Дом Морганов. Американская банковская династия и расцвет современных финансов - Рон Черноу

нанесла нокаутирующий удар, за день подняв свою окончательную цену с 38 до 41 долл. за акцию. В результате цена на акции Inco стала более чем в два раза выше, чем до начала ажиотажных торгов.

Greenhill будет вспоминать Inco с ностальгией, в то время как Фрэнк Петито окажется более трезвым и неоднозначным по отношению к враждебным рейдам, узаконенным Morgan Stanley. "Многие из них не удались", - говорил он впоследствии. "Но надо помнить, какие были времена. И всегда руководство хотело их проводить". Это было евангелие Morgan Stanley в 1970-е годы - что фирма была пассивным инструментом своих клиентов, даже в некоторой степени безвольной стороной. Greenhill настаивала: "Уолл-стрит не создавала тенденцию к слиянию. . . . Мы обеспечиваем заключение сделок". Если такой детерминистский взгляд избавлял фирму от ответственности, то он также выдавал некую невысказанную тревогу. Greenhill никогда не могла произнести слова "враждебный" или "недружественный". "Мы предпочитаем не называть их недружественными поглощениями", - заявил он в интервью журналу Business Week в 1974 году. "Если руководство не идет навстречу, это не значит, что сделка не отвечает интересам акционеров, и Morgan Stanley никогда бы не позволил себе ввязаться в сделку, которая таковой не является".

Подобно рейду Роберта Янга на New York Central, компания Inco-ESB продемонстрировала "выстрел в темноте", характерный для враждебных поглощений. Когда Greenhill набросилась на Fred Port, компания только что зарегистрировала рекордную прибыль за финансовый год - более 300 млн. долл. Несмотря на все свои обещания, Inco не смогла улучшить этот показатель. Компания ESB оступилась в конкурентной борьбе с батареями Dura-cell и необслуживаемыми автомобильными аккумуляторами Delco-Sears. К 1980 г. компания стала приносить убытки, и новый председатель совета директоров, Чак Бэрд, выставил ESB на продажу, заявив, что ему не нравится ее бизнес, ориентированный на розничную торговлю. То, что Боб Гринхилл впоследствии с тоской вспоминал об Inco-ESB, многое говорит о том, как инвестиционно-банковская деятельность становилась оторванной от экономических реалий, связанных с рабочими местами, заводами и людьми. По какой логике поглощение могло быть расценено как победа? Инвестиционные банкиры стали смотреть на бизнес своих клиентов в более краткосрочной перспективе.

Как только Morgan Stanley санкционировал недружественные поглощения, конкуренты тут же включились в работу. Через год Джордж Шинн из First Boston объединил усилия Брюса Вассерштейна и Джо Переллы для организации отдельной операции по слияниям и поглощениям. В 1974 году 100 млн. долл. еще считались крупной сделкой. К 1978 году более восьмидесяти сделок превышали эту сумму, а диапазон от 500 до 600 млн. долл. стал обычным явлением. В отличие от конгломератных поглощений 1960-х годов, которые финансировались за счет акций приобретаемой компании, новые поглощения осуществлялись в основном за счет денежных средств. Поскольку Morgan Stanley получал комиссионные в процентах от общей суммы сделки, его прибыль резко возросла.

Как и торговые операции, работа по поглощениям способствовала диверсификации фирмы. В отдел слияний и поглощений были направлены три женщины-специалиста. Однако Гринхилл и его коллеги-мужчины возвели вокруг женщин стену и выделили их в отделы "статистики". Их жены также сговорились низвести женщин до статуса второго сорта: когда незамужние сотрудницы Morgan Stanley собирались ехать в Лондон и Кливленд по делам о слияниях и поглощениях, две раздраженные жены позвонили им и заявили, что они не согласны. До середины 1980-х годов ни одна женщина в Morgan Stanley не стала управляющим директором.

Переход Уолл-стрит на работу по слияниям перерос в давку после 1 мая 1975 года, когда SEC отменила фиксированные комиссионные по сделкам с акциями. Это лишило ценные бумаги легкого и надежного потока доходов и заставило их искать новый бизнес. Morgan Stanley, который теперь проводил блочные сделки для учреждений, активно лоббировал эту меру. Боб Болдуин, позаимствовав термин из своей военно-морской карьеры, предупредил, что "Mayday" может привести к краху 150-200 региональных фирм - тревожный прогноз оказался заниженным. Morgan Stanley рассматривал эти региональные фирмы как возможный буфер против таких гигантов розничной торговли, как Merrill Lynch. Будучи главой оптовой фирмы, долгое время опиравшейся на региональных брокеров, Болдуин не хотел видеть гибели столь ценимого им мира синдикатов.

Когда в 1975 г. наступил "майдай", Morgan Stanley попытался переломить ситуацию и удержаться на старых ставках. По Уолл-стрит распространились необоснованные слухи о том, что компания может исключить из своих синдикатов все фирмы, которые опускаются до снижения цен, - это обвинение Болдуин назвал "возмутительной ложью". Однако сдержать море перемен было невозможно, и ставки комиссионных для институциональных инвесторов упали на 40%. Из этого пепла возникла новая, пиратская Уолл-стрит. Даже консервативные фирмы стали применять тактику, которая раньше считалась подходящей только для недовольных аутсайдеров. В ходе поглощения Inco-ESB именно Morgan Stanley, флагман Уолл-стрит, первым развернул "Веселый Роджер", и ему предстояло плыть по все более неспокойному морю.

 

ГЛАВА 30. ШЕЙХИ

 

Для Morgan Guaranty рецессия 1973-74 гг. также стала новым неспокойным миром. Арабское нефтяное эмбарго и последовавший за ним скачок мировых цен на нефть привели к инфляции и обвалу финансовых рынков. После того как в начале 1970-х годов были отменены фиксированные валютные курсы, торговля иностранной валютой превратилась в дикую игру в покер. В ноябре 1973 г. президент Morgan Уолтер Хайнс Пейдж предостерег друзей из Franklin National Bank от чрезмерного увлечения валютными операциями и незаметно обратил внимание ФРС Нью-Йорка на эту проблему. В мае 1974 г. убытки Franklin от валютных операций привели к первому крупному банкротству со времен депрессии и самому крупному банкротству в истории США. В июне, когда Bankhaus Herstatt, крупнейший частный банк Западной Германии, загадочным образом обанкротился, это повлекло за собой убытки Morgan Guaranty в размере 13 млн. долл. Осенью того же года Fortune предупреждал: "Финансовая система страны столкнулась с самым серьезным кризисом со времен банковского праздника 1933 года. Это кризис доверия. Общественность все больше беспокоится о платежеспособности даже самых прибыльных банков".

Когда над банковским миром сгустилась непроглядная мгла, банки неожиданно соблазнились арабскими нефтедолларами. Если арабы вызвали финансовый кризис, то они же стали и его очевидным лекарством. Для Morgan Guaranty, с трудом удерживавшего баланс, ливень нефтедолларов был сюрреалистической красоты, как радуга в бурю. "Мы так беспокоились о долларах", - говорит Уолтер Пейдж. "А тут появились саудовцы с большим количеством долларов, чем мы умели хранить. Вам почти пришлось стать саудовцами - быстро". Нефтедоллары стекались в основном в четыре американских банка - Morgan Guaranty, Chase, Citibank и Bank of America. Будучи по натуре снобами, арабы предпочитали консервативные банки с "голубыми лентами" и ценили ауру старых