим огнем.

Это может показаться странным, но в тот момент я почувствовал страх.

Это может показаться странным, что находясь на расстоянии вытянутой руки от самой привлекательной женщины в мире, я неожиданно вспомнил о своей собственной смертности.

Она улыбнулась, как кинжал в бархате и потянулась, как кошка на солнце.

Ее тело было создано, чтобы потягиваться, арка спины, гладкий простор ее подтянутого живота.

Круглая округлость ее грудей была поднята движением рук и я вдруг почувствовал себя, как олень в овраге.

Мое тело реагировало на нее и я чувствовал, как что-то молотит в холодное бесстрастие «каменного сердца» горящей кочергой.

Мой контроль на мгновение подскользнулся и менее дисциплинированная часть моего разума начала сочинять для нее песни.

У меня не было запасного внимания, чтобы обуздать эту часть обратно в себя.

Поэтому я сосредоточился на сохранении в «каменном сердце» игнорируя обоих: ее тело и болтливую часть моего разума, рифмующую куплеты где-то в затылке.

Это не было простым делом.

На самом деле это сделало обычные тяготы симпатической магии кажущимися простыми, как пропуск.

Благодаря обучению, которое я получил в Университете, я не был сломан, как жалкая сущность, которая была в состоянии концентрироваться только на своем собственном увлечении.

Фелуриан медленно расслабилась из своей растяжки и посмотрела на меня древними глазами.

Глаза не похожие ни на что, что я когда-либо видел.

Они были поразительного цвета...

Летние сумерки были в ее глазах.

...вид голубоватых сумерков

Они были очаровательны.

На самом деле...

С веками из крыльев бабочек.

В них не было вообще ничего белого...

Ее губы тени закатных небес.

Я сжал челюсти, отколов болтающий кусочек меня прочь, отослав его в дальний уголок моего разума, позволяя ему петь самому себе.

Фелуриан склонила голову набок.

Ее глаза были как намерение и невыразительны, как у птицы.

- Почему ты молчишь, пламенный любовник?

Я погасила тебя?

Ее голос был странным для моих ушей.

У него совсем не было шероховатостей.

Он был тихим и гладким, как кусок идеально полированного стекла.

Несмотря на свою мягкую странность, голос Фелуриан пробежал у меня по спине, заставляя чувствовать себя как кота, которого только что погладили до кончика хвоста.

Я отступил дальше в «каменное сердце», чувствуя прохладу и обнадеженность вокруг себя.

Хотя большая часть моего внимания была сосредоточена на самоконтроле, маленькая, безумная, лирическая часть моего разума вскочила вперед и заявила: - Никогда не погасишь.

Хотя я облит тобой, я горю.

Движение, когда ты поворачиваешь голову, как песня.

Это как искры.

Это как дыхание, которое волнует меня и любителей пламени огня, который не может не распространяться и реветь твое имя.

Лицо Фелуриан загорелось.

- Поэт!

Я должна была узнать тебя, как поэта, по тому, как двигалось твое тело.

Нежный шелест ее голоса снова поймал меня неподготовленным.

Он не был таким, как если бы ее слова были хриплыми или сухими или жаркими.

Он не был таким безвкусным и вызывающим, как это.

Но когда она говорила, я не мог не знать, что ее дыхание было выжато из ее груди, мимо мягкой сладости ее горла, а затем сформировано осторожной игрой губ, зубов и языка.

Она подошла ближе, двигаясь на руках и коленях по подушкам.

- Ты выглядишь, как поэт, пламенный и справедливый. - Ее голос был не громче, чем ее дыхание, когда она взяла мое лицо своими руками.

- Поэты мягче.

Они говорят приятные вещи.

Существовал только один человек, которого я когда-либо слышал, чей голос был похож на этот.

Элодин.

В редких случаях его голос заполнял воздух, как будто сам мир слушал.

Голос Фелуриан не резонировал.

Он не заполнил и лесной полянки.

Он был, как затишье перед внезапной летней бурей.

Он был мягкий, как кисточка пера.